комбинациями, затеянными в этих стенах… Но оставим биржу, взгляните направо: это Мэнчон-Хаус, официальная резиденция ежегодно сменяемого лорд-мэра лондонского Сити. Позвольте попутно разъяснить одно недоразумение, жертвой которого становятся многие иностранцы: часто за границей говорят «лорд-мэр Лондона». Это ошибка. Лорд-мэра, то есть городского головы всего Лондона, не существует.[20] Зато есть лорд-мэр Сити – одного из двадцати восьми районов внутреннего Лондона. Но так как Сити – самый старинный район столицы и до сих пор остается ее деловым центром и средоточием богатства, то в глазах англичан лорд-мэр лондонского Сити олицетворяет собой промышленное и торговое могущество Англии.
Мэнчон-Хаус представлял собой большое красизое здание с колоннами, в вычурном стиле XVIII века. Когда-то оно было, очевидно, желтого цвета, но теперь, подобно бирже, покрылось черным слоем копоти.
– Теперь взгляните налево, – сказал Орлов. – Перед вами знаменитый Английский банк. Банк этот был основан в 1694 году и сначала помещался в маленьком одноэтажном домике. Позднее, с ростом финансового могущества Англии, на месте старого домика было воздвигнуто большое тяжелое здание, напоминавшее крепость. Этот дом в дальнейшем несколько раз расширялся и перестраивался, пока не принял свой нынешний вид – внушительного, монументального строения с двумя ярусами колонн и двумя этажами балконов.
– А вы знаете, – заметила Таня, – этот банк и сейчас похож на крепость: в нижнем этаже стены слепые, без окон, вооруженные часовые у входа…
– Нечему удивляться, – улыбнулся Орлов: – все здесь рассчитано на то, чтобы вызвать доверие даже у самого боязливого вкладчика… Но вернемся к нашему исследованию. Эта площадь, образованная треугольником – Английским банком, биржей и Мэнчон-Хаус, в просторечии именуется «The Bank» («Банк»). Она является нервным центром Сити. Вокруг нее, в паутине старинных узких улиц и переулков, ведущих начало еще о римских времен, притаились тесные, закопченные, угрюмые здания всех главных банков, страховых обществ, торговых контор, пароходных компаний, промышленных и горных предприятий Британской империи. Здесь же помещается знаменитый «Ллойд» с его регистром судов всего мира. Можно утверждать, что в лондонском Сити, на пространстве всего лишь одной квадратной мили, так густо сконцентрированы экономическое могущество и финансовая власть, как нигде в капиталистическом мире. Отсюда направляется хозяйственная жизнь не только всей Англии, но и всей Британской империи. Отсюда торговые и финансовые щупальца тянугся ко всем морям и континентам земли. Здесь, в Сити, финансовый центр британского империализма…
Вокруг маленькой группки наших путешественников кипела, клокотала странная, лихорадочная жизнь. Вереницей двигались грузовики, заваленные товарами, нагруженные рулонами бумаги, роскошные лимузины, в которых восседали важные пассажиры с сигарами в зубах. Торопливой иноходью бежали банковские клерки в цилиндрах, с денежными сумками под мышкой, коммивояжеры с желтыми чемоданчиками в руках. Мчались мальчишки-посыльные в синих костюмчиках с блестящими пуговицами, спешили торговые служащие с озабоченными лицами. По тротуарам расхаживали уличные разносчики, продающие запонки и булавки, сидели нищие, рисующие на панелях душещипательные картинки. [21] Все это торопилось, двигалось, шумело, мелькало перед глазами. Движение было подобно плотному, душному, неотвратимому вихрю.
Орлов продолжал свой рассказ:
– У площади Банка сходятся семь больших наземных артерий столицы. Через эту крохотную площадь проходит три тысячи машин в час! Сверх того, сотни поездов метро непрерывно подвозят сюда десятки тысяч людей.
Орлов взглянул на побледневшие лица своих спутников и понял, что они устали от впечатлений.
– На сегодня хватит! – решительно сказал он. – Изучение Лондона – довольно утомительное дело… Завтра продолжим. Я только позволю себе сегодня вечером занять вас еще на час… Вы сами увидите, что это необходимо.
В 11 часов вечера Орлов снова появился в отеле и, ничего не объясняя, скомандовал:
– Пошли!
На этот раз поехали в метро. Поезд быстро нес их по бесконечным туннелям. Пробегали станции, бесчисленные огни реклам. Наконец на стене туннеля сверкнула металлическая дощечка с надписью «Банк». Здесь советские путешественники вышли и поднялись на поверхность. Они оказались на той самой маленькой площади, на которой стояли сегодня днем. Но что с ней сталось? Куда унеслась та буря неистового движения, которая оглушила их всего лишь несколько часов назад?
Сейчас здесь была безлюдная пустыня: молчаливые здания с черными окнами, пустые улицы без автомобилей и прохожих, мертвые банки, биржа, акционерные общества, конторы. В ярком свете уличных фонарей сиротливо темнела одинокая фигура полисмена, и маленький песик, вытягивая мордочку и нюхая воздух, спокойно переходил одну из самых главных артерий лондонского движения. Картина была фантастической: точно советские путешественники оказались в стенах внезапно вымершего города.
Орлов выразительно взглянул на своих спутников и вполголоса пояснил:
– Этому не приходится удивляться, все очень просто: днем население Сити составляет полмиллиона, ночью – десять тысяч. Здесь постоянно живут только сторожа…
На следующее утро Орлов повел своих «робинзонов» в лондонский Ист-Энд, который начинается сразу же за Сити.
Можно подумать, что сама судьба устроила здесь выставку иллюстраций к известным положениям Маркса. Капитализм везде влачит за собой страшную свою тень – эксплуатацию человека человеком, нищету народных масс. Ист-Энд – это зловещая тень Сити, жестокое царство эксплуатации и бедности. Здесь находится район исполинских лондонских доков, где живут сотни тысяч грузчиков и портовых рабочих. Здесь имеется особый квартал Уайтчепель, где ютится еврейская беднота, бежавшая в свое время от черносотенных погромов из царской России. Бесконечно тянутся склады, элеваторы, гаражи и другие предприятия, связанные с доками. Теснятся бесчисленные кабачки, притоны, таверны, пивные, подозрительные гостиницы, в которых проводят время разноплеменные моряки с судов всех наций.
Лицо Ист-Энда – это изможденное лицо с лихорадочными глазами нужды, изборожденное глубокими морщинами лишений.
Огромный лабиринт узких, грязных улочек… Маленькие, подслеповатые домишки – не те удобные коттеджи, в которых живут представители средних классов, мелкой буржуазии и рабочей аристократии, а просто лачуги, темные конуры, до отказа набитые жильцами. Спертый, нечистый воздух в комнатах и коридорах, вонь и грязь в крошечных закопченных двориках. Толпы бледных, золотушных детей, играющих на перекрестках. Пестрые толкучие рынки, где можно купить и продать все, что угодно. Мрачные кабаки,
