Дурстед. Для этого-то, прибавил Генрих, граф взял отряд наемников мессира ван Вильпена и с небольшим числом своих всадников идет сюда, а меня послал вперед, с тридцатью воинами и старым хозяином замка, который перевез нас через реку и вступил в сад через потайную дверь. Мы ждем, чтобы ночь сделалась потемнее, впустим наших товарищей и выгоним удочек из замка епископа.
В эту минуту хозяин замка принес корзину с припасами и известие о подвигах амерсфортской стражи.
– Они не выходят из столовой, – сказал старик, – и не перестают есть, пить и кричать, отдыхая по временам на тюфяках, разбросанных по полу. Спор происходит у них только оттого, что все отказываются стеречь подъемный мост и ворота.
– Тем лучше, – заметил оруженосец графа, – нам будет легче с ними сладить.
Скоро раздался сигнал, дающий знать о приближении отряда Шафлера; Генрих пробрался тихонько к воротам и подъемному мосту, и, найдя часовых пьяными или спящими, спокойно впустил своего господина, не потревожив удочек.
Весь отряд выстроился на дворе перед замком, а оба начальника, Шафлер и ван Вильпен, вошли в залу, где пировали и спали амерсфортские граждане. Увидев двух вооруженных рыцарей, пьяницы пришли немного в себя и хотели взяться за оружие, но граф остановил их.
– Не храбритесь, мои старые знакомцы, – сказал он. – Хоть я имею причину жаловаться на вас, но не хочу вам мстить за то, что вы не отворили мне ворот вашего города. Вы завладели этим замком во время перемирия, – это не честно. Предлагаю вам тотчас же выйти из замка, даже с развернутым знаменем, и обещаю, что никто вас не тронет. Если вздумаете сопротивляться, вам же будет хуже. Посмотрите в окно и увидите, что целый отряд «трески» ждет вас внизу и готов встретить и проводить незванных гостей. Решайтесь же скорее.
В выборе нельзя было сомневаться. Храбрецы в минуту согласились уйти, и были очень довольны, что так дешево отделались. Они жалели только об одном: что не успели опорожнить всего погреба замка, но и тут нашлись догадливые лица, положившие себе в карманы по несколько бутылок.
Сойдя вниз они очутились перед отрядом наемников ван Вильпена, роптавших на распоряжения начальников.
– Не стыдно ли выпускать удочек, когда они попали в наши руки? – говорили воины. – Это измена. Мы не допустим этого.
И солдаты начали угрожать гражданам и всячески издеваться над ними. Бедные амерсфортцы прятались за Шафлера, прося его защиты, и граф закричал, чтобы пленников не смели трогать и выпустили их из замка.
– Мы не обязаны повиноваться ван Шафлеру, – отвечали наемники. – Мы не его солдаты: у нас есть свой начальник.
– Но у вас одно знамя, знамя епископа, и я приказываю вам его именем, – закричал Шафлер. В то время дисциплина была очень ненадежна, особенно у наемников, переходивших от одной партии к другой, и не всегда слушавшихся даже своих собственных начальников. Поэтому, не слушая даже ван Вильпена, который старался успокоить их, они начали напирать на граждан Амерсфорта, крича:
– Смерть удочкам! Смерть разбойникам!
Жалкие горожане начали бегать по двору, проклиная свою экспедицию и ожидая верной смерти, как вдруг граф вскочил на лошадь и закричал:
– Всадники ван Шафлера, сюда! Вы обязаны повиноваться мне. Приказываю вам защищать пленных и проводить их из замка. Если кто осмелится их тронуть, убейте бунтовщика.
При этих словах всадники выстроились тесным строем и составили железную стену. Бороться с ними было опасно, и наемники, поворчав, разошлись в разные стороны, оставив пленных под защитой отряда ван Шафлера.
Удочки обрадовались своему спасению и гордо промаршировали за ворота, но, отойдя несколько шагов от замка, бросились бежать, не переводя духа, и опомнились только в Амерсфорте, где начали рассказывать чудеса о своей храбрости.
