разноцветных бликов. С огромным трудом я сдержала себя, чтобы не подхватить на руки уродца-лилипута вместе с его табличкой и не закружить его в экстазе в воздухе. Меня ждали. На меня рассчитывали. Еще мгновение назад вся обстановка казалась мне неприятно-наигранной и враждебной. Теперь я распрямилась, расправила крылья и, легко вальсируя, устремилась в противоположном направлении. Даже мальчики- содомиты и приседающие девушки-босоножки представлялись верхом юмора, любви и праздника жизни. Отовсюду лились бурлящие весельем потоки света и тьмы, музыки и нежности. Какой-то плюшевый медвежонок прижался к моей седой волчице, теперь уже не маске, а самой что ни на есть настоящей, степной зверюге. Я захохотала, вырываясь из его объятий. «Не могу, не могу! Я должна лететь в Рай! Меня ждет Стива!» — «Тогда хоть поцелуй меня на прощанье!» Я увидела перед собой улыбающееся лицо Николяши, который стремительно и смачно припал к моим губам. На минуту или две мы закружились в танце. Я задыхалась. Он выпустил меня из объятий, когда я уже была готова плюхнуться в обморок, и навсегда исчез в толпе. «Пожалуйста, не забывай меня!» — крикнула я ему вслед.
Я оказалась перед дверьми лифта. Шагнула в зеркальную кабину. Не раздумывая, надавила на верхнюю кнопку, сиявшую золотым светом: «Эдем». Кабина с такой силой взмыла вверх, что меня обдало горячей волной, а из пасти моей волчицы вырвался страстный рык. Я хотела рассмотреть себя в зеркалах, но смогла увидеть лишь свои воспаленные, сверкающие глаза с неправдоподобно расширенными зрачками.
Верхние помещения представляли собой вереницу альковов, слабо подсвеченных золотистым светом, со стеклянными потолками, наподобие оранжерей, сквозь рамы которых виднелось полное звезд ночное осеннее небо. Едва я приблизилась к первому закутку, мне навстречу шагнула белокурая девушка, скорее, молодая женщина, с лицом, набеленным, как у Пьеро. Несмотря на ее неземной, отрешенный вид, я сразу догадалась, кто она такая. Это, конечно же, была я сама, только давным-давно минувшая, — молодая, печальная и полная иллюзий. А между ног выглядывает — милый, нежный волчонок с розовым, влажным язычком.
— Ты?! — задохнулась от изумления я, испытывая почти неодолимое желание заключить ее, как во сне, в объятия, чтобы снова стать самой собой.
Девушка взглянула на меня почти строго.
— Александра. Наконец-то.
Слава Богу, я была в своем уме. Передо мной стоял переодетый девушкой Стива. Все женское необычайно шло ему. Расшитые золотистыми блестками туфли, черные чулки, просвечивавший сквозь цвета морской волны блузку черный лифчик, сиреневая косынка, перехватывавшая талию, серьги, кольца на красивых руках, необыкновенного изумрудного оттенка лак на ногтях. Грудь выглядела такой соблазнительно настоящей, рельефной, что ее действительно хотелось пощупать. (Боже мой, неужели я такая извращенка?) Я ни секунды не сомневалась в том, что он способен покорить, соблазнить любого человека на этом сумасшедшем бал-маскараде, будь то мужчина, юноша, женщина или молодая девушка.
— Стёпушка! — вырвалось у меня расслабленно-нежное, но я тут же поправилась: — Извини, Стива… Значит вот как ты решил нарядиться! Это что же, новый раздел науки отношений между мужчиной и женщиной — наших особых отношений? А может быть, в таком очаровательном наряде ты решил испытать пределы моей дружбы и преданности?
Неопределенно, но по-прежнему серьезно он поднял на меня глаза.
— Может быть, и так, — загадочно сказал он. — Испытание нашей дружбы впереди. Ты должна, наконец, постичь, как ничтожно мало значат наши чувства и мысли, мнения и пристрастия, настроение и опыт. И как много значит знание. Во всяком случае, у тебя будет возможность испытать всесилье своей свободной воли: принять Истину или отвернуться от Нее…
— Я готова, — поспешно заверила я его. — Я согласна. Разве у меня есть другой выбор? А что, собственно, в программе? Кроме голубых мальчиков и писающих девушек. Хотелось бы знать, что меня ожидает.
Моя болтовня никогда не могла поколебать его сосредоточенности. Между тем я заметила, что с его глазами, цвета синего пороха, происходило что-то невероятное. Как будто в них вращалась какая-то другая, совершенно новая вселенная. Непомерно расширенные зрачки отсвечивали каким-то потусторонним сиянием. Может быть, именно так должно было отсвечивать сияние Истины.
