эмоциями, я смотрел на него, и у него было такое выражение лица, будто его сейчас стошнит на пол.
Глава третья
«В КОТОРОЙ МИК ПРЕУСПЕВАЕТ В ОСКОРБЛЕНИИ МНОГОЧИСЛЕННЫХ ЧЛЕНОВ ОБЩЕСТВА ТРЕЗВОСТИ, СЛУЖИТЕЛЕЙ КУЛЬТА И ЖИЛЬЦОВ ДОРОГИХ МЕБЛИРОВАННЫХ КОМНАТ»
Этого нельзя было не замечать: я видел, каким уродливым и раздутым я выглядел. Я видел, как близко Никки подошёл к смерти. И я видел, как наши менеджеры были настолько сыты по горло нами, что собирались уходить. Фактически, меня самого так тошнило от нас, что я был готов уйти, если хоть что- нибудь не изменится.
Так что я бросил пить. Вы можете просто остановиться, когда вы хотите остановиться. И я был готов это сделать. Мне не нравилось чувство уязвимости, когда я был пьян, потому что в таком состоянии люди легко могут обмануть вас. И у меня ужасно болели кости, потому что я бывал настолько пьян, что мог сделать одно неосторожное движение, а на следующее утро проснуться с чудовищной болью, которую я заглушал большим количеством спиртного, пока опять не пьянел настолько, чтобы снова не сделать какую- нибудь глупость.
Бросив пить, я в течение нескольких недель сбросил девять килограммов веса и избавился от сотни складок на теле. Всякий раз, когда я жаждал выпить или чувствовал себя неважно, я сворачивал свои пальцы в кольцо, как будто держу в руке стакан, орал “бум” и резко подносил руку ко рту, словно опрокидывал туда порцию текилы. Это было моим бумом, моей терапией. Я думаю, что это пугало многих людей, но это делало меня счастливым. К тому же, это было намного дешевле чем, курс реабилитации.
Тем временем Никки, Томми и Винс помещались в клинику и выписывались из неё уже так много раз, что я никак не мог уследить, кто из них где находится в данный момент. Никки думает, что реабилитация сильно помогла группе. Но я в это не верю. Я посещал их в клинике и видел, что врачи разлучали парней до тех пор, пока они не начинали чувствовать себя полными нулями. Они становились униженными и оскорблёнными, их помещали в комнаты с людьми, у которых были реальные проблемы, с людьми, которых изнасиловал их собственный отец или с теми, кто видел, как убили их мать. У Томми, Винса и Никки не было таких проблем: они, чёрт побери, были так молоды, что ещё даже не начали жить. Весь процесс был наиболее труден для Томми, я думаю, потому что его забрали туда на грани нервного срыва, когда он буквально чахнул после разноса, который устроили ему в его доме в Сочельник (ночь накануне Рождества), он должен был вылечиться, чтобы спасти свой брак. Когда группа вышла из клиники, он был просто как ребенок, а я полагаю, что человек теряет ощущение какой-либо перспективы, если он — миллионер- подросток.
Сделка, которую мы все заключили, состояла в том, что прежде, чем мы начнём делать запись нового альбома, каждый из нас должен избавиться от своей зависимости. Поэтому парни помещались в клинику, выходили оттуда, продолжали пьянствовать, затем снова помещались в клинику, чтобы в очередной раз на неделю протрезветь. Это было похоже на дорогостоящие каникулы, потому что все эти врачи и владельцы клиники, брали так много денег с этих парней, что могли продолжать лечение, несмотря на то, были ли парни уже здоровы или нет. Возможно, если бы вам повезло, то по прошествии девяноста дней воздержания на ваши десятки тысяч долларов они купили бы вам личный ключ от собственной цепи. Единственный путь, который вижу я — вы можете просто завязать, если вы этого действительно хотите, а иначе все клиники Мира не в состоянии будут вам помочь. Это мое мнение, потому что на меня это никак не действовало. Сейчас моя единственная слабость — коллекционирование старых гитар. Возможно, именно поэтому я — самый скучный парень в группе.
Даже при том, что я избавлялся от своей напасти самостоятельно, я всё ещё должен был ходить на встречи с группой и на групповую терапию. Наш менеджмент пытался сделать группе некую обширную пластическую операцию, и мы вынуждены были видеть всех этих врачей, которые пытались промыть нам мозги, чтобы изменить наше поведение. Один раз в неделю мы должны были входить в отношения, дискутируя друг с другом на манер старой надоевшей друг другу женатой пары. Там, мы узнавали, как разговаривать друг с другом, а не драться, или мы обсуждали наши чувства, или что произошло за минувшую неделю.