Молодой граф хотел тоже последовать за ними и возвратиться в Дурстед, но Генрих остановил его, сказав, что Франк в замке.
– Как он попал сюда? – вскричал тот. – Поскорее веди меня к нему.
И он пошел с Генрихом в башню, где оба заключенных почти оправились от долгого поста. Свидание молодых людей было самое дружеское, и когда Франк рассказал свои приключения, Шафлер с волнением сжал ему руку:
– Бедняжка, – проговорил он с чувством, – все эти страдания перенесены из-за меня! Добрый Франк, я уже сказал, что буду твоим другом, братом… Скажи мне теперь, что ты хочешь делать? Тебе нельзя вернуться в Амерсфорт.
– Я хотел идти в Гарлем, к брату мастера Вальтера; он тоже оружейник.
– И ты примешься за прежнюю работу?
– Я не знаю другого ремесла.
Ван Шафлер покачал головой и сказал, подумав:
– С твоим умом, храбростью и твердостью можно выбрать лучшее занятие, чем стучать по наковальне. Вместо того, чтобы делать латы, ты можешь сам носить их и защищать права твоего государя. Слушай, Франк! Я назвал тебя братом и предлагаю тебе разделить по-братски мою жизнь, с ее опасностями и славой. Хочешь служить монсиньору Давиду? Поедем в Дурстед. Я предлагаю тебе место в моем войске, ты будешь первым после меня. Отвечай, согласен ли ты?
Тронутый этим неожиданным предложением, Франк протянул рыцарю руку и молча посмотрел на Ральфа, как бы прося его совета. Старик понял его и поспешил ответить:
– Нечего раздумывать мой милый сын. Прими с благодарностью предложение графа ван Шафлера. Я тоже думаю, что ты рожден быть воином, а не работником. Бери только с него пример: будь добр в сражении, добр после победы, будь неумолим к злым, и милостив к слабым… Оставайся верен Давиду Бургундскому и помни мои слова, что сражаясь против него, ты сделаешься преступником.
– Но что будет с вами, батюшка? – спросил с заботливостью Франк, не смея расспрашивать о таинственном смысле слов старика.
– Не беспокойся обо мне, дитя мое. Я еще не знаю, выйду ли из этого замка.
– Кто может вас удержать? – спросил Шафлер.
– Увы! – отвечал хозяин замка, подойдя почтительно к рыцарю. – Мне поручено не выпускать пленника…
– Я беру все на себя, – прервал Шафлер, – не смейте задерживать его.
– Очень рад, великодушный рыцарь… Я сам полюбил доброго Ральфа и плакал о его участи… но выберете ответственность на себя… Слава Богу! Поздравляю вас, друг мой, вы свободны.
Граф поручил защиту замка наемникам ван Вильпена, а сам со своим отрядом направился к Дурстеду. Франк упрашивал Ральфа идти с ними, но старик отказался, сказав, что прежде всего ему надобно исполнить одно важное дело.
– А чем вы будете жить, батюшка? – говорил Франк. – Вы десять лет не виделись ни с кем.
– Я не забыл моего прежнего ремесла. Пастухи везде нужны, и я найду старых друзей.
Дойдя до места, где дорога раздваивалась, Ральф остановился.
– Здесь мы простимся, сын мой… Прощай, Франк!
– Зачем это слово: прощай? – вскричал взволнованный молодой человек. – Отчего не до свидания?
– Ты прав, мой сын, Бог не допустил нам погибнуть вместе, он позволит нам опять свидеться. До свидания же, дитя мое.
– А когда и где мы увидимся?
– Везде, где я могу быть тебе полезным; старый пастух будет следить за тобой, как следил в детстве. Ступай же, нам пора расстаться.
Франк со слезами бросился на грудь старика и крепко обнял его.
– Благодарю, сын мой, за твои слезы. Они для меня драгоценнее всех сокровищ Бургундии… Ты добр, благороден, честен, храбр… Ты не похож на порочных твоих родственников…
– На кого, отец мой?
