Стоило Асеевой подумать о Кососаженном, он тут как тут. Стоит у внутреннего, расположенного на втором этаже поста охраны и, гневно сверкая очами, распекает секьюрити:
– Вы за что здесь деньги получаете? Там, внизу, какой-то псих к Алиджану Абдуллаевичу рвется, а здесь, на втором кордоне, никого нет! Вы представляете, что было бы, если бы он в кабинет к боссу прорвался?! Не представляете? Так я вам скажу: я бы вас вот этими руками, – Иван потряс перед физиономиями охранников огромными кулаками, – задушил! Убил бы – и пусть бы меня посадили!
Говорил Кососаженный громко, почти кричал, адресуя свой страстный монолог не столько охранникам, сколько Габаритову. Пусть босс знает, что ради него верный Иван готов пожертвовать всем, даже свободой.
Войдя к боссу в кабинет, Асеева поняла: цель достигнута. Алиджан Абдуллаевич речь Кососаженного слышал и остался ею доволен.
– Слышь, как Иван охранников во все дырки? – весело глянул босс на редакторшу. – Хотя не его это собачье дело, в фирме начальник службы безопасности есть. Помнишь, неделю назад у нас материал про изнасилованную девчонку из Пушкина или Дмитрова прошел? Отдел происшествий с фотокором туда поехали, сняли ее в больничном окне «телевиком», когда она с родителями разговаривала. Зря, конечно, черную плашку на глаза не поставили, но я посмотрел на фотки, там лицо и так плохо видно. Издалека ж снимали-то. А отец, вишь, орет, что ее весь город узнал. Они хотели скрыть, что там изнасилование было, всем говорили – избили… Да разве такое утаишь? Не менты, так медики бы информацию слили. Не нам, так «Истине» или «Авангарду»… А ты чего вернулась-то? Секретарша сказала, ты заболела. Если температура, езжай отлежись, еще осложнение получишь.
Иногда Габаритов считал нужным проявить заботу о подчиненных: об их здоровье, самочувствии родителей и детей. В представлении Алиджана Абдуллаевича о мудром руководителе подобный интерес числился обязательной статьей.
– Терпимо, Алиджан Абдуллаевич. Я тут узнала про одну вечеринку, нефтяники гуляют, обещано много звезд. И не только шоу-бизнеса. Думаю, пойти надо обязательно, а кто, кроме меня, туда прорвется?
– Это в «Бином-парке», что ли?
– Да, а вы откуда знаете?
– Все знать, Асеева, моя работа, – самодовольно улыбнулся Габаритов. – А ты вот плохо со своими обязанностями справляешься. Отдел политики про эту тусовку три дня назад был в курсе и даже, кажется, аккредитовался.
– Не может быть! Туда никого не аккредитуют. Вечеринка закрытая.
– Ну я не знаю. Только это мероприятие они забили…
– Я все равно пойду. Там полно звезд будет, а звезды «политиков» в упор не знают и разговаривать с ними не будут.
– А у тебя что, больше тем нет? – сдвинул брови Габаритов. – Хорошее дело: два отдела на одну тусовку попрутся! А кстати, как у тебя с Баксовым? Я тебе когда с ним интервью сделать велел? Чтоб с фотографиями, где ты с ним вась-вась? Где оно?
– Баксов пока в Италии, но принципиально я с ним договорилась. Алиджан Абдуллаевич, я вам про другое хотела рассказать.
И Уля, как и собиралась, поведала Габаритову о разговоре с Пепитой. В мельчайших подробностях, да еще и от себя кое-что прибавила. Босс отреагировал в точном соответствии со сценарием, который составила в голове Асеева, возвращаясь от Пепиты. Сказал про Улины глупость и неумение разбираться в людях, упрекнул по поводу «истерики», устроенной «из-за этой суки» на верстке, и отечески похлопал по плечу.
На тусовку в «Бином-парк» Уля ехала с чувством исполненного долга и гордости за себя, так мастерски повернувшую ситуацию в благоприятное русло.
Вип– и поп-
В «Биномпарк» не пустили ни светских хроникеров, ни «политиков». Даже припарковать редакционные машины, на которых прибыл журналистский десант, поблизости от входа не получилось. Все уже было забито новенькими БМВ, «мерсами» и «Ауди». Наблюдались парочка «Порше» и один «Бентли». Метрах в десяти водила заметил «дырку» и хотел в нее втиснуться, но подбежал мордоворот с бейджем и скомандовал: «“Дырку” не занимать!» Асеева в который раз мысленно попеняла Габаритову, который никак не хотел внять ее аргументам и завести хоть одну тачку представительского класса. Помимо «Бентли», на котором ездил сам.
Прикати Уля сейчас на «бэхе», пусть не последней модели, а двух-трехлетке, «гориллы», стоящие в оцеплении вокруг ночного клуба, так пренебрежительно ручками бы не махали: «Проезжайте, не тормозите, здесь не положено!» Однако автопарк «Бытия» был укомплектован исключительно «узбеками» «Дэу нексией», которые, вопреки рекламе, и на морозе не заводились, и в жару – из-за проблем с системой охлаждения – закипали, как чайник «Тефаль». Родившийся и выросший в узбекском кишлаке Алиджан Абдуллаевич считал, что поддерживать отечественного производителя – его сыновняя плата покинутой Родине.
У «политиков» никакой аккредитации, естественно, не оказалось. Журналистов на вип-тусовку не просто не пригласили – приказали охране «не пущать прессу категорически». В случае, если кто-то из представителей этой славной профессии все-таки просочится в зал (будет отловлен или в каком-то издании появятся снимки), к нанятому ЧОПу обещали применить экономические санкции.
Уля сорвала зло на тихом Жене Федулове – фотокоре, которого в отсутствие Булкина и Тюрина ей пришлось взять на задание.
– Чего ты тут сидишь, жопу греешь?! – напустилась на парня Асеева. – Иди ищи точку, с которой будешь звезд снимать. Как они из машин вылезают, как в кабак входят. С кем, блин, приходится работать! Хоть самой в руки камеру бери!
Женя суетливо выбрался из машины, а Уля, проанализировав ситуацию, пришла к выводу: придется «идти на панель». Это означало, что сейчас она вылезет из машины и встанет неподалеку от входа, «торгуя лицом» и льстя себя надеждой, что кто-то из приглашенных звезд возьмет ее с собой.
Подобный прием Асеева частенько практиковала на заре своей светско-хроникерской юности, но за
