8
В среду в Москве засобиралась гроза. Ну, это вероятнее всего, потому что в воздухе разлилось какое- то неясное напряжение и томление. Жара и неопределенно-радостное предвкушение конца света.
В квартире Лизы Волынской установился относительный порядок, мебель стояла по местам, на бронзовой бабе-канделябре больше ничего лишнего не висело. В холодильнике поселились кефир, мороженое и пельмени, а в ванной — пена для бритья и мужской одеколон. Последнее больше всего умиляло и восхищало Лизу. Она валялась поперек кровати и расслабленно представляла, что они с Волковым уже давно женаты и живут не в Москве, а в Париже. Или в Рио-де-Жанейро — судя по погоде.
Хотя Волкову в Париж нельзя, он там захиреет. И не потому, что языков не знает, а потому, что Волков — насквозь отечественное издание. Ему в Европе будет просто тесно…
Лиза перевернулась на живот и заорала в сторону кухни:
— Волков, ты по-французски умеешь?
Через мгновение в дверях возникла могучая фигура в одном лишь полотенце на бедрах, и Лиза залюбовалась этим зрелищем. Волков с явным подозрением смотрел на валяющуюся поперек постели подопечную, однако криминала не усмотрел и ответил:
— Смотря что ты имеешь в виду.
— Волков, это самый дурацкий ответ на самый простой вопрос. Я спросила, умеешь ли ты…
В этот момент до нее дошло, и Лиза захихикала, а Волков глумливо ухмыльнулся.
— Вот именно. Мало ли чего можно уметь делать по-французски?
— Ну хоть что-нибудь ты умеешь?
— Иди, покажу.
На некоторое время стало не до вопросов, а потом, когда Лиза ушла в душ, голый Волков слез с кровати — и как-то разительно переменился.
Он стремительно, но не торопливо отправился на кухню, достал из кармана висевших там джинсов мобильник и набрал некий номер. Дальше состоялся следующий разговор:
— Завтра к десяти тридцати все должно быть заряжено.
— Я понял, не волнуйся. Все записи у меня.
— Косой, пусть его водят повсюду, даже в сортир. И прослушку не снимать!
— Кабан, ты уж не наводи панику, лады? Еще бабу Шуру поучи блины печь.
— Все, все, извини. Еще раз: вести до конца, ни при каких обстоятельствах не вмешиваться, пакуемся по моему сигналу. Никого не валить. С завтрашнего утра — тишина в эфире.
— Принял, пошел воплощать. Удачи, Кабан.
— До связи, Косой.
После этого загадочного и явно зловещего разговора Жора Волков несколько мгновений посидел просто так, пялясь в пустоту, а потом набрал еще один номер. Здесь он почти ничего не говорил, только слушал, потом коротко и сухо поблагодарил собеседника и дал отбой.
Лиза выпорхнула из душа веселая, словно птичка, и слава богу, в футболке. Волков уже практически точно знал, что умрет он от полового истощения, причем довольно скоро, потому что на Лизу мог реагировать исключительно одним способом — хватать и тащить в койку.
Сейчас юная соблазнительница уселась за стол, потрясла влажными волосами и поинтересовалась:
— Ты сейчас занят чем-то важным или просто сидишь с дурацким видом?
— Чего? А, нет. Лизавета, в тебе нет ни капли уважения к мужчине, с которым ты спишь.
— Есть, но его все время заглушают здоровые инстинкты и нездоровые желания. Волков, а ты часто будил в женщинах нездоровые желания?
— А что ты считаешь нездоровыми желаниями? Желание заняться любовью?
— Ну… нет, это нормально, пожалуй. Не знаю, просто так говорят. Ладно, ладно, я дура, признаю. Давай опять в вопросы и ответы поиграем?
— Давай, я тебя лучше просто так поцелую?
— Не-ет, так неинтересно. Нужен азарт. Кураж нужен.
— Ладно, давай. Только я тоже буду спрашивать!
— Конечно, Волков! Не знаю, зачем тебе это, ты и так все знаешь, но я играю честно. Начинай.
— Зачем мы идем завтра на ипподром?
— Затем, что я обещала Эдику, люблю лошадей и хочу выйти с тобой в свет. Устраивает?
— Ну, в принципе…
— Теперь моя очередь. Как ты потерял невинность?
— Ух. Так и не вспомнишь…
— Не ври. Ты сказал, что это было за пять лет до моего рождения. И явно наврал, потому что тогда тебе было десять лет.
— Немножко приврал, каюсь. Но не очень много.
— Волков! Ты дитя трущоб и воспитанник улицы? Генерал песчаных карьеров?
Волков усмехнулся.
— Можно и так сказать. Я просто нормальный гарнизонный ребенок. С первого класса предоставленный исключительно себе самому.
— А родители?
— Отец служил в разведроте. Мама умерла, когда мне было три года. Он меня никому не отдал, таскал с собой по всем гарнизонам.
— Жор, прости…
— Ничего страшного. Я маму почти не помню, а отец погиб двадцать лет назад. Я до армии жил у дяди Коли Зайцева, а с его сыном Витькой мы вместе пошли потом и в разведшколу, и в военное училище, и в милицию. И уволились тоже вместе, он чуть позже.
— Погоди… Зайцев Витька — это же Виктор Николаевич?! Твой колдун по технике?
— Точно. Заяц.
— Ничего себе… Так ты себе ребят набирал из сослуживцев?
— Не всех. Остальные помоложе, но почти все из спецназа или разведки.
Лиза задумчиво кивнула, а потом медленно произнесла:
— Надо же, а я как-то никогда не задумывалась… Просто здоровенные мужики, ходят за тобой хвостом, иногда мешаются под ногами. А ты их специально набирал.
— Я их еще и учил, потому что это целая наука. И потом, это такая профессия, в которой от полного доверия к напарнику зависит твоя и, что важнее, чужая жизнь.
— Важнее собственной?
— А как же? Ведь именно в этом профессия и заключается. Заслонить, принять удар на себя. Возможно, погибнуть — но не дать причинить вред тому, кого защищаешь.
— Жор, а давай, ты потом больше не будешь этой профессией заниматься?
— Когда это потом?
— Ну… когда мы с тобой поженимся.
Жора потемнел лицом, встал, отвернулся и молча натянул джинсы. Правда, прямо на голое тело и пуговицу не застегнул, так что вышло еще сексуальнее. Лиза едва не облизнулась, как Барсик при виде сметаны. Волков мрачно произнес:
— Лиз, я не хочу пока к этому разговору возвращаться.
— То есть ты жениться на мне не хочешь? Соблазнил, значит, девушку…
— Лизавета, всыплю!
— Это каждый может. Ты сначала женись!
— Лиз…
— Волков, я знаю, что приличные девушки так себя не ведут. И знаю, что не должна навязываться. Но
