виселице. Но он не поехал и предпочел покончить с собой, чтобы оградить семью от позора. До прошлого года я считал своего отца предателем и трусом. Я ненавидел его за то, что он с нами сделал.
– Что же произошло в прошлом году?
– Не стану докучать вам подробным пересказом письма, которое я получил, – разумеется, анонимного. По словам автора письма, мой отец был невиновен, и его обвинили только для того, чтобы спасти от суда какого-то другого человека. Но отца все равно осудили бы публично и приговорили к казни. Другими словами, его самоубийство было не трусливым, а смелым поступком человека, желающего защитить свою семью. Весь прошлый год я пытался выяснить, кто автор этого письма и почему он написал мне. Николь прижалась лбом к его плечу.
– Я с ума бы сошла! Как вы вынесли эту пытку неизвестностью?
Она давала ему возможность сказать то, что он хотел сказать. Он обнял ее, набираясь храбрости, потому что после первого трудного признания ему предстояло сказать такое, что могло навсегда отвратить ее от него.
– Вы ничего не едите, – сказал он, отстранив девушку от себя и вставая. Ему нужно было расхаживать по комнате и видеть ее глаза.
– Я уже не хочу есть. Лукас, скажите мне, что считаете необходимым, и ни слова больше. Но прежде чем вы начнете, должна поблагодарить вас за то, что вы уже сказали. Вам это нелегко было. И обещаю вам, я никому ничего не скажу.
И брат считал ее еще маленькой? Нет, Николь не была ребенком. Несмотря на свой юный возраст, она уже знала и понимала, что значат душевные страдания и боль, и это делало ее старше своих лет.
– Благодарю, но, боюсь, то, что мне еще предстоит вам сказать, заставит вас изменить ваше отношение ко мне. Как раз на прошлой неделе мне пообещали назвать имя человека, который обвинил моего отца, чтобы отвести подозрение от себя, и, разумеется, я обеими руками ухватился за эту возможность. Я не колебался ни минуты, не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу того, что меня просили сделать. Хочу, чтобы вы это понимали. Я вовсе не горжусь своим поступком, а тем более тем, что невольно вовлек вас в эту историю. Я хочу одного – рассказать вам правду.
Николь расширившимися глазами уставилась на него:
– Я не понимаю.
Он схватил кружку, сделал глоток и сразу поморщился, сообразив, что это молоко, которое он терпеть не мог. Поставив кружку, он подошел к стойке с бутылками и налил себе бокал вина.
– И снова не стану утомлять вас подробностями. Но на прошлой неделе я неожиданно для себя произнес довольно пылкую речь насчет страданий простого народа из-за войны, этой проклятой погоды, скудного питания и высоких цен на зерно. И заявил, что существует огромная вероятность, что в Лондоне и по всей Англии начнутся бунты, если правительство не поможет беднякам.
Николь кивнула:
– Как тем несчастным солдатам, которых мы с вами видели.
– Да, именно. Случайно мою речь услышал лорд Фрейни, нашел меня достойным его целей и предложил открыть имя человека, обвинившего моего отца, за что я должен был помочь ему осуществить его планы. То есть если я выполню его указания, он сообщит мне интересующее меня имя.
Николь ничего на это не сказала, а только закусила нижнюю губку, и он поспешил закончить эту часть своей истории.
Он рассказал, как согласился выступить в роли агента-провокатора, проникнуть на заседание организации «Граждане за справедливость», о которой она знала по листовке, обнаруженной у горничной ее сестрой. Он должен был призвать собравшихся к восстанию, к маршу, чтобы Фрейни и его клика могли провести через парламент более суровые законы, которые помогут держать народ под железной пятой правительства.
И затем он поведал ей самое страшное. Слишком поздно он понял, что Фрейни надеялся использовать его для устранения своего врага. Назвав Лукасу имя человека, который свалил на его отца вину за предательство, и, зная, что Лукас отомстил бы ему, Фрейни избавился бы от того, кто стоял у него на пути, поскольку в его планы входило не столько усиление власти правительства, сколько собственное восхождение к вершине политической карьеры. Он мнил себя вторым Кромвелем, хотя и без благородных намерений последнего.
– А что бы вы сделали, если бы Фрейни выполнил свое обещание, Лукас? Наверняка он рассчитывал, что вы убьете негодяя – что ему и нужно.
– Да, на дуэли. Вероятнее всего, так и было бы. Я не разделяю мнения Фрейни о своих ораторских способностях, но, признаюсь, стрелок я довольно меткий. Понятно, что после убийства того человека мне пришлось бы покинуть Англию, но месть за отца и желание доставить покой измученной матушке того стоили. И я был полностью готов совершить все это.
Осмелится ли он сказать:
Николь кивнула:
– Я понимаю, Лукас. На вашем месте я поступила бы точно так же. Некто практически убил вашего отца, и он заслуживает смерти. Разве у вас был другой выход?
– Когда еще мне придется узнать все ваши достоинства, Николь, но уже сейчас я вижу, что вы определенно не робкого десятка, не так ли?
– Да, думаю, вы правы. Я часто говорю, что мне лучше было бы родиться мужчиной. Но не важно. Рассказывайте дальше.
Лукас снова сел рядом и взял ее руки в свои.
– В тот вечер я отправился в «Сломанное колесо», горя желанием выполнить поручение Фрейни, посмотреть на выступления людей, которых он уже внедрил в общество «Граждане за справедливость», заслужить доверие и потом вести другие собрания. Кстати, я убежден, что идея создать эту организацию родилась в воспаленном мозгу самого Фрейни. Я использовал вас, чтобы заставить высшее общество забыть о моей глупой речи и убедить всех, что у меня совершенно другие интересы, а мое сочувствие простому люду было не чем иным, как временным заблуждением. Видите ли, Фрейни считал необходимым, чтобы я не вызывал подозрений, пока исполняю для него эту грязную работу. И вот… вот я и воспользовался вами, чтобы отвлечь от себя внимание.
– И я не возражала, если вы помните. – Николь сжала его руку. – Можете больше ничего не говорить, потому что я, кажется, сама обо всем догадалась. Вы не смогли выполнить поручение Фрейни, ведь так?
– Да, не смог. Даже ради моих родителей, даже ради надежды отомстить за смерть отца. К сожалению, я не подумал о последствиях, осознал это только в «Сломанном колесе». И вот теперь в результате моего легкомыслия нам приходится иметь дело с опасными амбициями лорда Фрейни, – сказал он, кинув взгляд на часы. – Идемте, договорим в карете.
Она встала, но потом спохватилась и, завернув в салфетку нарезанные мясо и сыр, протянула ему сверток.
– Заберем с собой, кажется, ко мне возвращается аппетит. Вы меня очень напугали, я ожидала, что вы скажете нечто такое, за что я возненавидела бы вас.
– Это еще возможно, ведь мой рассказ не закончен. Да, может, вам все-таки снять передник, хотя он вам очень идет?
Она посмотрела на себя и улыбнулась.
– А может, я придумала новую моду? Но я шучу. Шарлотта взяла с меня обещание, что я буду вести себя прилично у миссис Драммонд-Баррелл.
Они спустились в кухню, и через нее вышли к конюшням, где их ожидала карета.
Усевшись напротив Лукаса, Николь весело засмеялась.
– Ваш грум и кучер наверняка думают, что мы не просто так поднимались наверх, не так ли?
– И вам это кажется забавным?
– Конечно. Слуги любят сплетничать о хозяевах, и было бы интересно услышать, как они объяснят легкий беспорядок в кухне. Думаю, в результате составленный ими ваш образ романтического героя может значительно побледнеть!
