на стол вишневый пирог. Мика сунул в него палец, но, посмотрев на багровый сгусток начинки, не стал слизывать, вытер палец о джинсы. Зеленая фасоль уже закипала, я добавила в нее масла, так делала тетя Руби. Я нарезала хлеб. Хелен говорила, у меня отлично получится, я точно не порежусь. Бойд вернулся за тетей Руби, велел ей идти за ним.
— Ничего говорить не буду, — заявила тетя. — Я устала. Хочу полежать.
— Женщина, а ну встать! — хрипло рявкнул Бойд.
Тетя пьяно отмахнулась.
— Иду, совсем не обязательно хамить.
Я поставила на стол блюдо с фасолью, отходя к плите, увидела, как из сарая выносят что-то огромное, в черном мешке. Хелен плотно закрыла дверь, хотя в кухне было жарко и душно.
— Давайте накрывать на стол.
Я расставляла тарелки, а снаружи доносились вопли тети Руби:
— Вы его уже совсем забираете? Вот так сразу?
Она завыла, как настоящая банши[10].
Пришел Бойд, помыв над раковиной руки, молча сел за стол. Верещанье сирен постепенно отдалялось. Вскоре в дом вернулась тетя Руби, какое-то время из коридора и гостиной доносились глухие стуки, потом все стихло.
Мы раскладывали вилки и ножи, что-то передвигали, что-то переставляли, с необыкновенной сосредоточенностью. Я надеялась, что тетя Руби не придет, что мы будем ужинать только с Хелен и Бойдом. Я очень надеялась. Есть не хотелось, но мы все же попытались себя пересилить. Мика зачарованно смотрел, как тающее масло просачивается в картофель. А я ни на что не смотрела, я отчаянно ждала, когда же приедут мама и папа. Они уже отдохнули, с проблемами разобрались, теперь все у нас будет хорошо.
Я была маленькой провинциальной девчушкой. Что я тогда понимала…
ГЛАВА 10. Я тебя подожду
Бойд и Хелен тоже их ждали. Приехал папа, один. И тут же ринулся в сторону гостиной, но тетя Руби не соизволила даже оглянуться, хотя папа не просто стоял в дверях, а громко перешептывался с подошедшими Хелен и Бойдом.
Папа наконец обернулся и посмотрел на нас. У него округлились глаза.
— Что тут, черт возьми, произошло?
— Вот и я о том же спрашиваю. — Бойд сунул руки в карманы. — Мы пойдем. Если что понадобится, милости просим.
Я вдруг поняла, что мне хочется уйти к Хелен и Бойду, навсегда. На прощание Хелен крепко нас обняла. Когда закрылась дверь, я услышала, как она сказала:
— Несчастные малыши…
Тетя Руби попыталась встать с дивана, но чуть не брякнулась на пол. Она решила больше не рисковать и грузно привалилась к спинке.
— У меня умер муж. Уж-ж-жасная смерть. Кровищи жуть. Во! Пятно на блузке. Кишки кругом.
Папа завис над ней.
— Что ты сделала с моими детьми?
— Мне щас не до них, не до козявок твоих. У м-меня что щас главное? По-хо-ро-ны.
Папа стиснул кулаки.
— Что ты с ними сделала, шлюха безголовая?
В ответ тетя Руби прорычала:
— Мужу моему пропороло брюхо, поэтому пошли вы все н-на-а-а фиг.
— Сука чертова! Посмотри на них! Посмотри на моих детей!
Папа тыкал пальцем в нашу сторону, мы стояли не двигаясь и будто воды в рот набрали, изо всех сил старались не смотреть на диван с распластавшейся на нем тетей.
— А не скажешь, какого черта ты и сестрица сбагрили мне своих невоспитанных сопляков? А теперь отста-а-ань. Мне надо звонить в страхкомпанию, пусть гонят денежки за гибель от несчастного случая.
Она уставилась на папу и протяжно рыгнула.
Мне хотелось, чтобы папа накричал на нее. Пусть бы даже избил эту сволочь, как кусачую собаку.
Но папа лишь резко выдохнул:
— Все. Прочь из этой клоаки. Вещи можете оставить тут.
— Да, лучше катитесь отсюда поскорее. А шмотки их сраные я потом выкину.
Тетя Руби, пошатываясь, потащилась в коридор.
Папа тут же развернулся и быстро вышел на улицу.
Я побежала собирать свои пожитки, мне совсем не хотелось, чтобы тетя Руби их выкинула. Меня нагнал Мика, прошипев:
— Ви! Брось ты все это!
Я не собиралась ничего бросать. Мика помогал мне. Потом мы собрали и его вещи. Было страшно: сейчас в коридоре раздастся топот, и тетя нас сцапает. Когда мы снова вернулись в гостиную, тетя рылась в записной книжке, приговаривая:
— Надо сообщить его папе и маме. А потом братцу.
Она посмотрела на нас:
— Вы еще здесь, засранцы?
Я сломя голову помчалась к двери, а Мика подскочил к тете и выбил книжку из ее рук. Пролетев по всей комнате, книжка шмякнулась об стену. Голос у брата вибрировал, как барабан под ударами:
— Гадский дядя Арвилл жарится в аду, и ты туда же попадешь, грязная шлюха.
Я не верила своим ушам. Тетя Руби тоже обалдела и только растерянно разевала рот, как огромная уродливая рыбина. А Мика гордо развернулся, совсем как папа, и решительно двинулся к крыльцу.
Я бежала за ним, а тетя Руби кричала вслед, что убьет обоих, если мы посмеем вернуться.
— Я никогда сюда не вернусь, никогда, — сказал Мика.
Я схватила его за руку, и мы уже вдвоем трусили по двору, с чемоданами.
Папа ждал, наполовину высунувшись из «рамблера».
— Быстро в машину. Оба.
Мы юркнули внутрь. Папа катил по склону холма, сзади клубилась пыль.
Вот теперь можно было вздохнуть спокойно.
Папа крутил руль одной рукой. Вторая лежала на спинке сиденья, по которой он постукивал сначала только мизинцем, но постепенно к дроби подключились и остальные пальцы. В зеркале заднего обзора он то и дело ловил взгляд Мики, выжидая, когда тот заговорит.
Мика отмалчивался, тогда папа спросил:
— И что же там у вас творилось?
— Ничего.
— Хватит уже.
— Хватит что?
— Вилять, вот что. Все это очень серьезно. — Папа перевел взгляд на меня, я потрогала искромсанные волосы.
— Она психопатка, ваша тетя Руби, — сказал папа.
— Тогда почему вы с мамой нас к ней отправили?
Папа довольно долго молчал. А потом сказал, спокойно так:
— Не знаю, сынок. Я не знаю.
Постукивавшие по спинке пальцы переместились на голову, он взъерошил волосы, но руку потом не убрал, словно хотел удержать внутри мечущиеся мысли.
