ложись.
Он ловко бросил гранату и первым побежал вперед, как только полыхнуло и прогрохотало. Уцелевших после взрыва майор застрелил из ТТ.
На высоту ворвался еще один вражеский отряд численностью до взвода. Разбившись на мелкие группы, немцы попытались атаковать батарею, но Часов и его экипаж вернулись в танк и некоторое время ездили по горке, поливая противника пулеметным огнем. Последние пять немецких солдат этого подразделения сдались Раппопорту и его пушкарям.
Примерно в половине одиннадцатого стало понятно, что отбит и этот приступ. Прекратив атаки, противник откатился, но залег поблизости от высот. В неверном свете сигнальных ракет было видно, что немцы энергично работают лопатками, оборудуя временную позицию.
— Кедр и Сосна, атакуйте, — приказал Часов. — Соберите всех, кто способен стрелять, и отгоните фрицев хотя бы на километр.
Тяжелые машины непросто сползли с холмов и, выплевывая последние снаряды, двинулись по кровавому снегу. В промежутках между танками шли, стрелял из пулеметов, бронетягачи, за бронетехникой бежали усталые солдаты всех подразделений. Не обошлось без недоразумений — ударивший во фланг немцам разведвзвод попал под обстрел своей пехоты — десантники приняли американские броневики за немецкие. К счастью, убитых не случилось.
Не выдержав натиск громадных и неуязвимых «сталинских мамонтов», немцы стали отходить. А вскоре рация сообщила и вовсе нежданную новость:
— Мурманск, я — Тамбов. Фрицы бегут.
— Куда бегут? — не сразу сообразил Алексей. — Отступают?
— Ну! Вдруг прекратили атаки и сбежали.
Вооружившись биноклем, Часов до боли в зрачках вглядывался в ночь. Осветительные снаряды, догорев, падали в снег, а в красноватых отсветах догоравшего строения и почти сгоревшего бронепоезда высмотреть удалось немного. Тем не менее можно было понять, что немцы отошли далеко — по крайней мере, на исходные позиции вокруг озера.
— Командиров ко мне, — прокашлял Алексей в микрофон и повторил приказ криком, вылезая из башни.
У начальника штаба была забинтована голова — отброшенный взрывом камень сорвал кожу со лба. Раппопорту осколок прошил навылет мягкие ткани плеча, но капитан бодрился: мол, я — большой пацан, во мне крови много. Всего, согласно докладам, в полку насчитали до двадцати убитых и почти сорок раненых.
— Казаков, десантников и освобожденных из плена осталось в строю меньше сотни, — озабоченно докладывал майор Заремба. — Танки почти все целы, только три машины нуждаются в срочном ремонте. Среди экипажей тоже потери невелики. Но вспомогательные подразделения выбиты почти полностью.
Надо было срочно делать множество самых разных дел, и Часов, оглядываясь на таившее неожиданности темное поле, стал раздавать задания: привести в порядок технику, обогреть и накормить личный состав, эвакуировать раненых, загрузить в машины боеприпасы…
— Замполиту поручим похоронную команду, — продолжал он, недоуменно рассматривая вспышки на востоке. — Начштаба, ты набросай рапорт о сегодняшних боях, я потом почитаю и добавлю, что надо… Макар и ты, старлей…
Он кивком показал, что имеет в виду казачьего командира, чью фамилию забыл в горячке последних часов. Кавалерист подтянулся, собираясь назваться, но Низкохат опередил старшего лейтенанта:
— Не сможет замполит. Его самого хоронить надо.
Заремба подтвердил, что капитан Гаврилей, хоть и зарекомендовал себя трусливой сволочью, но стрелял по наступающим немцам из карабина и был убит, когда противник просочился в расположение тыловых подразделений. Свидетели дружно подтверждали, что замполит дрался до последнего.
— Ну, считай, не зря человек жил, не только плохую память о себе оставил, — Алексей развел руками. — Похороны возложим на старшего лейтенанта Рябченко. Теперь о главном: немцы отступили, но Низкохат обнаружил на подходе еще какие-то войска. Скоро противник, получив подкрепления, снова пойдет в атаку. Поэтому наш взвод разведки и казаки, кто способен держаться в седле, — отправляйтесь в поле. Я должен знать, где противник и что замышляет.
