годах, тогда люди часто держали львов в своих загородных домах). И они вместе разъезжали в машине Гленна «понтиак гранд прикс» – из одного окна высовывалась голова льва, а из другого свисал его хвост с кисточкой на кончике.
Поэтому Гленн не очень удивился, когда через несколько дней после его первого приглашения Расти пошел следом за ним. К сожалению, у матери Гленна уже был кот, злой и раздражительный. Год назад Гленн обнаружил его в заброшенной цистерне, где он провел пять недель, – скорее всего, продержаться ему помогла роса, к утру выступающая на внутренних стенках цистерны, и всякие жуки, но это уже другая история. Как ни странно, кот не проявлял благодарности своему спасителю и сразу дал понять, что не пустит Расти на свою территорию. Кстати, из них двоих клыки были только у Расти, но он не стал настаивать – не потому, что боялся или был покорным по натуре, просто у него в характере не было агрессивности. Казалось, он исповедовал принцип «Живи сам и дай жить другим».
Гленн извинился перед Расти и сказал, что ему лучше вернуться в гараж, но тот предпочел обосноваться на крыльце. Он появлялся на крыльце, когда Гленн уходил на работу, и прибегал вечером, чтобы встретить его. После обеда они вместе шли в гараж. Гленн даже подумывал принести его на собрание разведенных отцов. Тем летом на Курт-стрит, большой дороге рядом с домом матери Гленна, начался ремонт, поэтому Гленн и Расти стали ходить в пивной бар Билла через строительную зону. Гленн заходил в бар выпить кружку пива, а Расти ждал снаружи и иногда успевал за это время с кем-нибудь познакомиться.
– Это ваш кот? – спрашивали у Гленна.
– Ну да.
– Очень красивый кот, и такой дружелюбный!
– Да, Расти такой. Он у меня молодец!
Наступила осень, дни стали короче. На Курт-стрит открыли движение, так что Расти стало опасно на ней появляться. Несколько старых друзей Гленна организовали любительский оркестр и пригласили его играть на гитаре, и несколько вечеров в неделю он приходил домой очень поздно. Расти вспрыгивал на перила веранды, идущей вокруг дома, откуда забирался на оконный карниз снаружи и подолгу смотрел в теплую кухню. Вечером, собираясь ложиться спать, Гленн видел, что Расти наблюдает за ним. Поймав его взгляд, Расти начинал мяукать и скрестись в окно.
– Мама, нужно впустить его в дом, – сказал Гленн. – На улице уже слишком холодно.
Мать не хотела об этом и слышать, уж слишком бурно реагировал на Расти ее кот. Поэтому Гленн, узнав, что неподалеку сдается дом, переехал туда. Новый дом оказался такой же монашеской келью, как его комната у матери, – маленький, голый, лишь с самой необходимой мебелью, но на этот раз Гленн был с приятелем. Он оставлял окно открытым, но Расти забирался в дом, только когда там не было хозяина. Он пристрастился к человеческой еде. Все, что готовил Гленн, он сначала тщательно обнюхивал и, если ему нравился запах, пробовал еду на вкус, выпрашивал непрестанным мяуканьем. Вымыв посуду, Гленн обычно укладывался на диван таким образом, чтобы Расти мог залезть ему на спину и массировать ее когтями. Лучшего массажа после тяжелой работы нельзя было и представить.
Живя у матери, Гленн привык в постели играть на гитаре, частенько засыпая с нею в руках. «Эта гитара стала мне лучшим другом», – однажды сказал он мне.
Возможно, поэтому Расти и возненавидел гитару. Поначалу, как только Гленн брал инструмент, чтобы выучить новую мелодию, кот сразу выскакивал в окно. «Да это всего лишь рок-н-ролл!» – со смехом кричал ему вслед Гленн.
Со временем Расти попривык и уже не убегал. Когда Гленн вынимал гитару из футляра, он медленно подходил и забирался внутрь, затем толкал лапкой крышку, пока она не падала, наглухо закрыв его. Непонятно, что он там делал, но, пока Гленн перебирал струны, кот находился внутри и даже не пытался выбраться наружу. Как только Гленн открывал футляр, чтобы убрать инструмент, Расти сразу выскакивал на пол. Затем он дожидался, чтобы Гленн улегся в постель, забирался к нему и укладывался рядом.
