— Может быть, она оставила записку внизу, у администратора, а та не успела еще передать?
— Я проверю, но сомневаюсь — девочки там очень аккуратные.
Это правда.
— Наверное, она не зашла, решив, что уже поздно, — пожала плечами Морея.
Дом, в котором выросла Морея, находился неподалеку от университета, где отец преподавал английскую литературу. Этот двухэтажный опрятный кирпичный коттедж утопал в цветах. С годами он все более и более походил на домик из сказки.
Мередит, стоя на коленях, пропалывала клумбу у входа, когда к дому подъехал “БМВ” Мореи. Мередит выпрямилась, сняла перчатки и поприветствовала дочь.
— Рада тебе, детка. Как прошел вчера банкет?
Морея пожала плечами.
— Как обычно проходят все благотворительные вечера. Основной оратор решил, что все собрались исключительно затем, чтобы послушать его, поэтому говорил больше часа.
Мередит понимающе кивнула.
Внезапно Морея заметила, как устало выглядит мать: вокруг глаз залегли темные круги. Ей стало страшно. Она почувствовала неладное еще тогда, в гараже, но не было времени подумать об этом. А теперь Морея корила себя: как она могла проглядеть очевидное? Почему не позвонила матери в пятницу вечером, как планировала?
Потому что опять зачиталась до полуночи, напомнила она себе. И к тому же Мередит никогда не нуждалась в поддержке. Когда ей нужна была помощь, она сама просила об этом.
Вот потому, наверное, и позвонила накануне дочери с просьбой приехать.
— Извини, мама, что я вчера не смогла заглянуть к тебе.
Мередит пожала плечами.
— Все в порядке, дорогая. Ты здесь, и это главное. — Она бросила перчатки на землю и, нахмурившись, посмотрела в сторону дома.
Морея поймала ее взгляд.
— Что случилось? С папой все в порядке?
— Да, он дремлет после обеда.
Это не ответ, хотела сказать Морея, но передумала. Она опасалась услышать, что с отцом неладно. Чарлз Лэндон уже не молод, до пенсии осталось всего несколько лет.
— Давай-ка покачаемся на качелях, — предложила Мередит. — Сегодня такой чудесный день, совершенно не хочется идти в дом.
И будить отца, добавила про себя Морея. Она пошла за матерью, села с ней рядышком на старые деревянные качели, и они начали раскачиваться. Цепи возмущенно заскрипели, однако их скрип действовал на обеих умиротворяюще.
Морея молчала.
Мередит вздохнула:
— Я рада возможности поговорить с тобой наедине.
— Папа болен?
— Нет. Но... Морея, он не хочет, чтобы ты знала. Так что, пожалуйста, пообещай мне...
— Мама, я в такие игры не играю. — Но, увидев сжатые губы матери, которая всем своим видом показывала, что иначе не скажет ни слова, Морея уступила: — Ну ладно, скажи, что происходит. Обещаю молчать. Хорошо?
— Знаешь, Морея, иногда я очень жалею, что послала тебя учиться на юриста. — Веселые огоньки, зажегшиеся было в глазах Мередит, тут же погасли. — Дело в том, — продолжала она, — что Чарлз некоторое время работал с одной аспиранткой. Она писала докторскую, а он был консультантом.
Морея понимающе кивнула. Чарлз обычно работал с полдюжиной подобных соискателей.
— Работа у нее была слабая, и сперва твой отец делал все возможное, чтобы спасти диссертацию. Дополнительные занятия, советы, но это не помогло, и в конце концов он пришел к выводу, что девушку следует исключить из списка соискателей. Таким образом их сотрудничество закончилось.
Ничего необычного в этой истории вроде бы не было. Не все докторские диссертации получаются успешными, и хотя ее добросердечный отец всегда делал все от него зависящее, чтобы уберечь людей от провала, бывали случаи, когда и Чарлз Лэндон оказывался бессильным.
Мередит облизала пересохшие губы.
— Она же отплатила ему тем, что написала жалобу.
— На папу?
— Да. Обвинила его в сексуальных домогательствах. Девица утверждает, что ее диссертация только потому была сочтена неудачной, что она отвергла его притязания.
— Папы? — повторяла Морея, как заезженная пластинка.
Мередит кивнула.
— Университет был вынужден начать расследование. Дело получит общественную огласку...
— Он не хочет говорить мне, предпочитая, чтобы я узнала об этом из газет?
Мередит продолжала, как бы не слыша:
— ... если он не уйдет в отставку. Только в этом случае расследование можно будет прекратить, и...
Морея покачала головой:
— О, нет. Нам надо бороться.
— Он не хочет, Морея.
— Мама, его репутация под угрозой!
— Я знаю, дорогая, и он знает. Именно поэтому и не хочет бороться. Отец считает, что огласка погубит его репутацию гораздо быстрее, чем тихая отставка. Он может сослаться на состояние здоровья, и...
— Папа не прав. Огласка, конечно, не принесет ничего хорошего, но уйти без борьбы означает признать свою вину. С тем же успехом он может составить письменное признание!
— Не надо меня убеждать, Морея. Я согласна с тобой — я тоже полагаю, что надо бороться. Но ты же знаешь своего отца. Он самый мягкий, самый интеллигентный, самый рассеянный человек на свете. Но когда он считает, что затронуты его принципы...
Морея это знала.
— Но именно они и затронуты, — упрямо сказала она. — И он должен бороться за свое честное имя. Ну ладно, что нам делать? — Вопрос был адресован скорее себе, чем матери.
— Он согласился поговорить с адвокатом, — сказала Мередит.
В ее голосе промелькнули странные нотки, которые возбудили любопытство Мореи.
— Интересно, как ты добилась этого, — сказала она. — Впрочем, неважно. Мы достанем самого квалифицированного адвоката. Я спрошу на работе, кто считается лучшим специалистом в таких делах.
— Отец согласился поговорить только с одним адвокатом.
— Я не знала, что папа знаком с кем-то из них, — растерялась Морея. — За исключением меня, конечно.
— Он не знает его лично, просто слышал о нем.
— Вот уж действительно интеллигентный способ выбрать себе адвоката!
— Именно поэтому, Морея, я и решила поговорить с тобой.
— Ты хочешь, чтобы я встретилась с этим адвокатом и убедила его не браться за дело отца? Ну, не знаю, мам... Тут вопрос этики.
— Напротив, я хочу, чтобы ты уговорила его помочь нам.
Морея не ответила.
— Я ездила к нему, — тихо продолжала Мередит. — Он сказал, что не возьмется.
Морея почувствовала облегчение.
— Ну, так возьмите кого-нибудь другого. Если этот адвокат не верит папе...
— Он единственный, с кем Чарлз согласен обсуждать возникшую проблему. Или он, или отставка. У