— Честно говоря, я еще и сам толком не знаю, — спокойно отозвался он. — Своего рода эксперимент. Вот, что в программе. Что-то наподобие психофизического катарсиса. Мне лишь известно, что перед этим мероприятием желательно определенным образом подготовиться, настроиться. Ничего особенного. Просто постараться оставаться самим собой. Впрочем, и это необязательно. Слухи самые фантастические. Не исключено, что это очередное надувательство. Скоро узнаем!
— Сгораю от нетерпения приобщиться. У меня — что в голове, что в душе — свободно и привольно как никогда.
— В любом случае, у нас еще есть немного времени. Дождемся Агнии. А пока еще немного побудем существами темными, непосвященными. В общем, безответственными.
— С удовольствием!
Вокруг нас по-прежнему бурлило веселье. В лице Стивы, представшего передо мной в облике молоденькой женщины, я обрела если не саму себя, то милую и желанную сестру и подругу. Мы выпили еще по бокалу-другому шампанского и, взявшись за руки, бросились в самую гущу веселой кутерьмы. Кажется, из нас получилась прекрасная парочка — две сестрицы или подруги, заглянувшие на бал-маскараде в поисках приключений. Не знаю, в чем дело, но, объединившись, мы, без сомнения, стали излучать эротическую энергию самого высокого накала. Мужчины (и не только) так и вились вокруг нас. Как бы не относился ко мне Стива, какой бы глупой и неприспособленной не считал до этого, я была уверена, что отныне моя дружба и преданность по отношению к нему вообще не имеет границ. К тому же, нет-нет, я бросала на него торжествующие улыбки, смысл которых был ему неведом. И у меня могли быть свои маленькие женские тайны и секретные, далеко идущие планы. Мои маленькие коммерческие «махинации». Неужели я лукавила даже перед самой собой, когда еще совсем недавно воображала себя загнанной на край пропасти, — в то время как в глубине души прятала и лелеяла честолюбивые надежды?
Однако сегодня и впрямь была особенная ночь. Я восхищалась и любила моего наряженного девушкой Стиву так страстно, волшебно и бездумно, как маленькая девочка может любить свою роскошную, только что подаренную ей куклу. Я без умолку болтала с ней о самых сокровенных глупостях, и совсем не понарошку слышала ее воображаемые ответы… Да, да, я любила именно той невозможной любовью, какой любят куклу. В такой любви счастливое взаимное обладание рано или поздно должно обернуться роковой развязкой, крушением иллюзии, — в тот самый момент, когда душа замрет перед непреодолимой гранью между воображаемым и реальным мирами… Но пока этого не произошло, я могла наслаждаться лучшей, величайшей из иллюзий.
О, эта кукла очаровывала не только меня! Как две бесшабашные подружки или сестры, впервые вырвавшиеся на просторы светской разнузданности и готовые к любым подвигам, мы забыли обо всем, чему нас учили строгие учителя и дуэньи, и с восторгом повели счет любовным победам. Как будто не знали, и знать не хотели, что бушующая вокруг вакханалия соблазнов и пороков не воображаемая, а самая что ни на есть настоящая. Здесь мужчины флиртовали с женщинами, женщины с мужчинами, мужчины с мужчинами, женщины с женщинами, — ведать не ведая ни о каких грехах и заповедях. Это было вечное путешествие в запретное, на которое прямо намекали все без исключения поэтические кумиры. Я и Стива охотно давали массу самых фривольных обещаний, назначали кучу свиданий, но и не думали на них идти, а, заманив жертву в свои сети, в самый последний момент исчезали. Перехлестывающее через край ощущение жизни. Странное дело, иногда мне даже чудилось, что в этой девушке есть что-то от Маси, умершей любовницы Агнии. Ни разу в жизни я не испытывала ничего подобного, хотя грезила об этом с тех пор, как заподозрила, что за чистым, рациональным и нравственным мирком, распорядком и правилами которого была обложена, словно ватой, существует безумная, грязная вселенная. Теперь, в огне, в поту, меня носила алчущая толпа, с которой я была единой плотью. Первичной материей. Протоплазмой. Если бы кто-то вдруг шепнул мне, что я когда-то была дочерью, женой, матерью, я бы, наверное, не поверила. Словно после долгих странствий и мытарств отыскав родное пристанище, я была безумной среди безумцев, нищей среди нищих, дебилкой среди дебилов. Да будет так! Зато я ничуть не удивилась, когда какой-то сумасшедший вперемешку с
