– Правильную байку сбазланил, – хлюпая, отпил сок Шархан. – Мы тебе в Москву устроим перевод приказом лично министра внутренних дел. В Лефортово править хочешь? Только сначала на общак здешний меня наведи.
Певец из Мариинки зашел на новую песню из шархановских любимых:
А в помывочной вновь набирали силу голоса согревающих баньку шнырей «Коксу давай!», «Не передерживай, циркай шибче!»
– На колымской зоне дело было, – отсморкавшись в простыню, загудел Праслов…
Вензелевы торпеды грустно сохли в пропитавшемся табачным дымом салоне «бээм-вухи». Хорошо, старец башни не пооткручивал, только приказал сторожить центральную дверь из «Углов» так тщательно, будто за дверью Алмазный фонд СССР прячут.
А чтоб проштрафившиеся братки не скучали, каждому был выдан пакет фоток. Господин Апаксин в офисе, на пленэре и на лошади. «И в последний раз предупреждаю, смотрите, соколики, не перепутайте, цапайте ускользнувшего вчера Апаксина, если таковой хоть ноготь высунет из „угловых» ворот. И немедля волоките пред светлые от недостаточного употребления виски очи старика Вензеля. Пшли вон!»
Вот и пухли Стакан, Пятак, Тарзан и Факир, боясь отойти по малой нужде и цигаря одну сигарету за другой. Пятак жаловался, каково ему пришлось в должности хозяина макаронно-пельменной фабрики:
– Ну, грохнули этого музейного микроба. И далее, как дедушка наказал, надо его накрошить в равиоли. Разве я могу ослушаться? А народ хилый, даже раздеть трупешник никто по-человечески не может. А еще технолог вокруг брызжет, сам чуть в отрубон не выпадает, но кудахчет: «Кости отдельно! Потроха отдельно! Иначе итальянское оборудование упрется!» Ну я, чтоб не путался, и шарахнул его, чем под руку попало. А это Ленин на броневике из мрамора оказался. Пришлось не одну тушу, а две на фарш пускать.
Господин Апаксин вышел за ворота «Углов» и облегченно вдохнул морозный воздух. Наивный, он думал, что мытарства позади. Он успел разглядеть приклеенный к забору предвыборный плакат, где, уже никаких сомнений, призывал голосовать за себя кандидат муниципального разлива, урка по особо важным преступлениям Сергей Владимирович Шрамов… Но больше ничего не успел.
Шрам отступил от окна, за которым среди проезже-пешеходных уличных дел некие ребята впихивали в «бээмвуху» некоего господина Апаксина, только что выставленного за ворота СИЗО «Углы».
– Не везет тебе, паря. – И Шрам задернул занавеску.
– Ты знаешь, что такое черный день? – ласково, почти по-дружески Факир похлопал по плечу Апаксина уже внутри авто. – Ленька-Крым как-то рассказал мне про свой черный день. В тот день Крым просадил в казино последнюю штуку гринов. На улице со злости он зацепился к двум фраерам и уделал бы их, как детей, но – в этом месте байки Ленька рванул на себе зоновскую робу – подвернул ногу на мандариновой корке. И фраера уделали его. В больнице его койка оказалась соседней с койкой мента, которого Ленька- Крым собственноручно подрезал за пару дней до того. И первым признал старого знакомого именно мент… – Далее Факир доверительно ухмыльнулся. – А ведь мы за тебя крутой втык отгребли, падла!
Глава двенадцатая
РОЖДЕННЫЕ УГОЛОВНЫМ КОДЕКСОМ
– Доставить ко мне подследственного Праслова из триста второй! – скомандовал начальник СИЗО Холмогоров и бросил телефонную трубку. – Чайку? – повернулся он к устроившимся за столом Бескутину и Шраму. – Я тут открыл для себя интересный рецепт. – Однако, судя по голосу, всего лишь боялся прослыть- нелюбезным Игорь Борисович. И совсем уж не верил,, что какой-то чай способен вдохнуть надежду в собравшихся на совет.
– Можно, – равнодушно кивнул озабоченный другими заморонками адвокат.
– А я с одним кентом так чайку перепил, что, кажется, только в следующем году захочется, – угрюмо усмехнулся Шрам. – Ладно, давай чаи погоняем, все жизнь веселее покажется.
Насчет чая Холмогоров распорядился опять же по телефону. Бескутин прокашлялся. Перед ним на столе громоздилась аккуратная стопка исписанных бисерным почерком листов. Еще какие-то справки, а поверх, собакой на сене, лежал пластиковый «паркер».
– Где-то грипп подцепил, не придвигайтесь близко, – покаялся адвокат и скоренько перешел к делу. – Я уже докладывал, что наблюдается массированный наплыв московских гастролеров… – Бескутин замер, беззвучно хватая ртом воздух, будто в него попала отравленная стрела, и громогласно чихнул. Обсморкав бодрящийся на окне алоэ. Чтоб больше не рисковать, приготовил платок. – На сегодняшний день в камерах «Углов» содержится сорок пять жителей Москвы и Московской области и еще пятнадцать сабель я отшил. Девять из подселенцев отбили право верховодить в камерах. Причем поток подследственных начался девятнадцатого декабря, пик пришелся на двадцатое, двадцать первого доставили троих последних, а потом струя внезапно прекратилась. Это выглядело как ураганная эпидемия. – И Бескутин снова от всего сердца чихнул.
– Скорее уж как массированный десант, – высказал мнение полковник Холмогоров, в такт своим невеселым думкам барабанящий пальцами по столу.
Шрам от оценки воздержался, потому что открылась дверь, и в кабинет начальника «Вторых Крестов» замаскированный домашним передником прапор втолкнул столик на колесиках с чайными причиндалами. Молитвенно сложив ладошки, прапор по очереди поклонился каждому из присутствующих и расставил перед каждым по плошке. Затем зажег горелку прямо на столике и стал держа на весу кипятить чайник.
– Про москвичей мне известно, – глядя на варганящего чай прапора и размышляя, стоит ли потребовать от Холмогорова, чтоб тот отпил первым, произнес Сергей. – Но это не самая страшная головная боль. – И кроме того, вспомнил Шрам, что и невезучий Холмогоров ВИЧ-инфицирован. – Я уже неоднократно разжевывал: наша власть будет доходяжной до тех пор, пока мы не станем бурее всех экономически. Вот об барышах я и хочу слово неласковое сказать. – Шрам все косился на прапора, а тот, хоть кол на голове теши, по маковку в чайной церемонии. – Отмечу, что на предновогоднее время во всех областях торговли и услуг приходится пик продаж. Однако в «Углах» таких карамельных раскладов не наблюдается. А некоторые фишки даже резко пикируют. Например, в пупок дышит турфирма «Углы». У нас что, никто из жильцов не мечтает праздники провести в домашнем кругу?
Чайник в руках прапора бодренько засвистел. Из пыхтящего паром чайничка прапор ополоснул плошки и