Меня это просто задалбывало. Во-первых, у меня пропадал весь день, т. к. я вынужден был ехать туда и просиживать там, слушая то, что меня не касалось и во что я не верил. А, во-вторых, мне было больно видеть то, что остальная часть группы не была достаточно адекватна, чтобы разглядеть сквозь всю эту ерунду мнимой терапии, что можно работать над собой самостоятельно. Каждый психотерапевт хотел, чтобы мы чувствовали себя слабыми и плакали, а я ненавижу плакс. Взрослые мужчины, которые плачут посреди грёбаного кризиса, погибают, потому что, можете поспорить на что хотите, враг не будет плакать. Он прикончит вашу слабую задницу, в то время как вы плачете! Мой отец учил меня, “Когда ты — ребенок, будь ребенком. Когда ты — мужчина, будь мужчиной”. Меня настолько тошнило от вида группы, что я хотел проорать им в глаза. Возвращайтесь во вторую категорию, или вы хотите плакать, слюнтяи (suckass).
Смысл дорогостоящей терапии состоял в простой вещи: воздержание от алкоголя и наркотиков, а также от вещей, которые заставляют вас плохо себя вести; думать прежде, чем действовать, реагируя на негативный импульс; и делиться чувствами вместо того, чтобы держать их в запечатанной бутылке, где они уничтожают вас и тех, кто находится рядом с вами. Обо всём этом мы и так знали. Единственная вредная привычка, которая была у нас, это сама терапия. Но, так или иначе, я ходил туда каждую неделю, не будучи при этом больным, потому что мне не нужен был врач, который бы говорил мне, что, если мы хотим снова стать великой группой, мы должны оставаться вместе как группа.
Мы отправились в Канаду для записи нашего следующего альбома, и врачи-наркологи поехали с нами — естественно, за наш счёт (on our dime). Когда мы закончили запись и вернулись в Лос-Анджелес, я ходил как-то по торговому центру в Беверли Хиллс, присматривая мебель для нового дома, в который мы с Эми переехали, и которую я на самом деле не мог себе позволить. Какая-то женщина на другой стороне улицы вдруг заорала, “Мик!” Она была похожа на бездомную нищенку (bag lady), и от неё сильно несло алкоголем. Она была настолько пьяна, что едва могла идти. Я сказал ей привет и пошёл дальше.
“Кто эта наркоманка?” спросила Эми.
“Эта?” ответил я. “Она была нашим психотерапевтом”.
Глава четвёртая
«ЛЮБОВЬ НАСТИГАЕТ НАШЕГО ГЕРОЯ НЕОЖИДАННО, КОГДА ОН МОЛИТ СВОЮ МУЗУ НИСПОСЛАТЬ ЕМУ ВДОХНОВЕНИЕ, О КОТОРОМ ТАК НАДОЛГО БЫЛО ЗАБЫТО, ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПИСАТЬ ПЕСНИ»
Как только я появился “чистым” после месяцев периодического попадания в клинику, одной из первых, кого я увидел, была Дэми Мур (Demi Moore — киноактриса), тот самый человек, который впервые прошептал мне на ухо буквы «A.A.» («Общество анонимных алкоголиков»). Она была в Ванкувере (Vancouver), снимаясь кино, в то время как мы начинали работать над альбомом «Dr. Feelgood». И на улицах поговаривали, что Дэми и Брюс Уиллис (Bruce Willis — киноактёр, бывший муж Дэми Мур) расстались. Мы обедали в доме моего продюсера Боба Рока (Bob Rock), и после этого она спросила, не хочу ли я прокатиться с ней в её гостиницу. Иногда поездка домой это всего лишь поездка домой, но, будучи рок- звездой, я, естественно, предположил, что мне предлагали поездку несколько другого рода.
Я понимал, что я трезв, и, следовательно, относиться к этому стоит серьёзно, поэтому я отверг это предложение. Причиной была Брэнди Брандт (Brandi Brandt). С тех пор, как в возрасте семи лет я начал курить «травку» в Мексике, трудно припомнить день, чтобы я не принимал какую-нибудь дурьь. В течение