С востока отчетливо доносились ослабленные расстоянием, но знакомые раскаты. Теперь уже все смотрели на восток. Такие частые вспышки могла устроить только артиллерия. То ли крейсера обрабатывают выдвигавшихся от Керчи немцев, то ли… Заремба высказал общее мнение:
— Кажется, там идет бой.
— Похоже, — согласился Часов. — Раппопорт, подвесь пару осветительных снарядов над озером и к северу от нашего «хозяйства».
В свете «люстр» они смогли рассмотреть, что немцы снялись со своих позиций перед Парпачем и длинными колоннами уходят вправо и влево. Этот маневр выводил тысячи вражеских солдат в поля к северу от хребта и к югу от селения, то есть в голое поле, где не было советских войск.
— Затеяли глубокий охват! — вскричал темпераментный Васико.
— А по-моему, просто бегут на соединение к своим, — произнес Алексей. — Поняли, что не смогут быстро сбить нас с дороги, а с тыла поджимает 44-я армия. Вот и решили пробраться через эти бреши на наших флангах. Ну-ка, братцы, проводим гостей!
Немцев угостили шрапнелью. Противник не стал огрызаться артогнем, а только прибавил шаг, торопясь покинуть простреливаемую зону. Впереди их ждал 723-й полк асватуровской бригады, предупрежденный по радио о приближении отступающих.
Вскоре после полуночи к позициям 87-го танкового полка вышли передовые части 44-й армии: кавполк и танковая бригада. Следом растянулась длинной колонной стрелковая дивизия. Войска выдохлись после долгого марша, однако, не задерживаясь, продолжили движение на запад.
Поскольку штаб корпуса не присылал иных приказов, Часов разрешил личному составу отдыхать.
Следующим утром выяснилось, что немцы бежали налегке, бросив десятки орудий и много тылового имущества. Богатейшие трофеи достались кавалерийской дивизии, которая расположилась возле озера перед рассветом. Зампотыл Рябченко считал это чудовищной несправедливостью и неустанно чертыхался.
— Угомонись, — взмолился Литвин. — Ну на кой тебе эти гаубицы без замков, ящики со снарядами и тюки с фрицевскими мундирами?
— Пушки и боеприпасы — один хрен — отобрало бы Управление по трофеям, — уныло сообщил Рябченко. — Вот провизия бы не помешала, американской только на неделю осталось, а кавалерия там несколько тонн сгущенки, мясных консервов и крупы оприходовала. Но жальче всего мундиры из хорошего сукна, шинели и обувку — в деревнях без труда выменяли бы на все, что душе угодно.
Деловая логика бывшего снабженца областного стройуправления произвела впечатление на ветеранов. Трофеи полка ограничивались несколькими подобранными на поле боя пистолетами. Только Заремба сохранял эйфорию и сказал воодушевленно:
— Не о том говорим, мужики. Мы же вчера такого натворили, о чем только в былинах прочитать можно. У немцев, считай, было тройное превосходство в силах: Четыре пехотных полка, бронепоезд, мотобригада, до хрена стволов большого калибра, а у нас — два слабеньких полка, бригада старых танков…
— И тяжелый танковый полк! — веско вставил Часов. — И вообще — учимся воевать… А вот румыны воевали — не ожидал от них.
Мотобригада генерала Раду Корне действительно показала настоящее боевое мастерство. Можно сказать им попалась единственная боеспособная часть румынской армии.
— Дело прошлое, — отмахнувшись, весело сказал Сазонов. — Отлично вчерашний день провели. Хоть многих сегодня провожать будем, но мои бойцы буквально окрылены. В следующем бою будут драться как звери… Ого, скинули.
Танкисты уже второй час стояли на бугорке возле сгоревшего «Гранта», с интересом наблюдая, как рота железнодорожных войск очищает рельсы от бронепоезда. После долгих стараний железнодорожники
