машины ее швырнуло в сторону и асфальтом содрало кожу. Рана оказалась настолько сложной, что ветеринар не смог залечить ее полностью. Ее нужно было по нескольку раз в день промывать и перевязывать, и большинство из медикаментов должны были предотвратить заражение крови. Потребовалось несколько недель интенсивного лечения для того, чтобы ее можно было поместить в помещение для показа животных, и даже сейчас ее держали изолированно в отдельной, тщательно вычищенной клетке. Бедняжка была одинокой, травмированной и раненой. А ведь ей было всего два с половиной месяца.
Линда снова посмотрела на Куки. На этот раз она заметила гнойную корочку вокруг одного глаза и странно приподнятое плечо. На бедре повязки не было, но на шерстке виднелась засохшая мазь. Линда посмотрела на ее зараженные ушки, на худенькую спинку, но, главное, она увидела выражение ее глаз. Куки не только не походила на Снаглс, она была ее полной противоположностью. Эта кошка отчаянно нуждалась в любви человека и почему-то решила, что ей нужна вот эта женщина, Линда. Она просунула лапку между прутьями клетки и тянулась к ней, будто говорила: «Полюби меня, и я отвечу тебе такой же любовью».
Служащая осторожно коснулась плеча задумавшейся Линды:
– Вы знаете, она никогда не вела себя так с другими посетителями.
Линда до сих пор уверена, что Куки выбрала именно ее. Но, признаться, мне не очень в это верится. Ведь Куки наверняка тянулась к каждому, кто проходил мимо. Просто в тот день Линда не осталась равнодушной к раненой малышке. Она подумала: «Я должна ей помочь. Не знаю, выживет ли она, но я ее забираю».
Линда взяла на себя тяжелую ношу, потому что Куки действительно была серьезно больна. Вместе с документами на ее адаптацию Линде принесли целый мешок лекарств и коробку с перевязочными материалами, которая была больше самой киски. Служащие даже сказали, что если Линда сумеет вылечить рану на бедре Куки или любое другое ее заболевание, то киску заберут обратно, чтобы она прожила всю жизнь (вероятно, недолгую) в приюте. Но Линду это не отпугнуло, напротив, она почувствовала прилив энергии. Каждый день она проталкивала в горлышко Куки пять или шесть таблеток. Дважды в день смазывала ее рану, забинтовывала ее, а потом накладывала другую повязку на ее пушистый задик, чтобы бинт не сползал. Затем она брала ее на руки, ласкала, почесывала, говорила, что очень ее любит. Через несколько месяцев Куки полностью выздоровела. Казалось, у Куки не было ни несчастного случая с машиной, ни других заболеваний, настолько она стала здоровой и красивой.
Дженнифер очень хотела, чтобы Куки стала ее кошкой. Ведь Снаглс принесли именно для нее, но та не захотела быть чьей-либо кошкой. Поэтому Дженнифер очень надеялась на Куки. Каждый вечер она забирала Куки к себе в комнату, чтобы она спала рядом с ней, и даже закрывала дверь, чтобы Куки не могла уйти. Но на четвертую ночь она забыла закрыть дверь, и Куки выбежала из ее комнаты, забралась на кровать к Линде и устроилась рядом с ней на подушке. Дженнифер не могла держать Куки взаперти, и, когда она оставляла дверь нараспашку, та сразу бежала на постель к маме. Я уже говорила и повторю еще раз: когда вы вкладываете душу в уход за больным животным, оно никогда этого не забудет. Поэтому вскоре Линда выделила Куки отдельную подушку, на которой та спала всю оставшуюся жизнь. Так она стала маминой кошкой, и надежды бедной девочки опять потерпели крушение.
Правда, отчасти она сама была виновата. Ведь она любила наряжать Куки в кукольные платья, точнее, в платьица куклы Кэббедж Кид, потому что они подходили ей больше всего. К тому же к ним прилагались прелестные аксессуары. На единственной оставшейся фотографии этой унизительной для Куки процедуры она сидит на диване в легкой голубой кофточке с белыми кружевами и в комичной ковбойской шляпке. Выражение ее мордочки ясно говорит: «Меня унизили, оскорбили!»
Однако не стоит стыдить Дженнифер, ведь ей было всего двенадцать лет. И хотя Куки явно не нравилось играть роль манекенщицы, она никогда не вырывалась и не царапалась. Она терпела на себе эти дурацкие наряды и ковбойскую шляпу, играла с Дженнифер в чаепитие, словом, была для нее покладистой и любящей подружкой. Но Линду она буквально обожала! Как только Куки увидела в приюте Линду, она стала ее кошкой. Точнее, Линда стала ее человеком. Как говорит Линда, Куки способна с первого взгляда распознать в человеке доверчивого простака.
