— Далее я хочу, чтобы этот мир был заключен вами со всеми мимбренхо, которых я считаю своими друзьями.
— С этим согласиться будет потруднее. Я знаю, что с тобой едут мимбренхо, но они являются нашими врагами. Мне стоит только приказать, и триста моих воинов схватят их и умертвят. Если ты хочешь, чтобы мы их пощадили, то я должен, кроме двух уже высказанных условий, добавить еще несколько.
— Сохрани их для себя! При теперешнем положении дел мои мимбренхо гораздо скорее могут продиктовать тебе свои условия. Ты забыл, что предводителем у них Виннету, да и меня зря скинул со счетов. Мы не боялись и раньше твоих воинов, а теперь, когда ты стал моим пленником, нам и вовсе нечего бояться. Что мешает нам повернуть на север и забрать ваших лошадей?
— Так вам известно, где они находятся? — испуганно спросил индеец.
— Если бы мы этого и не знали, то Виннету разыскал бы их. Вообще-то ты не единственный, кто попал нам в руки. Мы взяли в плен тех сорок юма, которые были расставлены на постах между Альмаденом и асиендой, среди них — Быстрая Рыба. Если вы будете нам угрожать, то мы их расстреляем.
Таких известий он не ожидал. Он некоторое время задумчиво смотрел перед собой, а потом сказал:
— Надо верить тому, что говорит Олд Шеттерхэнд. Значит, это правда, что ты взял в плен наших братьев. Это могло удаться только тебе и Виннету!
— Итак, ты видишь, что нам совершенно необязательно принимать какие-то условия. Вы вообще не смогли бы здесь долго обороняться, потому что фургоны, которые должны к вам подойти из Уреса, перехвачены нами со всем провиантом и прочим грузом.
— Уфф! Да здесь же нечего есть. Запасов у нас только на два дня, когда они закончатся, нам придется либо голодать, либо уходить отсюда.
— Да, вы более беспомощны, чем ты это себе представлял. Итак, я остаюсь при своем требовании, что мир, который мы собираемся заключить, должен распространяться и на мимбренхо.
— А если я откажусь?
— Тогда все пойдет другим путем. Нам остается еще найти Уэллера, потом мы заберем ваших лошадей, подождем, пока придет Сильный Бизон с несколькими сотнями воинов-мимбренхо, и уничтожим все твое племя. А тебя самого, как сообщника Мелтона, вместе с ним и Уэллером мы передадим в руки правосудия. Твое наказание в лучшем случае будет состоять в том, что тебе придется много лет провести в тюрьме.
Свободный индеец — и на многие годы в заключении! Ничего страшнее нельзя и придумать! Ужас проник в его сердце, и он быстро ответил:
— Я вижу, что мой брат прав: соглашение должно быть распространено и на мимбренхо. Есть у Олд Шеттерхэнда другие условия?
— Пока нет. Другие предложения я внесу во время совета, потому что я полагаю, что Хитрый Змей раскурит со мной калюме не раньше, чем переговорит со старейшими своего племени.
— Да, их тоже надо позвать на совет. Олд Шеттерхэнд хочет пойти со мной к ним или мы вызовем их сюда?
— Лучше провести совет здесь.
— Тогда нам нужно выбрать посла. Кого отправит мой белый брат?
— Мальчика-мимбренхо. Он умен, честен и предан мне, я могу на него положиться.
— Мой брат узнает, что я столь же честен и надежен. Я дам ему мой вампум[88] как доказательство того, что я нахожусь у вас и все, что посол скажет моим воинам, верно. Он может поведать им о случившемся и привести с собой пятерых опытных воинов, имена которых я ему назову. Они должны прийти без оружия, чтобы показать искренность своих намерений.
Ничего не было для меня приятнее и желаннее такого поворота дел, благодаря которому я получил возможность использовать наш успех для блага своих соотечественников, потому что я был твердо убежден в том, что от мексиканского правосудия они не могут ожидать компенсации. Если я выдам Мелтона чиновнику из Уреса, то мормон, пожалуй, уйдет от наказания, а мне придется отдать бумажник, содержимым которого, хотя я не имел на него никакого права, можно было распорядиться гораздо лучше. И вот я решил передать Мелтона индейскому вождю. Меня можно за это обвинять в жестокости, но этот дьявол заслуживал чего угодно, но только не снисхождения.
