– Сама не знаю. А еще я совсем не знаю твоего отца. То есть я знаю его с детства, но для меня он всегда был посторонним человеком. «И очень страшным», – добавила она про себя. – Так что иметь с ним дело придется тебе, а не мне!
Джон как будто прочел ее мысли.
– Но ты что-то заметила?
Джина кивнула.
– Что бы он вчера ни говорил, он ничего не подписал, так ведь? Можно сколько угодно говорить об этой японской компании – покупателе, которого нашел твой дядя Чарльз, но похоже, что они не очень-то продвинулись в этом вопросе. Контракт еще не заключен. А пока нет контракта, нет и продажи.
– Но зачем ему все это – отцу, я имею в виду? Если он не собирается продавать, к чему тогда разговоры о продаже?
Джина пыталась решить, как далеко она может зайти в своем ответе.
– Может быть, он хочет держать тебя на коротком поводке? Заставить ходить по струнке, лишить уверенности? Отец говорил мне, что Филипп всегда обещал тебе Кёнигсхаус, обещал, что ты станешь наследником.
– Да, – горько отозвался Джон. – Так оно и было.
– Но ведь ты действительно сын и наследник! – улыбнулась девушка. – Конечно, есть еще твоя мама, но она вряд ли захочет управлять фермой.
– Пожалуй, ты права. А Чарльз – он не фермер, его интересует только бизнес. Так что Кёнигсхаус ему тоже не нужен.
– И больше никого нет?
Джон глубоко вздохнул. Когда он учился в школе, мальчики-аборигены говорили, что, если ты солжешь, Великий Змей вытянет шею и хвост, развернет в небе свое огромное тело и совьет для тебя страшное кольцо, чтобы утащить туда, где место всем лжецам.
Но ложь – это когда ты точно знаешь, что говоришь неправду.
– Нет, – не задумываясь ответил он, – больше никого нет. Никто не жаждет обладать Кёнигсхаусом так, как я.
Джина вздрогнула.
– Значит, он твой, – по-детски просто ответила она. – Но тебе придется бороться за него.
Джона захлестнула бессильная ярость.
– Но они говорят, что дела идут плохо и нужно что-то продать.
– Может быть. – Девичий голос внезапно окреп. – Но не обязательно Кёнигсхаус! Есть что продать в Сиднее, а Кёнигсхаус останется как прежде, когда у твоего отца еще не было интересов в городе.
Дай Бог, чтобы Джина оказалась права, подумал Джон. Он был так благодарен ей за то, что она вселила в него надежду, дала возможность выговориться, разделила муки его одиночества. Он осторожно подвинулся, и вот уже его плечо еле заметно коснулось ее нежного плечика.
Над их головами щебетали и смеялись первые зимородки, а они сидели не шелохнувшись, наслаждаясь хрупкой интимностью этого прикосновения, и не знали, что из спальни за ними наблюдают холодные серые глаза. И какое бы светлое будущее ни рисовали они в своем воображении, ему не суждено, не позволено случиться.
5
Как и следовало ожидать, завтрак являл собой печальное зрелище. Все члены семьи собрались постепенно за массивным дубовым столом под неподвижными взглядами давно ушедших Кёнигов и тщетно пытались делать вид, что ничего не произошло.
Элен все еще ощущала во рту привкус вчерашней ночи и не могла проглотить ни кусочка. «Я больше так не могу», – думала она. Сидевший напротив нее Чарльз катал хлебный шарик, Бен склонился над своей тарелкой и механически жевал яичницу с беконом, стараясь ни с кем не встречаться глазами. Джон с Джиной сидели рядом, есть они явно не хотели, но и не разговаривали. «Как на поминках, – подумала Элен. – Да так оно по сути и есть – мы услышали смертный приговор и теперь ждем, когда Кёнигсхаус умрет». Было еще рано, но солнце уже светило в окна. Внезапно ей стало нечем дышать.
Один лишь Филипп был полон энергии. Он, как всегда, сидел во главе стола, на своем огромном резном стуле, напоминавшем трон, и, несмотря на вчерашние излишества, в огромных количествах поглощал яичницу с беконом, жареный хлеб и тосты, запивая все это бесчисленными чашками специально для него приготовленного кофе – черного, горячего и ужасно крепкого.
– Хороший кофе, Роза! – похвалил он экономку, когда та обходила гостей. Вслед за ней с надутым видом тащилась Элли. – Принеси-ка и остальным хорошего горячего кофе, сегодня их желудкам без него не обойтись. Элли, каждому еще по чашечке!
– Конечно, мистер Филипп!
Элли улыбнулась кошачьей улыбкой и бросилась исполнять приказание. Роза отдала бы жизнь за Филиппа, но она не станет вмешиваться в игры белых людей и уж тем более не допустит, чтобы бесполезная вертушка возвысилась таким бессовестным образом.
– Только хозяину, Элли! – твердо произнесла она и обернулась к Филиппу: – Оставьте их в покое, мистер Филипп, подумайте лучше о себе. Что вы еще хотите?
Элли отступила, сердито сверкая глазами и не оставляя попыток снова привлечь внимание хозяина. Однако Филипп остался к ним глух.
– Что угодно, лишь бы не выпасть с голоду из седла! – рассмеялся он. – Сегодня последний перегон! Две тысячи голов находятся в дне пути отсюда, осталась лишь одна ночь вне дома. К вечеру мы доведем их до
