настолько близки, я не хочу терять тебя!
— Я все равно должна буду уехать. Я не могу оставлять свою школу больше чем на шесть недель. Моя сестра не справится одна, она же еще учится.
— А может, ты оставишь свою школу и станешь моим постоянным телохранителем? — Хейл взял Элизабет за руку.
Ее глаза широко раскрылись, и она непонимающе взглянула на Хейла:
— В каком смысле?
— Я делаю тебе деловое предложение.
— Ты хочешь, чтобы я была твоим телохранителем и после того, как преступника поймают?
Хейл выразительно кивнул:
— Так ты всегда будешь рядом со мной.
Элизабет вскочила со стула. Да за кого он ее принимает?! Уж не за восторженную ли поклонницу, всегда следующую за ним по миру и на каждом концерте пожирающую его взглядом? Он хочет, чтобы она стала его любовницей, которая всегда будет под рукой. Элизабет подавила желание послать его ко всем чертям сразу и решила быть деловой и сдержанной:
— Я… подумаю над твоим предложением.
Хейл засиял и подарил ей такую ослепительную улыбку, что сердце ее угрожающе подпрыгнуло в груди.
Элизабет не испытывала сожалений о прошлой ночи, но твердо знала, что такое не должно повториться. Поэтому Хейлу лучше выкинуть из головы надежду на то, что она может стать его любовницей.
На сегодня у певца были намечены визиты в две больницы. Когда Элизабет и Хейл покидали последнюю больницу, у подъезда девушка заметила поджидающих папарацци. На них было нацелено больше дюжины камер. Хейл крепко взял Элизабет за руку и быстро провел к машине, будто им угрожали снайперы. Кое-кто из журналистов бежал за певцом к машине, умоляя сказать пару слов в камеру. Элизабет показалось, что в толпе она заметила и Уиллу, которая брала интервью накануне.
Позднее днем у Хейла была назначена встреча на местном телевидении. Молодая журналистка Синди Маркс была обладательницей фигуры, при виде которой, как показалось Элизабет, должно бы замирать и наземное, и воздушное движение. Но, несмотря на красоту журналистки, Хейл адресовал ей свою дежурную улыбку и вел беседу так, словно не замечал ее сногсшибательных форм.
Синди начала интервью с вопросов о музыке и закончила, как это бывало обычно, вопросами о личной жизни.
— Как вы себя чувствуете в роли секс-символа?
Элизабет это не поправилось: почему все интервью Хейла рано или поздно скатываются на эту тему?
— По мне, так лучше быть секс-символом, чем никем, — протянул Хейл с кривой усмешкой.
— А что насчет женщин? — Синди поближе пододвинулась к Хейлу, так что их колени соприкоснулись. — Это турне сильно подмочило вашу репутацию донжуана. За все время ни одной скандальной истории.
— Пожалуй, за мной и так тянется слишком длинный хвост скандальных историй.
К тому времени как Синди задала все вопросы, Элизабет пришла к выводу, что часок-другой медитации очень бы не помешал. Она вся клокотала от возмущения. С удовольствием проводив журналистку до двери, Элизабет пригласила второго журналиста.
Следующим интервьюером оказался симпатичный молодой человек скромного вида, чьи вопросы сводились целиком к музыке. Впрочем, казалось, что Гари Санчес не слишком увлечен темой своего интервью, и его взгляд мечтательно блуждал по фигуре Элизабет.
— Кажется, тебя наняли для того, чтобы ты наблюдала за моим окружением, а не флиртовала напропалую, — возмутился Хейл, когда Гари Санчес ушел.
— Я и не флиртовала.
— Да это же было заметно невооруженным взглядом!
Элизабет подумала, что ревность сегодня просто витает в воздухе.
— Я могу посмотреть визитку, которую дала тебе Синди?
Хейл иронично поднял бровь и поинтересовался:
— Думаешь, эта симпатичная штучка может мне угрожать?
— Все может быть.
— Но ты ведь не ревнуешь, правда?
— Разумеется, нет. — Она вздернула подбородок. — Я просто делаю свою работу.
С легкой усмешкой Хейл достал из кармана визитку и, пробежав по ней глазами, расхохотался:
— Ну надо же!
— Что там?
Оказалось, что на обратной стороне карточки журналистка написала домашний адрес и телефон. Рядом с телефоном Синди оставила алый след поцелуя, видимо, чтобы у Хейла не оставалось ни малейших сомнений относительно ее намерений. Элизабет, ни слова не говоря, вернула визитку Хейлу.
— Какой здесь дружелюбный народ, — пошутил он и со смехом разорвал визитку на маленькие кусочки.
— Зачем? — воскликнула Элизабет, ликуя в глубине души. — Я не собираюсь вмешиваться в твою личную жизнь!
— Ты уже вмешалась. Ты же слышала, что сказала эта прелестная леди? Моя репутация донжуана трещит по швам, — попенял ей Хейл.
— Ну, турне еще не завершилось. У тебя есть время наверстать упущенное.
— Ох, Лиззи! — Хейл нежно провел кончиками пальцев по ее щеке. От этого легкого, ласкового прикосновения теплая волна разлилась по телу Элизабет, и она отпрянула.
— У нас есть время, чтобы немного передохнуть перед обедом? Я ужасно устала.
— Хорошая мысль! Нам понадобятся свежие силы этим вечером, — весело объявил Хейл. — Мы идем на родео!
- Нет!
— Я как следует замаскируюсь. Даже ты меня не узнаешь!
— Нет! — Она топнула ногой. — Никакого родео!
— Тогда я пойду один. Я же говорил тебе, что никто не заставит меня прятаться!
Элизабет пришлось согласиться. После обеда Лео усадил их в машину и повез на родео. Маскировка Хейла состояла из серо-белого парика, накладной козлиной бородки и очков. Метаморфоза поразила Элизабет, потому что теперь Хейл выглядел как профессор-зануда.
Девушка никогда раньше не бывала на родео, но ей понравилось, как искренне Хейл болел за соревнующихся. Пока она беспокойно изучала толпу, Хейл терпеливо объяснял ей правила и подробно рассказывал, в чем суть каждого состязания. Однако настоящее удовольствие ей доставили слова о том, что пора отправляться обратно. Элизабет только было вздохнула с облегчением, как Хейл таинственно добавил, что им надо успеть еще в одно место.
К удивлению девушки, Лео остановил автомобиль возле танцевального зала «Дакота».
— Пришло время научиться тустепу, дорогая.
Элизабет колебалась. Она представления не имела, с чего начинать.
— Нет, Хейл.
— У тустепа богатая история. Неужели не хочешь к ней приобщиться? — настаивал Хейл.
Элизабет заметила, что тягучий техасский акцент то пропадает, то вновь появляется в речи Хейла. Сейчас он говорил практически без акцента.
Скрипки и гитары наигрывали незамысловатую мелодию, когда Хейл начал объяснять основные па. Он вытянул левую руку и сказал:
— Положи свою руку на мою, Лиззи.
С небольшой заминкой она последовала его указаниям, сразу почувствовав, как правой рукой Хейл крепко обнял ее за талию. От его прикосновения по телу пробежала приятная дрожь.
— В этом танце надо кружиться и плавно покачиваться, отсчитывая раз-два, раз-два, и скользить… —
