странным образом возбудила ее. — Они поссорились еще там, во Франции».
Кто-то громко пригласил присутствующих на церемониальное прохождение по залу. Генерал Першинг предложил руку миссис Хауден, за ними последовали пары по старшинству званий, и колонна начала медленно продвигаться по периметру большого зала под звуки знакомой мелодии «Сабли и шпоры». Томми оказалась с Сэмом почти в конце колонны, недовольная формализмом этой процедуры и тем не менее восхищенная чарующим потоком начищенной до блеска кожи и сверкающих в мягком желтовато- коричневом освещении пуговиц и знаков различия.
Затем оркестр заиграл «Роза Рио-Гранде» в честь уроженца Техаса полковника Хаудена; на движущиеся пары плавно опускались разноцветные ленты серпантина. Томми танцевала с холостяком Бриолином, затем ее перехватил Джек Клегхорн, выглядевший довольно унылым.
— Джек, вы глупы, как пробка, — сказала Томми с улыбкой. — Вы же знаете, что должны выполнять свои служебные танцевальные обязанности и приглашать жен старших по званию.
— Успею, — ответил он, пожимая плечами, — времени еще много. Мне хочется поболтать с вами. — Неправда…
— Да вы правы. Просто мне хочется погреться в лучах вашей красоты.
— Вам придется расплачиваться за это, мистер Сорвиголова.
— Ну и пусть. Всем приходится за что-нибудь расплачиваться.
Теперь уже танцевали все. Мимо Томми, с трудом поворачивая тяжеловесную фигуру миссис Хауден, проплыл генерал Першинг; на его лице застыла напряженная искусственная улыбка. Сэм танцевал с женой майора Костмайера; встретившись взглядом с Томми, он подмигнул ей, мрачно улыбнулся и перевел взгляд на партнершу. Оркестр играл «Эвейлон» — мелодию, которая очень правилась Томми. То и дело бросая через ее голову взгляд на Ирен Келлер, Джек рассеянно говорил что-то, потом его мышцы неожиданно напряглись, и он остановился. Повернувшись, Томми увидела, что к ним подошел капитан Мессенджейл. Джек бросил на Томми многозначительный шаловливый взгляд из-под бровей, поклонился и уступил место капитану. Мессенджейл манерно обнял партнершу и легко закружился с ней в танце. Танцевал он бесподобно.
— Не может быть, чтобы вы из Вест-Пойнта, — заметила Томми.
— Почему? — засмеялся он. — Разве вест-пойнтцы вышли из моды?
— Вы танцуете совсем не так, как питомцы Вест-Пойнта. У вас совершенно отсутствует свойственная вест-пойнтцам привычка маршировать даже на танцах.
— О, не настолько уж мы плохи, как вы думаете… Конечно, — продолжал он с очаровательной улыбкой, — я совсем забыл, что вы отступница, очень обаятельная, впрочем.
— Благодарю вас, сэр.
— Мне довелось окончить танцевальный класс месье Чарбета в Олбанн. Это был очень корректный француз в лакированных бальных туфлях, с пенсне, которое висело на умопомрачительной голубой ленте. Он обычно обращался к нам ровным повелительным голосом, никогда не повышая его: «Gardez les bienfeances, mes jeunes gens! Bienfeances et elegance.[43] He раскачиваться! Не подпрыгивать! Вы не английские гвардейцы и не индейцы племени апачей! Во всем должна быть грация и благопристойность!» — Мессенджейл весело засмеялся. — Я не люблю это благоприобретенное мастерство в танцах и предпочитаю танцевать естественно, непринужденно, в силу своих природных способностей, тех характерных свойств, которыми греческие боги и богини так щедро наделяли своих фаворитов. Это были восхитительные таланты. Вы согласны?
Пораженная и даже несколько растерявшаяся, Томми засмеялась. «Этот человек, — подумала она, — очевидно, никогда не скажет того, что ты ожидаешь услышать».
— Не знаю, — ответила она. — Я, пожалуй, никогда не задумывалась над этим…
— Дочь армии и без твердого мнения? Я удивлен… Возьмите себя, например. Ваша красота, ваша пылкость, способность увлекаться, чувство ожидания чего-то — все это отнюдь не благоприобретенное; эти качества окутывают вас как мантия, которую вы носите, совсем не думая о ней.