Вскоре Расти обленился и перестал ходить с Гленном в гараж, где тот окрашивал корпус «студебекера» в матово-черный цвет. После окраски машины Гленн стал меньше времени проводить в гараже, хотя двигатель работал с перебоями. Вместо этого Гленн все больше времени проводил с Расти на заднем дворе, где было много деревьев, на клумбах красовались цветы, а над ними порхали обожаемые его котом бабочки. В два года Расти стал огромным котом, но, как и его хозяин, был очень добрым и великодушным. Мух он убивал без всякого сожаления, но, если ему удавалось поймать в воздухе бабочку, он обязательно отпускал ее на волю. Как-то во время сильного ветра у одного из деревьев обломилась толстая ветка, и Гленн закрепил ее под углом к стволу, чтобы дородному Расти было удобно забираться по ней на дерево. Кот любил пристроиться на ветках и следить за птицами, а еще – заглядывать через забор в соседний двор. На своем дворе Расти знал каждую травинку, но никогда не выходил за его пределы.
– Я наблюдал за вашим котом, он никогда не выходит на улицу! – изумленно сказал Гленну сосед.
Гленн только плечами пожал:
– Такой уж он, Расти.
Расти был верным товарищем. Гленн рассказывал ему о своих удачах и неприятностях, пересказывал ему штуки и анекдоты, какие приходилось ему услышать, а Расти внимательно его слушал и… реагировал голосом. Если он был в настроении, то, пока Гленн обедал, без умолку что-то ему говорил. Если Гленн был чем-то расстроен, Расти сразу это улавливал, вспрыгивал ему на колени и внимательно смотрел в лицо умными понимающими глазами, склонив голову набок, как в тот первый день в гараже. Затем утыкался усатой мордочкой в его бороду, как будто спрашивал: «Дружище, у тебя все в порядке?» И Гленн терся лицом о его мордочку, мол, все в порядке, не волнуйся.
Расти помог Гленну наладить отношения с дочерью Дженни. С другими своими детьми Гленну не удалось сохранить близость, и Дженни одна могла дать ему почувствовать себя отцом, чего он всегда хотел. Согласно решению суда, она жила неделю у матери, а неделю у отца, и Гленн давал ей все, что только мог. Дженни его обожала, но он боялся, что со временем она тоже от него отдалится. Но теперь, когда появился Расти, этого можно было не опасаться. Дженни очень полюбила кота. Когда Гленн приезжал забирать ее у матери, она первым делом спрашивала, как поживает Расти. При встрече она вытягивала руки вперед, и Расти с разбегу вскакивал на них, как щенок.
Расти всегда был, как бы это выразиться, ширококостным. В пять лет, по прикидкам своего хозяина, он весил около двадцати пяти фунтов, хотя отказывался посидеть на весах, чтобы можно было сказать более точно. Гленн уверял, что это не жир, а мышцы, ведь он целыми днями лазает по деревьям. Но даже ему приходилось признать, что, когда Расти садится на задние лапы, он напоминает толстого Будду. Восьмилетняя Дженни считала Расти обрюзгшим и решила добиться, чтобы он похудел. Она брала его за лапки и двигала ими вперед и назад, как будто танцевала с ним ча-ча-ча. Затем укладывала спиной на пол, брала за задние лапы и двигала их по кругу, как будто тот ехал на велосипеде. Она называла это гимнастикой для растрясения жира.
– Расти, пора растрясать жир, иди ко мне, – подзывала она кота после завтрака.
Он тяжело вздыхал и, повесив голову, подходил к девочке, так как и не думал ей перечить. И, несмотря на эти упражнения, ночью ложился спать рядом с Дженни. Он просто любил ее, как любил ее Гленн. И когда в воскресенье вечером за Дженни приезжала мать, оба очень расстраивались.
Шли годы. Днем Гленн работал механиком, вечером приходил к матери пообедать или сделать что- нибудь по дому, ночи проводил с Расти или на встречах разведенных отцов. Он по-прежнему время от времени занимался «студебекером»: починил рулевое управление, коробку передач, нарисовал на боку языки красного пламени. У него не было окончательного плана. «Студебекер» стал его постоянным занятием, и он всегда что-то в нем переделывал, улучшал. По средам ездил в дансинг «Игле» послушать свою любимую группу. У него было много друзей среди музыкантов, они часто приглашали его на сцену сыграть несколько песен. Но он никогда не танцевал. Женщины приглашали его, но он неизменно отказывался. Он не хотел быть грубым, просто ему больше не хотелось с ними знакомиться, он приезжал сюда из-за музыки.
Когда его давний друг Норман Шварц задумал открыть дансинг в маленьком городке Уотербери, Небраска, – «Мы хотим вернуть старые добрые деньки, – сказал ему Норман. – Только старый рок-н-ролл и живая музыка», – Гленн предложил ему помочь убрать строительный мусор и настелить пол из досок, которые его друг купил, когда стали сносить старый спортивный зал около церкви Святого Майкла.
