доходивших их владельцу только до колен, и доисторического красного мундира французской армии с огромными шерстяными эполетами на плечах. Голову его увенчивало нечто вроде тюрбана, украшенного длинными перьями. Спереди мундир широко расходился, выставляя на всеобщее обозрение щуплую грудь, не прикрытую ни жилетом, ни рубашкой. Поверх мундира был надет кожаный пояс, на котором висели несколько кошельков, набитых разнообразными полезными мелочами. Из-за пояса торчали рукоятки ножа и двух пистолетов, а в руке незнакомец держал ружье необычайно большой величины. Этот человек с примечательной внешностью вошел к лейтенанту вместе с офицером, а четверо солдат остались стоять снаружи.
Всю эту картину Серый наблюдал при быстро тающем свете дня, а потом на улице стало совсем темно, и в хижину вошел присланный лейтенантом негр-слуга. Он зажег лампу, а потом снова удалился, чтобы принести гостю кувшин маризы и несколько свежеиспеченных лепешек.
Немного погодя к Пфотенхауеру заглянул Сын Тайны. Он пришел спросить, как немцу нравится его новая квартира.
— Она превосходна! — отвечал тот. — А где поселили тебя?
— В токуле Храпуна. Я думаю, он будет очень рад узнать об этом, когда вернется со своего дежурства.
— Я был немного изумлен, когда понял, что тебя здесь все знают. Ты, значит, уже бывал в Магунде?
— Да, как ты уже слышал.
— А как долго ты здесь жил?
— Несколько месяцев.
— Это было давно?
— Четыре года назад.
— Что привело тебя сюда?
— Прости, господин, это тайна.
— Вот как! Храпун упомянул что-то об Абдулмоуте. Выходит, ты и раньше знал его и Отца Смерти?
— Да, эфенди.
— И не сказал мне об этом ни слова!
— Не обижайся! Об этом я никому не рассказываю.
— Я ни в коем случае не собираюсь вмешиваться в твои дела. Скажи мне только одно: в тот раз ты приходил сюда один или с кем-нибудь?
— Об этом я тоже не могу говорить.
— Хорошо. Тогда давай поговорим о другом. Ты видел чужаков, которые недавно явились сюда?
— Да. Я был как раз в токуле лейтенанта, когда они пришли. Офицер прибыл на дахабии и спрашивал, можно ли бросить якорь в гавани.
— Откуда он идет?
— Он спускается по реке. Он интересовался у лейтенанта, не знает ли он, вернулся ли Абуль-моут в свое селение.
— Ты не спросил у этого офицера, есть ли на его корабле пассажиры?
— Нет. Он говорил с комендантом, а не со мной.
— Вполне возможно, что на этой дахабии находится брат моего товарища. Я хочу пойти к капитану и расспросить его.
— Его уже нет, он ушел вместе со своими солдатами, чтобы подогнать корабль к берегу.
— Тогда я подожду, пока он вернется.
— Может быть, ждать и не придется: его спутник, тот, что похож на попугая, остался здесь. Прислать его к тебе?
— Да, позови его, пожалуйста!
Сын Тайны вышел, и вскоре после этого в дверях появился человек в красном мундире. Все его лицо был испещрено оспинами, и, может быть, вследствие той же болезни его усы состояли всего из нескольких волосков, которые, несмотря на явную заботу хозяина, торчали, как щетина, в разные стороны. «Усач» отвесил весьма замысловатый поклон и сказал:
— Я слышал, что ты эфенди и желаешь со мной говорить. Что тебе нужно?
— Я хотел бы знать, откуда идет дахабия, на которой ты приехал?
— Из Фашоды.
— А! И ты прямо в Фашоде сел на этот корабль?
— Да.
— Кто еще на нем находится?
— Солдаты.
— А штатских там нет?
— Есть несколько человек.
— Кто эти люди?
— Ну, прежде всего я!
— Значит, ты не солдат?
— Нет.
— Но носишь форму?
— Да, потому, что мне так нравится, и потому, что мое путешествие — военный поход.
— Могу я спросить, как тебя зовут?
— Моего настоящего имени ты не смог бы выговорить. Здесь меня обычно называют Абуль-хадашт- шарин. Отец Одиннадцати Волосинок. Со мной также находится мой товарищ Абу Дих — Отец Смеха.
— И больше никого?
— С нами находится еще великий ученый и эфенди, чьим адъютантом и лучшим другом я являюсь.
— Как его имя?
— Абуль-арба-уюн, Отец Четырех Глаз.
— Четырех глаз? Он что, носит очки?
— Да.
— Куда он едет?
— К ниам-ниам, а перед этим он собирается навестить селение, которое принадлежит Абуль- моуту.
До сих пор Пфотенхауер слушал спокойно, но при последних словах собеседника он вскочил и взволнованно воскликнул:
— Он ведь чужестранец, немец, и зовут его Шварц, правда?
— Да, это он, и зовут его именно так, да. Ты его знаешь?
— Нет, но я знаю его брата, который едет ему навстречу. Итак, он здесь, здесь, на дахабии?
— Да. Я сейчас как раз пойду вниз, к гавани, чтобы его встретить.
— Я пойду с тобой. Я должен быть там, когда он высадится на берег! Мне не терпится его увидеть и поприветствовать!
— Тогда пойдем вместе.
Последние слова были сказаны тоном высокого покровителя, который находится в благодушном расположении духа. Пфотенхауер воспринял их спокойно и лишь удивленно улыбнулся, после чего новые знакомые покинули токул и сериба и зашагали к реке.
Храпун со своими людьми по-прежнему стоял на берегу. Неподалеку от них лежала лодка. Пфотенхауер и Отец Одиннадцати Волосинок забрались в нее и принялись ждать прибытия дахабии.
— Ты сказал, что ты его друг и адъютант, — снова заговорил Серый, — с каких же пор?
— С Фашоды. Но познакомились мы еще раньше, в пустыне. Там мы вместе убили двух львов и победили шайку хомров, которые хотели на нас напасть. Шварц — необычайно смелый и умный человек.
— Это я знаю.