Мимбренхо охотно взялся исполнять мое поручение уже только потому, что оно не было совершенно безопасным. Он получил подробные указания и ускакал на жеребце Виннету.
Наше общество расположилось по кругу, в середине которого находился Мелтон, я же отошел в сторонку, чтобы незаметно для всех ознакомиться с содержимым бумажника пленника. Сначала я пересчитал деньги. Мормон оказался гораздо богаче, чем я предполагал: в бумажнике хранилось свыше тридцати тысяч долларов. Меня не интересовало, являются ли все эти деньга собственностью Мелтона, или часть их принадлежит Уэллеру, или даже какая-то сумма взята из мормонской кассы.
Потом я просмотрел упомянутые уже контракты, в том числе и купчую на асиенду Арройо, и наконец взялся за письма. Большинство их было отправлено из штата Юта, некоторые — из Сан-Франциско, но все они свидетельствовали о том, что Мелтон перебрался через границу, чтобы приобрести для мормонской общины крупное поместье, что станет первым шагом в распространении влияния секты на мексиканской территории. В двух или трех письмах содержались сведения о том, что Мелтон сговорился с Уэллерами проводить вербовку обманным путем и таким образом намеревался положить значительную сумму в собственный карман.
Но одно письмо было совершенно иного содержания. Конверта не было, отсутствовали данные о месте и дате его написания, поэтому я не узнал, ни когда оно написано, ни откуда отправлено. Но строки были ясно видны, буквы не затерты, чернила сохраняли темный цвет, так что я предположил, что письмо это было написано недавно. Оно начиналось обращением «дорогой дядя» и содержало в первой своей части массу ненужных сведений, тогда как в конце оказались следующие привлекшие мое внимание строки:
«Ты спрашиваешь, как я здесь живу, могу тебя успокоить, что мне очень хорошо. Мне везет в игре, а кроме того, я нашел друга, толстый бумажник которого всегда в моем распоряжении. Помнишь ли ты еще одного богача, бывшего поставщика федеральной армии, с которым ты познакомился в Сен-Луисе? Он немец по рождению, но считает себя коренным американцем. Поэтому свою настоящую фамилию Егер переделал на английский лад — Хантер[89]. Как я теперь узнал, он был за океаном сапожным подмастерьем, но, несмотря на свою глупость, или, скорее, благодаря ей, оказался необычайно везуч, и женитьба принесла ему магазинчик в Нью-Йорке. Во время войны с южными штатами он поставлял сначала сапоги, позднее разную амуницию для нужд армии и сколотил на этом приличное состояние. Теперь он больше не работает и занимается ростовщичеством, хотя денег ему уже совершенно не нужно, потому что жена его умерла, а сын у него всего один, который родился достаточно поздно. Старик очень скуп и никогда еще не выслал ни пфеннига своим бедным родственникам в Европе, но он слепо любит своего единственного наследника, и, если тот в буквальном смысле слова швырнет деньги в окно, то и тогда не услышит ни слова упрека. Старик, скрывая немецкое происхождение юноши, дал ему чудное имя — Смолл[90]. Сейчас это — красивый молодой человек, бесхарактерный и вялый, однако совсем неплохой парень, совершенно не знающий людей и настолько проникающийся доверием к первому встречному, что всех тех пиявок, которые здесь накинулись на него или, точнее, на его кошелек… принял за истинных своих друзей. Но мне удалось открыть ему глаза — конечно, ради собственной выгоды, так как я, поощряя его слабости, приобрел некоторое влияние на него, и оно день ото дня растет.
Ты спросишь, как я познакомился с Малышом Хантером, который может стать для нас лакомым кусочком? Это случилось весьма своеобразно. В первый же день, как я прибыл сюда, я услышал, как официант обращается ко мне: «Мистер Хантер». Потом так же обращались ко мне и другие люди, а когда во время одного концерта меня представили этому мистеру Хантеру, то некоторое время мы стояли, не говоря ни слова, а только удивленно разглядывали друг друга. Мы были похожи, как две капли воды, и фигурой, и чертами лица, и голосом. А если бы я научился его медленной, подпрыгивающей походке, то даже его близкий друг нас не различит. Это — случайность, которую я использую, именно она побудила его сразу же подружиться со мной. Его очень забавляет, что меня с ним путают. Скоро как-нибудь ненароком я выиграю у
