наедине с самим собой и вволю хорошенько обдумать происходящее.
Мама вошла в мою комнату, чтобы меня укрыть.
— Окно оставить открытым, да? — спросила она.
— Конечно! — ответил я. — Если стану закрывать его с осени, то что будет зимой?
Мама поцеловала меня, потушила свет и тихо вышла.
В окне появилась Большая Медведица. Таких медведиц я не боюсь. По сути, она представляет собой какой-то четырехугольник с хвостом, составленный из звезд. Я не боюсь и настоящих медведей: с лесными стараюсь не встречаться, а дрессированных наблюдаю только в цирке. Короче говоря, я храбр и сообразителен. Мое сердце не трепещет ни от чего.
«Трак!» — сказало окно, и мое сердце почему-то затрепетало.
Ветер, что ли, продолжал гулять по всему городу? Или Джерри Блейку снова захотелось поговорить со мной…
Я проворно спрыгнул с кровати. Большая Медведица отскочила назад. Белая деревянная рама окна расширилась так, что кроме созвездия охватила еще многое: вершину холма напротив, новый городской клуб, пять-шесть тополей и четвертушку темно-синего неба, как будто окрашенного чернилами. С этой стороны можно было опасности не ждать: все было достаточно далеко. Оставалась не исследованной только стена нашего дома.
— Ого, — сказал я, осторожно высунувшись в окно.
От тротуара до окна — десять-двенадцать метров. Для хорошо натренированного альпиниста расстояние пустяковое. А что, если человек в желтой маске находит время для занятий альпинизмом? Хотя вряд ли: его мозг всегда занят преступными мыслями.
— Апчхи! — чихнула в нескольких метрах от меня наша соседка, тетя Пиронкова.
Мои опасения сразу развеялись: любая попытка разбойника Блейка подступиться снизу обречена на провал! Ведь чтобы добраться до моей комнаты, он должен был ступить на подоконник тети Пиронковой. Но так как ночами она предается воспоминаниям, преступник непременно будет замечен. А последствия этого можно себе живо представить: сначала тетя Пиронкова закричит, потом зажжет ночную лампу, а затем вскочит во весь рост. К этому надо добавить и такие детали, как ее белая ночная рубашка и седые волосы, накрученные на папильотки из газетной бумаги. В конечном счете, еще не известно, кто кого испугается! А когда человек теряет равновесие на уровне третьего этажа и когда под ним тротуар…
Единственное, что оставалось для моего неприятеля, — это спуститься с крыши по веревке. Но для того, чтобы спуститься, ему необходимо туда взобраться, не правда ли? А как он туда влезет? Разве согласится какой-нибудь вертолетчик взять грабителя для высадки на крышу? Он же ограбит вертолет прямо в воздухе!
— Опасность сверху тоже исключена! — подытожил я свои расчеты, затем пожелал Большой Медведице спокойной ночи и блаженно разлегся в постели. Оставалось только уснуть.
Городские часы пробили девять. Конечно, надо уснуть, но что же мне мешает?
Через шестьдесят минут часы пробили десять, а еще через шестьдесят — одиннадцать. Приближалось время, когда в приключенческих романах появляются призраки и начинают разгуливать по мрачным залам и пыльным подземельям. А самые ловкие передвигаются по карнизам крыш и пугают запоздалых прохожих. Все это, конечно, вымысел. Во всем нашем роду одна только бабушка Мария верит в такие вещи, да и то не всегда.
— Апчхи! — вторично чихнула тетя Пиронкова.
Я быстро закрыл окно. Если наша старая соседка простудилась, то стоит ли мне рисковать? Осенью не то, что летом!
Я не слышал, как часы пробили двенадцать. Не услышал даже, как они пробили половину двенадцатого. Я уже спал…
Глава IV. «Я его найду…»
Меня разбудила мама.
— Доброе утро, детка, — сказала она.
— Доброе утро, мама.
— Сегодня на улице прохладно. Даже небольшой туман. Обязательно надень куртку.
— Надену.
— Проверь еще раз портфель: все ли на месте.
— Проверю.
Мама, обрадованная моей готовностью к хорошим поступкам, быстро ушла на кухню. Оттуда уже доносился «аромат» сбежавшего молока.
Через некоторое время туда пришел и я. Сразу принялся вытирать лицо полотенцем.
— Не лучше ли вначале намочить лицо? — напомнила мама.
Делать было нечего — пришлось намочить. И вымыться! И сделать идеальный пробор на голове! И позавтракать двумя пирожками со стаканом горячего молока! Если день познается с утра, то этот вряд ли обещал быть легким.
В семь часов десять минут мама подала мне портфель:
— Будь послушен!
Дойдя до ящика для писем и газет, я не прошел мимо него, как проходил обычно: какое-то предчувствие побудило меня остановиться и открыть ящик. В нем лежал зеленоватый измятый конверт с надписью: «Александру Александрову-младшему».
Я быстро вскрыл конверт. На маленькой желтой карточке были отпечатаны следующие слова:
Я запихнул конверт и карточку в карман. Никто меня не заметил. Я как можно спокойнее вышел на тротуар. Даже начал насвистывать. Но мое с таким трудом сдерживаемое волнение не мешало мне правильно и быстро размышлять: «Эту записку опустили совсем недавно. Если бы это было давно, то папа обнаружил бы ее, уходя на работу. Я уверен, что она от Джерри Блейка! Он боится меня и хочет выкрутиться похитрее. Но я его найду! И задам же я ему! Записка сама по себе — уже хорошая улика: пишущая машинка выбивает букву «ц» выше, чем остальные… Интересно, сколько пишущих машинок в нашем городе?…»
Громкий шорох оборвал мои мысли — огромная метла чуть не смела меня с тротуара.
— Что ж это ты! — услышал я за спиной голос нашей дворничихи тети Боны. — Чуть в аварию не угодил?
Я не обиделся. Я даже улыбнулся ей, как старой знакомой:
— Будь спокойна, тетя Бона! Все в порядке.
Потом спросил:
— А ты, случайно, не видела с утра у нашего подъезда каких-либо сомнительных личностей?
— Еще бы, что за вопрос? Конечно, видела! — ответила явно взволнованная дворничиха. — Будь я в городе самым главным начальником, так всех бы таких пересажала в тюрьму!
— Тише!..
— А чего мне бояться? Пусть слушают. Больше будет порядка, дис-цип-лины!
— Но пока это нужно слышать одному мне, понятно?
Наконец тетка Бона поняла, что дело серьезное, и, прислонив метлу к фонарному столбу, сказала:
— Первым был товарищ Балинов. Он хоть и с высшим образованием, а коробки из-под сигарет швыряет прямо на тротуар.