денно и нощно охраняют бесстрашные воины.
Гэндзи придвинулся поближе к дедушке и ухватился за его руку. Мальчику вдруг показалось, что лесные тени удлиннились.
Дедушка рассмеялся.
Я пошутил, Гэн-тян. Призраков, демонов и невидимых духов не бывает. Госпожа Сидзукэ, ведьма и принцесса, умерла шестьсот лет назад. Не бойся ее. Лучше бойся живых. Лишь они опасны.
Тогда я рад, что у меня есть этот дар, — сказал Гэндзи — продолжая, впрочем, крепко держать дедушку за руку. — Я узнаю, кто мои враги, и убью их прежде, чем они успеют сделать мне что-нибудь плохое.
Убийства порождают убийства, — сказал дедушка. — В прочих же отношениях они мало что меняют, на удивление мало. Так ты не добьешься безопасности.
Какая же тогда польза в знании? — надувшись, спросил Гэндзи.
Слушай меня внимательно, Гэндзи. Это не имеет никакого отношения к пользе и бесполезности, добру или злу, выбору или отсутствию выбора. Все это — лишь ярлыки, а не само явление. Они запутывают, а не объясняют. Слушай внимательно и постарайся понять, что я имею в виду. Дар это или проклятие, хочешь ты владеть им или не хочешь, но ты им наделен. Ты не можешь не обращать внимания на это свое свойство, как не можешь не обращать внимания на собственную голову. Либо ты будешь пользоваться им, либо оно воспользуется тобою. Ты понял?
Нет, дедушка. Ты говоришь, как старый настоятель Дзенгэн. Его я тоже не понимаю.
Сейчас это неважно. У тебя фамильная память. Ты запомнишь мои слова и поймешь, что они означают, — потом, попозже. Слушай. Видения приходят по-разному. У Сигеру их будет множество. У тебя же — всего три за всю жизнь. Будь внимателен. Исследуй их без страха и страстей. Тогда взор твой не затуманится, и эти три видения покажут тебе все, что тебе нужно будет знать.
Три видения, — подумал Гэндзи. Всего три. Это не так уж и плохо. Может, они пройдут, а он даже и не заметит. Тут он поймал на себе взгляд дедушки. Все говорили, что дедушка умеет не только видеть будущее, но и читать мысли. Гэндзи в это не верил. Ну, не очень верил. Но на всякий случай решил подстраховаться. Он изо всех сил сосредоточил свое внимание на облаках, плывущих по небу, и попытался вспомнить лицо мамы. Мама умерла, когда Гэндзи было три года. И с каждым миновавшим годом ее образ делался все более смутным и расплывчатым. Когда Гэндзи пытался вспомнить ее, чаще всего это были только попытки, да и все. Значит, и дедушка ничего больше не увидит у него в уме, даже если и заглянет туда.
Понимаю, — сказал Сигеру, натянуто улыбнувшись. — У тебя еще не было видений, и потому ты надеешься, что тебе удастся избежать этой судьбы. Никому из нас не выпало такого счастья. И тебе не выпадет. Приготовься. Если мой отец сказал, что у тебя будут три видения, значит, так оно и будет. В этих вопросах он никогда не ошибался.
Это не единственная причина, — сказал Гэндзи. — Я надеялся, что то, что у меня было, — не видение. Потому что если это все-таки видение, я знаю нечто такое, чего никому знать не следует.
Я знаю множество того, чего никому знать не следует, — отозвался Сигеру.
Ты знаешь, как умрешь? — спросил Гэндзи.
Гэндзи не узнал это место. Он восстанавливал видение раз за разом, изучал его с той тщательностью, с какой фехтовальщик изучает стойку противника, выискивал все, что могло дать хоть какой-то намек. Однако же этого места он не знал. Но будет знать. И его будут хорошо знать. Это явствовало из рева собравшихся — а народу там было много. Что звучало громче и чаще, благословения или проклятия? Понять было невозможно. Гэндзи все-таки предположил бы, что проклятия перевешивали.
