– Ну, или…
– Или тебя спросить, не…
– Ну, говори же, ага!
– …не богат ли ты. О, эмир, у меня самого не было бы ни одной пара, если бы ты мне сегодня ничего не дал! А из них Мерсина уже взяла себе тридцать пять пиастров!
Одолжить мутеселлиму пятьсот пиастров, чтобы он мог меня принять, – все равно что подарить. Это была приблизительно сотня марок. Нельзя сказать, что я был совсем без средств, благодаря деньгам, найденным на коне Абузейфа. Для нашей же цели благоволение мутеселлима было бы необычайно выгодно. Во всяком случае, я мог дать пятьсот пиастров, и столько же, я думаю, дал бы мистер Линдсей, который охотно потратится для такого приключения на столь ничтожную для него сумму. И я пошел в комнату англичанина, оставив агу ждать меня внизу.
Сэр Дэвид был как раз занят переодеванием. Его длинное лицо сияло от удовольствия.
– Мистер, как я выгляжу? – спросил он.
– Совсем курд!
– Well! Очень хорошо! Отлично! Но как мотать тюрбан?
– Дайте мне!
Он еще ни разу в своей жизни не держал тюрбанной ткани. Я усадил ему на сияющую главу шапку и искусно обмотал ее черно-красным полотнищем. Так я создал один из тех огромных тюрбанов, какие в этой стране носят только лишь вельможи и благородные мужчины. Такой головной убор часто имеет четыре фута в диаметре.
– А вот и курдский великий хан!
– Превосходно! Великолепно! Классное приключение! Амада эль-Гандура освободить! За все заплатить, все хорошо оплатить!
– Вы серьезно, сэр?
– Почему несерьезно?
– Впрочем, я знаю, что вы весьма зажиточны и умеете своевременно пустить в дело свое богатство.
Он глянул на меня быстро и испытующе и спросил:
– Нужны деньги?
– Да, – просто ответил я.
– Well! Вы получите их! Это для вас?
– Нет. Я надеюсь, что вам не придется узнать меня с этой стороны.
– Да, сэр! Тогда для кого?
– Для мутеселлима.
– A-a! Почему? Для чего?
– Этот человек очень беден. Султан уже одиннадцать месяцев не платит ему жалованье. И по этой причине он применял известную систему всех турецких чиновников и порядочно высосал соков из местного населения. Теперь ни у кого ничего нет, и никто не может, следовательно, ему дать в долг. Поэтому мой визит создал неловкую ситуацию. Он должен меня хлебосольно принять, но не обладает для этого нужными средствами. Поэтому он одолжил барана и всякое прочее и спрашивал меня тайком, не достаточно ли я богат, чтобы одолжить ему пятьсот пиастров. Конечно, это сделано чисто по-турецки, и на возврат не надо надеяться. Но поскольку нам важно заполучить в его лице союзника, я решил…
Он прервал меня жестом.
– Хорошо! Дадим ему банкноту в сотню фунтов!
– Этого слишком много, сэр! Это по курсу Константинополя составляло бы одиннадцать тысяч пиастров. Я хочу ему дать лишь пятьсот и вас прошу добавить столько же. Он остался бы этим доволен.
– Тысяча пиастров! Слишком мало! Подарил же я арабским шейхам шелковое платье! Хотелось бы его видеть. Пойдем вместе, я все заплачу.
– Мне это подходит.
– Тогда поставим в известность агу!
– А что мы будем делать?
– По дороге купим подарок, вложим деньги.
– Но не слишком много, сэр!
– Сколько? Пять тысяч пиастров?
– Пять тысяч – больше чем достаточно!
– Well! Значит, пять тысяч! Есть!
Я вернулся к Селиму-аге.
– Скажи коменданту, что я приду с одним из моих спутников.
– Когда?
