О бывшей в погребе беде ему доносит. Купец, рехнувшися, попа в безумстве просит, Дабы ему в своих грехах не умереть И вечно во огне гееннском не гореть. О подлая душа! к чему ты приступаешь? И сею ли ценой ты небо покупаешь? Когда обиженны тобою сироты На оное гласят, чтоб был во аде ты. Такое ли тебе довлеет покаянье? Да будет ад твой дом и мука воздаянье. Сперва обиженным ты щедро заплати И после прямо в рай на крыльях тех лети, Которые туда честны́х людей возносят, А на тебя тобой обиженные просят. Но наконец его оставил смертный страх, Опомнился купец у бабушки в руках И просит, чтоб она ему поворожила, Откуда истекла сих бед ужасна жила. Старушка говорит на то ему в ответ: «О дитятко мое! лихих людей не нет; Я знаю, что тебе злодеи то помстили И это на тебя по ветру напустили: Я всё тебе сие на деле покажу, Бобами разведу, и это отхожу; Не станут больше здесь водиться в доме черти; Я выгоню их вон иль всех побью до смерти. Третье́ва дни меня просил один рифмач, Дабы я испекла такой ему калач, Который бы отшиб к стихам ему охоту; И я с успехом ту исполнила работу: Лишь только он рожок в желудок пропустил, С рожком свою к стихам охоту проглотил, И ныне больше сим дурачеством не дышит, Хотя не щегольски ж, да прозою он пишет. О, если бы сему подобны рифмачи Почаще кушали такие калачи, Конечно б, петь стихи охоту потеряли И слуха нежного других не оскорбляли. Другой меня просил, чтоб был он стиходей, — Он съел лишь корешок по милости моей, С тех пор спознался он и с небом вдруг, и с адом И пишет множество стихов, дурным лишь складом, Однако ж кажется хорошим для него; Мне это сотворить не стоит ничего. Пропажа ли в дому какая где случится, Иль старый вздумает за девкой волочиться, — Не празден никогда бывал еще мой труд. Купцы, подьячие со всех сторон бредут: Одни, что будут ли на их товары падки, Другие — выйдет ли указ, чтоб брать им взятки; Я всем с охотою бобами развожу И никому из них неправду не скажу. Вчерась лишь одному врачу я отгадала, Что скоро свет его почтет за коновала; То предвещание немедленно сбылось, Сегодня в городе повсюду разнеслось, Что от лечбы его большая людям трата, — И так он сделался палач из Иппократа. А если пьяница, хотя бы он какой, Я страсть с него сию снимаю как рукой!» Тут всю свою болезнь купец позабывает И речь старушкину своею прерывает: «Помилуй, бабушка, не делай ты сего, Чрез это есть ущерб дохода моего, И эдак откупы мне будет брать несходно; А вот бы для меня что было лишь угодно: Чтоб пьяницами весь соделался народ, Чрез то ты сделаешь великий мне доход». Тут бабушка ему: «Я это разумею, Но делать, дитятко, я худо не умею». На то ей откупщик: «Так слушай же, мой свет, Не надобен такой мне вредный твой совет, Когда пияниц ты от пьянства отвращаешь, Так сим против меня ты чернь всю возмущаешь. А мне лишь надобно, чтоб больше шло вина, Так мне твоя теперь и помощь не нужна, Не верю, как тебе, я бахарю такому; Возьми свои бобы и ну скоряй из дому, Доколе я тебя бато́жьем не взварил». Се тако откупщик во гневе говорил, А та, как ласточка, из дому полетела И множество чертей наслать к нему хотела, Которые к нему, как галки, налетят И весь его припас и выпьют и съедят, За что купец велел нагреть старухе уши. Се так поссорились тогда две подлы души! Когда уже ямщик сей дом вина лишил, Ушел и погреба другие пустошил, Тогда Зевес другим богам сие вещает: «Вы зрите, как ямщик купцов опустошает, И если я теперь им помощи не дам, Так сильного руке бессильных я предам; Вещайте вы: что мне творить бы с ним довлело?» Тут всё собрание, как море, восшумело, И шум сей был меж их поболее часа,