Но это, конечно, не так, и Линда просто шутит. Куки вовсе не считала ее простаком, которого легко подчинить своему влиянию, как не было такого между мной и Дьюи все эти годы. Да, мы были любящими партнерами, но нас соединяла глубокая и искренняя привязанность. Это не то что со Снаглс: «Дай мне поесть, и больше ты мне не нужна!» Кошки типа Дьюи и Куки отдают нам всю свою душу. Единственное различие состоит в том, что Дьюи служил обществу, а Куки – Линде Кайре.
Она дарила Линде свою любовь, внимание, ей хотелось все время находиться рядом с ней, хотелось, чтобы ее гладили и ласкали. Она даже требовала, чтобы ее погладили. Если Линда выходила из комнаты, Куки шла за ней, терлась о ее ноги, сидела у нее на тапочках, вспрыгивала к ней на колени. Если она считала, что ее мало приласкали, она подталкивала мордочкой руку Линды, затем поворачивалась, подставляя то место, где ее нужно было почесать. Она любила забраться к Линде на грудь и поцеловать ее – именно поцеловать! Через каждые несколько часов Куки вытягивалась и тянулась мордочкой к губам Линды, чтобы поцеловать ее, как застенчивая девочка целует маму на ночь. Даже когда Линда выходила из дома, Куки порой выскальзывала следом за ней. Конечно, Линда старалась этого не допускать, но Куки проявляла хитрость и сообразительность. Она пряталась за дверью, затем, как только Линда выходила, обычно с полным мешком мусора, она выскакивала на улицу и бежала прочь. Линда бросала мешок, бежала за ней, приказывая ей остановиться. Пробежав полквартала, Куки решала, что удалилась на достаточно далекое расстояние от дома. Она останавливалась, поворачивалась и ждала, когда Линда возьмет ее на руки. Они медленно возвращались домой, и Линда втолковывала ей, чтобы больше она не смела так делать. А Куки терлась мордочкой о подбородок своей Линды, будто хотела сказать: «Не волнуйся, мама, я никогда от тебя не убегу».
Надо сказать, что Линда вела очень напряженную жизнь. После развода она стала главным управляющим ресторанным бизнесом их семьи. Этот бизнес, в котором принимали участие и ее друзья, получил широкое признание среди жителей Бейсайда, и порой ей приходилось работать по пятьдесят часов в неделю. Однажды администратор больницы Святой Марии попросил ее устроить благотворительный рождественский вечер для медсестер. Больница произвела на нее столь сильное впечатление, что на следующий год, в дополнение к вечеру для сестер, она организовала благотворительный вечер, где посетители должны были заплатить по сорок долларов за тарелку. Ей удалось собрать более двенадцати тысяч долларов. На следующий год она уговорила присутствовать на вечере одну из звезд мыльных опер – мыльные оперы часто снимались в нескольких милях от их городка, в промышленном районе Куинса, – и на вечер пришло в два раза больше посетителей, соответственно и сумма сборов оказалась в два раза больше. Вскоре на устраиваемых ею ежегодных Февральских вечерах она уже собирала больше пятидесяти тысяч долларов, и журнал «Соап Опера дайджест» отметил их как излюбленное благотворительное событие для звезд, сериалы с которыми показываются в дневное время.
В свободные от работы часы она занималась домашним хозяйством и дочкой. Родители приносили ей изготовленные дома спагетти, друзья забирали ее в кино и на шоу, но основное время она уделяла Дженнифер.
– Вы знаете, как это бывает, – сказала она мне. – Все, что я делала, я делала ради дочери.
Мне ли не знать! Я отлично помню свою жизнь одинокой матери, когда мне тоже по пятьдесят часов в неделю приходилось работать в библиотеке. Помню воскресные вечера в кругу друзей, теплоту и уют материнского дома, поддержку и ощущение защищенности, которые они мне дарили. Я была счастлива. У меня была своя жизнь, которую я с радостью посвящала дочери, моей Джоди. Я работала, чтобы содержать ее, стала учиться на директора библиотеки, чтобы иметь возможность заработать деньги на ее обучение в колледже. Корпела ли я над учебниками перед экзаменом, оставаясь после рабочего дня в библиотеке, или уговаривала Джоди убраться в своей комнате – все это я делала ради дочери и для нее.
И я понимаю, что имеет в виду Линда, когда говорит, что Куки всегда ее поддерживала, потому что помню, как помогал мне Дьюи. Если я уставала или была чем-то расстроена, Дьюи вспрыгивал ко мне на колени или затевал игру в прятки, чтобы отвлечь от грустных размышлений. Каждое утро Дьюи занимал свой пост у входной двери библиотеки и ждал моего прихода. Стоило ему меня увидеть, как он начинал приветливо и возбужденно помахивать хвостиком, и все мои тревоги моментально улетучивались. Дьюи был рядом, а значит, все будет хорошо.
