Люция и Васарис говорили о праздничных визитах, о знакомых, о театре, о новостях дня, а Глауджюс только изредка вставлял свое «так, так, так».
— Сударыня, а где же мой крестник? — вдруг спросил Васарис. — Я думаю, он уже совсем взрослый. Мне хотелось бы с ним познакомиться.
— Пожалуйста. Витукас! Витукас! — крикнула она, раскрыв дверь в другую комнату.
В гостиную вошел красивый десятилетний мальчик и, не зная, что от него хотят, остановился в дверях.
— Витукас, знаешь, кто этот господин? Это твой крестный отец, — сказала Люция, взглядом показывая на Васариса. — Помнишь, я тебе о нем рассказывала. Ну, подойди, поздоровайся.
Витукас подал руку и шаркнул ногой, искоса поглядев на отчима.
— Ого, какой молодец, — удивился Васарис. — Может быть, уже и гимназист?
— Нет еще, — объяснила мать, — в будущем году поступит.
— Ну, Витукас, как ты учишься? Какой предмет тебе больше всего нравится?
— Природоведение и география, — ответил Витукас. — Там много картинок и карт. У меня есть большая коллекция растений и бабочек.
— Покажешь мне?
— Пойдемте, — сказал крестник и потянул Васариса за рукав.
Но мать ласково остановила мальчика.
— Не надо так торопиться. Может быть, крестный отец вовсе не интересуется твоими коллекциями.
— Как не интересуюсь, — вступился Васарис, — я непременно хочу поглядеть.
Однако Глауджюс неодобрительно покосился на пасынка.
— Ступай в свою комнату, — резко сказал он мальчику. — Не люблю, когда дети вертятся возле взрослых.
— Ну, пусть он побудет со мной, — вступился Васарис. — Такому большому мальчику полезно побыть со старшими.
— Ступай, ступай в свою комнату, — повторил суровый отчим, и Витукас, опять хмуро поглядев на него, вышел.
Подали кофе, выпили еще по рюмке ликера, но Глауджюс по-прежнему сидел насупившись — бирюк- бирюком! С изумлением наблюдал Людас, как Люция с истинно парижским шиком курила папироску.
— Знаете что, милый кум, — что-то вспомнив, сказала она, — пойдемте завтра в театр. У мужа есть билет, но он идти на может.
— Не могу, — подтвердил Глауджюс.
— С удовольствием, — согласился Васарис, — вопрос только в том, достану ли я билет. Ведь праздники.
— А билет мужа? Дай свой билет.
— Так, так, так, — роясь в бумажнике, хмуро сказал муж Люции. — Вот. Четвертый ряд, левая сторона, десять литов.
Васарис изумился и машинально полез в карман за деньгами, но Люция не позволила ему заплатить и вручила билет. Людас стал прощаться. Господин Глауджюс лениво поднялся и проводил его до дверей гостиной.
«Так вот кому досталась бедная Люце! — думал, возвращаясь домой, Васарис. — Неудивительно, что, живя с таким остолопом, она и сама так изменилась. Другая, возможно, опустилась бы на ее месте, а она превратилась в шикарную даму. Ну, посмотрим…»
На другой день госпожа Глауджювене позвонила ему и попросила прийти к шести часам поужинать с нею и вместе отправиться в театр. Глауджюса не было дома, так что ужинали втроем — хозяйка, Витукас и гость. Люция ела мало и вскоре ушла заканчивать свой туалет. Витукас повел крестного показать свою коллекцию.
В его комнате царил порядок, на стенах висели детские картинки и собранная мальчиком коллекция бабочек в деревянной рамке под стеклом. Васарису тотчас бросился в глаза большой портрет Бразгиса над постелью мальчика — очевидно, сделанный на фронте и потом увеличенный снимок.
— Витукас, кто этот господин? — нарочно спросил он.
— Это же мой папа, разве вы не узнали? — изумился Витукас.
— Узнал, но не сразу. Ведь я его никогда не видал в военной форме.
— Он воевал с немцами и погиб на войне. А сегодня мамочка рассказывала мне, что вы с ним были друзьями.
— Да, да, Витукас, твой папа был очень хороший человек, — подтвердил Людас, и тоска сжала его сердце: вспомнились былые времена, когда он втайне соперничал со студентом Бразгисом из-за благосклонности своенравной Люце. Тогда юный семинарист Васарис оказался победителем. Победителем, пожалуй, был он и теперь, потому что Люце, кажется, снова благосклонна к нему, а несчастный доктор Бразгис уже давно тлеет в холодной земле. Да, один Бразгис тлеет в земле, а другой подрастает. Мужа, насколько ему известно, Люце не любила, а за сына готова отдать жизнь. Тот ради Люце бросился бы в огонь и воду, а этот? И Васарису захотелось испытать мальчика.
— Витукас, а нового папу ты любишь?
— Какого нового? — не понял мальчуган.
— Тебе мама дала второго папу.
— Господина Глауджюса?
— Да. Ведь он теперь твой папа, правда?
— Совсем он мне не папа. Я его не люблю, потому что он ни меня, ни маму не любит. Когда я вырасту, я маму возьму к себе.
— Вот как, — изумился Васарис. — Кто тебя, Витукас, научил так разговаривать?
— Никто не научил. Я и сам слышу, как мама говорит с господином Глауджюсом.
И лицо и слова мальчугана дышали смелостью. Продолжать расспросы и выведывать семейные тайны было неудобно и непедагогично. Людас решил все узнать от самой Люции.
Наконец вышла из своей комнаты элегантно одетая Люция, и Людас, знавший, что ей уже около тридцати пяти лет, изумился — такой молодой и красивой она казалась.
Выйдя на улицу, Люция и Васарис решили пройтись, потому что времени было достаточно. Вечер был хотя и морозный, но тихий и ясный.
— Ваш сын, — заговорил Васарис на волнующую его тему, — умный мальчик и вас очень любит. Только мне странно, что отчима он называет господином Глаутджюсом.
— А как же ему его называть?
— Обыкновенно дети зовут отчима отцом.
— Вы неправы. Я думаю, что для ребенка слово отец слишком дорого, слишком много значит, и нехорошо называть этим именем чужого человека.
— Мне показалось, что Витукас не очень любит господина Глауджюса.
— Вы стали очень наблюдательны. А вам не показалось, что господин Глауджюс очень любит моего сына?
— Кажется, не очень…
— Ну, значит, все в порядке, — сухо закончила Люция, давая понять, что дальнейший разговор об этом ей неприятен. Васарис сделал вид, что не заметил ее тона, и продолжал:
— Извините, если я буду назойлив, но я недавно приехал в Каунас, ничего не знаю и на правах старого знакомого хотел бы разобраться в ваших отношениях. Что ваш брак с господином Глауджюсом несчастен, это ясно всякому, кто хоть полчаса пробыл у вас. Но мне хотелось бы знать, что вас заставило выйти за него замуж?
— Ах, не портьте мне настроения перед спектаклем, не то я буду плохо выглядеть в театре.
— Ну, тогда после театра?
— Странно, что вы так мною интересуетесь. Прежде вы меня не баловали вниманием. Лучше расскажите мне о ваших новых приятелях и приятельницах. Не верю, что вы живете таким монахом.
— Приятели мои пока немногочисленны и мало интересны. Правда, я мог бы похвалиться одним