Будь ты проклят!
Предатель! Предатель! Предатель!
Банзай! Ты спас японский народ!
Смерть трусам!
Ты опозорил нас! Вспомни о чести и покончи с собой!
Да защитят тебя все боги и все будды! Да пребудет с тобой их благословение!
Гэндзи шел по центральному проходу зала. Он никогда не видел подобного зала. Стояла ночь, но в зале было светло, словно днем. Бесчисленные лампы, висящие на стенах, излучали свет, и при этом от них не исходило ни единой струйки дыма. Свет их был ровным и ярким, без трепетания пламени. (Интересно, как этого добились? Изобрели новые фитиля или нашли новое, высококачественное масло?) Вместо разложенных рядами подушек в зале стояло сотни две стульев, наподобие тех, которыми пользуются чужеземцы. В передней части зала был устроен помост. В задней располагался большой балкон, на котором стояла еще сотня стульев. Но на них никто не сидел. Все присутствующие стояли, что-то выкрикивая и бурно жестикулируя. Возможно, стулья были символическими, и на самом деле ими не пользовались. (В принципе, это казалось вполне вероятным. Гэндзи как раз недавно впервые посидел на таком стуле, и теперь хорошо понимал, насколько подобное времяпровождение мучительно для внутренних органов).
Гэндзи не видел вокруг ни единого человека с традиционной самурайской прической, и никого с обязательными для самурая двумя мечами. У всех на голове была беспорядочная копна волос, словно у безумцев или заключенных. Никто не был вооружен. Судя по лицам, это были японцы, но все они были облачены в чужеземную одежду, лишенную какого бы то ни было изящества. Все это напомнило Гэндзи не то кукольные спектакли для маленьких детей, не то грубые крестьянские пантомимы. Неужели эта нелепица и впрямь была видением?
Сидевший на помосте седой мужчина ударил по столу деревянным молоточком.
Тихо! Тихо! Парламент — тихо!
Никто не обратил на него ни малейшего внимания.
(Интересно, что такое парламент?)
Благословения раздавались в основном из левой половины зала, проклятия — из правой. Гэндзи приветственно помахал рукой тем, кто сидел слева. В этот самый миг из гущи проклинающих к нему кинулся какой-то юноша. Он был одет в скромный темно-синий мундир без гербов и знаков различия и очень коротко подстрижен. В руках у него был меч.
Да здравствует император!
И с этим возгласом юноша всадил меч в живот Гэндзи, в точности в солнечное сплетение. Гэндзи ощутил толчок, резкую жалящую боль, как будто его укусила оса, — и внезапно все его тело обмякло.
Струя крови ударила юноше в лицо.
Все вокруг затянуло белой пеленой.
Затем настала тишина, а с нею пришла тьма.
Но видение на этом не закончилось.
Гэндзи открыл глаза. Над ним с тревогой склонились какие-то люди. По наклону их тел и потолку над головой Гэндзи понял, что лежит на полу.
Он чувствовал, как кровь толчками вытекает у него из груди. Судя по ощущениям, его бросило в холодный пот. Но боли не было.
Потом люди расступились, и появилась невероятно прекрасная женщина. Не обращая внимания на кровь, она обняла Гэндзи и прижала к груди. Слезы струились по ее щекам и капали на лицо Гэндзи. Несколько мгновений их сердца бились в унисон. Потом сердце Гэндзи постепенно стало замедляться.
Ты всегда будешь моим Блистательным Принцем, — сказала женщина. Игра с его именем. Гэндзи. Так звали героя древнего романа.
Двое крепко сбитых мужчин — не то телохранители, не то полицейские — опустились на колени рядом с Гэндзи. Они тоже плакали, не стыдясь.
Князь Гэндзи, — произнес один из них. — Князь Гэндзи…
Больше он ничего не смог из себя выдавить.
Держитесь, мой князь, — сказал второй. — Помощь уже идет.
Он снял свою куртку и попытался зажать рану Гэндзи. Гэндзи увидел у него на боку кобуру с плоским