Томми откинула голову назад.
— Но вы никогда не встречали и совсем не знаете меня!
— Это не имеет значения. Ваши качества очевидны с первого взгляда. Вас переполняют чувство энтузиазма и вдохновение, страстное желание жить и наслаждаться жизнью. Вы не представляете себе, как я завидую этому; вы просто убеждены, что все, кто окружают вас, это хорошие люди и что в каждом саду только золотые яблоки…
— В таком случае мне не следовало бы находиться здесь, в этой пустыне! — сказала Томми и весело засмеялась.
Когда Мессенджейл был серьезным, широкие, как у индейцев, скулы придавали его длинному лицу выражение непреодолимой силы. Томми опустила глаза и на несколько минут полностью отдалась ритму танца, стараясь не касаться пальцами капитанских знаков различия на плече Мессенджейла, чтобы не нарушить их блеска. Она не знала, как держать себя с ним. Томми понимала, что это была обычная в офицерском клубе болтовня, галантная и вместе с тем несколько развязная, граничащая с дерзостью и нахальством, и тем не менее чувствовала, что за ней скрывается что-то более весомое и значимое. Мессенджейл действовал на нее каким-то непонятным ей образом, все более и более захватывал ее воображение. Неожиданно она спросила:
— Вы женаты, капитан?
На его лице снова заиграла эта легкая очаровательная улыбка.
— А почему вы спрашиваете об этом?
— Я подумала о том, какое необыкновенное удовольствие испытывала бы жена, будь она у вас.
Мессенджейл был явно польщен.
— Это великолепно! Я обязательно скажу об этом Эмили, когда она начнет ворчать или придираться ко мне… Уверен, что долго этого ждать не придется.
Танец кончился. Вместе с другими они наградили оркестр аплодисментами, но Мессенджейл вовсе не намеревался оставить Томми, и это удивляло ее. Оркестр начал играть «После того как ты ушла», на Томми нахлынули воспоминания о Франции. Вспомнились дождливые вечера в Савене, кружащиеся в вихрях морского ветра мокрые опавшие листья, глухой перестук окопных отпорок и мрачный гул голосов в палатах… Томми осмотрела зал из-под полуопущенных ресниц. Генерал Першинг танцевал с Ирен Келлер; ее полное красивое лицо сияло, она с обожанием смотрела генералу в глаза и что-то быстро ему говорила. Томми представила себе нескончаемый поток просьб и льстивых слов, неприкрытое подхалимство и потерю собственного достоинства — все это в расчете на то, чтобы представить желания и способности Барта Келлера в наиболее выгодном свете. «Сукина дочь», — гневно пробормотала Томми. Что ж, такая появляется в каждом гарнизоне, поэтому нет ничего удивительного в том, что она есть и здесь, в форту Дормер, и сделает свое грязное дело в те три-четыре минуты, которыми она располагает. Генерал Першинг слушал ее как завороженный.
Чтобы отвлечься от этих мрачных размышлений, Томми заметила:
— Это очень мило, что генерал приехал к нам в эту пустыню навестить нас, бедняг.
Лицо Мессенджейла изменилось: оно опять стало хладнокровным, спокойным, вдумчивым, проницательным.
— Командующий любит иногда совершить что-нибудь беспрецедентное, — сказал он, бросив взгляд на танцующую с генералом миссис Келлер. — Он считает, что это заставляет людей быть более активными. Мы уже проделали большой путь в этой поездке. По его мнению любой, даже самый маленький, форт ничуть не менее важен, чем другой. Не каждому удается нести службу рядом с троном, некоторым приходится ползать среди кактусов а чертополоха.
Томми вскинула голову; на длинном бледном лице Мессенджейла была печальная улыбка.
— Тем не менее вы не можете не согласиться, капитан, что существует много гораздо более интересных мест для службы, — заметила Томми.
— Разумеется. Факты упрямая вещь, и я вовсе не принадлежу к тем, кто с ними не соглашается. Однако генерал считает, что хороший офицер должен оставаться хорошим, куда бы его ни назначили, при условии, конечно, что он наилучшим образом использует свои способности. Вы, несомненно, понимаете это лучше любого другого здесь, правда ведь?
