Маяковским А. А., О. В., Л. В., около 15 июля 1925*
86 А. А., О. В., Л. В. МАЯКОВСКИМ [Мехико, около 15 июля 1925 г.]
Дорогие мои мамочка, Оличка и Людочка!
Целую вас всех страшно и поздравляю вас со всеми именинами и рождениями*, какие за это время подвернутся, а также благодарю вас за поздравление.
Числа 10-15-20 сентября надеюсь быть в Москве. Целую вас всех еще раз.
Ваш мексиканский сын и брат
Бурлюку Д. Д., 23 октября 1925*
87 Д. Д. БУРЛЮКУ [Нью-Йорк, 23 октября 1925 г.]
Додя*, ты неисправим.
Жду
Маяковским Л. В., О. В. 9 ноября 1925*
88 Л. В., О. В. МАЯКОВСКИМ [Париж, 9 ноября 1925 г.]
Телеграфируйте немедленно подробно мамино здоровье. Попросите Бориса Кушнера помочь квартирой*. Буду Москве недели через две. Целую мамочку, вас.
Брик Л. Ю., 20 февраля 1926*
89 Л. Ю. БРИК [Баку, 20 февраля 1926 г.]
Дорогая и родная моя Кисица!
(Это я сделал из Киса и Лисица.)
Я живу сию минуту в Баку, где и видел (а также и по дороге) много интересного, о чем и спешу тебе написать.
Во-первых, от Краснодара до самого Баку ехал с нами в поезде большой престарелый обезьян. Обезьян сидел в окне и все время жевал. Не дожевавши, часто останавливался и серьезно и долго смотрел на горы, удивленно, безнадежно и грустно, как Левин после проигрыша.
А до этого в Краснодаре было много собачек, про которых я и пишу теперь стих*.
В Баку тоже не без зверев. Во-первых, под окном третьего дня пробежали вместе одиннадцать (точно) мирблюдов, бежали прямо на трамвай. Впереди, подняв руки, задом прыгал человек в черкеске, орал им и что-то доказывал — чтоб повернули.
Е́два-е́два* отговорил.
А также наискосок ежедневно становится в девять часов хороший ослик с фруктами. Что же касается Регины Федоровны, то ее уже не было, она уехала в Москву.
Я живу весело: чуть что — читаю «Левый марш» и безошибочно отвечаю на вопросы, что такое футуризм и где теперь Давид Бурлюк.
Счастливый Ося, и он живет полной, красивой жизнью: я читал про его выступление в Доме союзов, а также дышащую гневом статью о киноплакате* в «Советском экране».
Целуй его очень. В телеграммах я его не целую, потому что телеграммы срочные, могут прийти ночью, а я не хочу его беспокоить ночью по пустякам.
Во вторник или среду утром еду Тифлис* и, отчитав, поскорее в Москву. Надоело — масса бестолковщины. Устроители — молодые*. Между чтениями огромные интервалы, и ни одна лекция не согласована с удобными поездами. Поэтому, вместо международных, езжу, положив под голову шаблонное, с клещами звезд огромное ухо. Уже и без клещей было б удобнее, но вычесывать клещи лень, тем более из 20 000 экземпляров*.
Здесь весна. На улицах продают мимозы. Можно ходить без пальто, но тогда очень холодно. Налево от меня какая-то уличка, на ней парикмахерская «Аэлита», тут же все по-тюркски, но выглядит страшно иностранно, т. к. теперь латинский алфавит: аптека и сейчас же по-ихнему — «Aptiq», а вместо воскресенья вообще пятница. Направо от меня Каспийское море, в которое ежедневно впадает Волга, а выпадать ей неоткуда, т. к. это море — озеро и положенье его безвыходное.
Дорогой Солник, очень тебя жалею, что тебе одной возиться с квартирой*, и завидую, потому что с этим повозиться интересно.
Я по тебе, родненький, очень соскучился. Каждому надо, чтоб у него был человек, а у меня такой человек ты. Правда.
Целую тебя обеими губами, причем каждой из них бесконечное количество раз.
В литотдел Госиздата, 15 марта 1926*
90 В ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ ГОСИЗДАТА [Москва, 15 марта 1926 г.]
В лит. сектор Гиза
Заявление
Прошу отсрочить мне сдачу материала согласно договорам:
1) Драма до 30-го марта
2) Роман до 15-го июля.
