Селим-ага завращал глазами.
– Эти эфенди – эмир и бей. Ты же только курд. Ты пройдешь лишь после них.
– У меня такие же права, что и у них. Я посланец одного смелого человека, который тоже бей.
Прямодушный и бесстрашный нрав этого курда понравился, хотя его претензия косвенно была направлена против меня. Ага необычайно разгневался, снова начал вращать глазами и ответил:
– Твоя очередь позже или, может, совсем никогда. Тебе неизвестны самые элементарные вещи, необходимые для того, чтобы пройти впереди большого и влиятельного человека!
Видимо, курд забыл «необходимое», то есть бакшиш. Но он не испугался, а лишь сказал:
– А знаешь ли ты, что самое необходимое для курда-бервари? Вот эта сабля! – При этом он ударил по рукоятке оружия. – Не хочешь ли попробовать? Меня послал бей из Гумри. Это прямое оскорбление для него, раз меня снова и снова не пропускают и заставляют ждать. Он найдет, чем на это ответить. Я пошел!
– Стой! – крикнул я.
Он находился уже около двери. Не тот ли это бей из Гумри, про которого мне говорил староста Спандаре?
Вот превосходная возможность зарекомендовать себя в глазах бея, причем с хорошей стороны.
– Чего ты хочешь? – спросил он неприветливо.
Я подошел к нему и протянул руку.
– Я хочу поприветствовать тебя, это все равно что твой бей услышал бы мой привет.
– Ты его знаешь?
– Я его еще не видел, но мне уже о нем рассказывали. Он очень смелый воин и заслуживает моего уважения. Не передашь ли ты ему послание от меня?
– Да, если я смогу.
– Ты сможешь. Но прежде я тебе докажу, что я умею чтить бея. Ты можешь войти к мутеселлиму передо мною.
– Ты это всерьез?
– Какие могут быть шутки со смелым курдом?
– Слышите? – повернулся он к остальным. – Этот незнакомый господин знает, что такое вежливость и уважение. Но бервари также знает законы приличия. – И, повернувшись ко мне, прибавил: – Господин, спасибо тебе, ты порадовал мое сердце! Теперь я охотно подожду, пока ты не поговоришь с мутеселлимом.
Теперь он протягивал мне руку. Я ударил по ней.
– Я принимаю твои условия, тебе не придется долго ждать. Но скажи мне, не найдется ли у тебя после разговора с мутеселлимом время, чтобы навестить меня?
– Я приду, но тогда мне придется немного быстрее скакать. Где ты живешь?
– Я живу здесь. У Селима-аги, полковника арнаутов.
Он отошел, согласно кивнув головой, поскольку слуга уже открывал двери, чтобы пропустить меня и Линдсея.
Комната, куда мы попали, была обклеена старыми, выцветшими бумажными обоями, у задней стены было возвышение, устланное ковром. Там сидел комендант. Это был высокий, худощавый человек с острым, пожалуй, преждевременно постаревшим лицом, с затуманившимся и не вызывающим доверия взором. Он приподнялся и дал нам знак занять место по обе стороны от него. Мне это было нетрудно, мистер Линдсей же, напротив, немного попотел, прежде чем уселся в позу, которую турки называют «покоем тела». Кто не привык к ней, у того очень быстро немеют ноги.
Таким образом, жалея англичанина, мне нужно было постараться, чтобы беседа не длилась слишком долго.
– Добро пожаловать в наш дом, да продлится безмерно ваша жизнь! – этими словами встретил нас комендант.
– Так же как и твоя, – отвечал ему я. – Мы прибыли издалека, чтобы увидеть тебя. Да пребудет благословение в твоем доме и удастся любое твое начинание…
– И вам я желаю блага и успеха во всех ваших делах! Как называется страна, увидевшая твое рождение, эмир?
– Германистан.
– Там есть великий султан?
– Там очень много падишахов.
– И много воинов?
– Если падишахи Германистана соберут всех своих воинов, они увидят несколько миллионов глаз, направленных на них.
– Я еще не видел этой страны, но она должна быть большой и знаменитой, ведь ты состоишь под защитой падишаха.
Это был, конечно, намек на то, чтобы показать документы. Я тут же это сделал: