И Вася врезал еще. И теперь брокер притрухал уже не за костюм, а за себя. И как назло, оставленный без неусыпного внимания и подкравшийся к будке фотокор «Экспресс-Виршей» это выражение хари и общий щекотливый момент фотканул. И удрал.
А в поддержку брокеру снаружи подгребли стражи законности. И драка рабочих с силами правопорядка вспыхнула по новой. Виталий Ефремович в щель меж пластиковыми щитами юркнул «а свежий воздух. И как этакому кабану удалось? В ментов полетели бутылки побрезгованной водки. А из цехов уже катила подмога. Мужики с ходу вписывались в мордобой, тетки, облепив изнутри ворота, громко скандировали:
– Янки, гоу хоум! Янки, гоу хоум! Янки, гоу хоум!..
На следующий день газета «Смена» писала: «…Ситуация на Виршевском нефтеперерабатывающем комбинате похожа на гранату с двумя запалами. И похоже, что враждующие стороны не прочь рвануть кольца одновременно. Вчерашние неоднократные стычки, которые смело можно назвать лишь пробой сил, привели к большому числу пострадавших как со стороны сторонников уступки комбината иностранным покупателям, так и со стороны противников этого мезальянса. По официальным данным, пострадало двенадцать человек. Нашему корреспонденту удалось узнать, что подлинное число жертв необдуманной политики руководства предприятия перевалило за пятьдесят…»
Даже поздним вечером после побоища не рассеялся пыл вставших грудью на защиту родного комбината пролетариев. Стихийно штабом сопротивления был избран профсоюзный комитет. Возглавил стихию народного гнева Андрей Юрьевич.
Телефон то и дело взрывался петушиным клекотом. Посеревший, осунувшийся, но счастливый Андрей Юрьевич рвал трубку, как пистолет из кобуры.
– Стачком слушает!.. Ах, коммерсант? Вы – барыги безродные!.. Ах, газета «Коммерсанть»? Слушаю!
Трубка задребезжала мушино-цокотушным фальцетом.
Из коридора в кабинет ворвалась верная секретарша Надюша, растолкала без дела толпящихся членов профсоюза:
– Андрей, о чем ты думаешь?! У нас раненые есть, А в медпункте хоть шаром покати! – Она тоже была счастлива, потому что был счастлив ее любимый мужчина.
– Значит, так, – прервал водопад вопросов с той стороны телефона профсоюзный лидер. – С вами говорит председатель Совета трудового коллектива. Хотите интервью, дорогуша, будет вам интервью по полной программе. Хотите очерк, будет вам очерк. Только слушай сюда, милая моя, у меня десять человек с легкими травмами и трое с тяжелыми. Ты, голуба, когда к нам отправишься, медикаментов всяких прихвати. А если доктора привезешь, я лично тебя расцелую!
Все. Отбой. Андрей Юрьевич бросил трубку и утер градом катящийся со лба пот.
– Так-то! Постигаем рыночную экономику, – сказал он в воздух и нежно улыбнулся застывшей в дверях боевой подруге. – А вы чего столбами стоите? – Профсоюз обратил внимание на толкущийся народ. – Вон ящики ждут в углу. Вскрывайте, разбирайте по цехам. Пресса приедет, так чтоб мы не ударили в грязь лицом!
Вдоль стены действительно стояли ящики. Еще те, которые светились в офисе у Храма. Рабочие, крякая, стали поддевать крышки, разбирать флажки и футболки с надписью «Сначала обеспечьте работой своих негров!», насаживать на колья транспаранты «А за Югославию ответите!», надувать воздушные шарики с девизом «Россия для русских!». Было похоже, будто большие дети собираются украшать большую елку.
– Оружие нам надо какое-нибудь хоть завалящее, – недоверчиво вертел в руках хлипкий транспарант суровый плешивый мужичок с заплывшим глазом. Подошел к столу и дважды уважительно подбросил на ладони тяжелый бюстик Ленина.
– Василий, наше оружие – правда! – отрезал Андрей Юрьевич, но призадумался и потянулся к телефону.
Однако телефон опередил. Зазвенел, как будильник перед главным экзаменом в жизни.
– Стачком слушает!.. «Петербургские ведомости»?.. Да, собираемся держать оборону до последнего… Да, десять легкораненых и трое с тяжелыми травмами. Милиция первой начала, так и запишите!.. Приезжайте, не опаздывайте, вы не первые. До встречи. – Профсоюз нажал на рычаг, держа трубку в руке. Но телефон не позволил даже секундную передышку, тут же снова залился тревожным кукареканьем. – Наверное, «Вечерний Петербург». – Андрей Юрьевич отпустил рычаг: – Стачком… То есть как на хер отрубите свет и воду?! Вы не с нами? Вы на чьей стороне?.. А мне плевать на такие законы, которые позволяют не платить рабочим зарплату! Вы посмотрите в глаза их женам! – Профсоюз в сердцах швырнул трубку. – Если мы против американцев, то, видите ли, должны сами погасить долги за электричество. Есть же на свете такие козлы! – поделился он услышанной несправедливостью с присутствующими.
– Придумал! – отвлек суровый плешивый Василий с заплывшим глазом. – У нас в цеху пики лежат. Мы оградХу для кладбища шабашим. Аида, народ, вооружаться! – А бюстик Василий уважительно поставил на место.
Наиболее горячие головы устремились за плешивым на выход.
– Только не затачивайте пики! – крикнул повернувшимся к нему спиной людям Андрей Юрьевич.
В дверях людской водоворот притормозил. Сквозь него к Юрьевичу протолкались дед Михеич и рослый плечистый детина из Храмовых ребят.
– Вот, – толкая перед собой пленника, довольно доложился дед Михей, – шпиона поймали.
– Кузьмич? – даже на мгновение растерялся профсоюз. – А ты как здесь?
Пленник распрямил плечи:
– Я всегда вместе со своим народом! Может, на каком участке опытные командиры нужны? Кофейком не угостишь?
– Валил бы ты отседова, Коммунизмыч. Не путался бы под ногами! – будто вступил в дерьмо, поморщился Андрей Юрьевич.
