— Лена! — закричала она так громко, словно звала Елену Ивановну в степи. — Решено! Сервант беру я, а шкаф купит новая майорша. И всё остальное, наверное. Они приехали из Заполярья с одними чемоданами.
«Значит, капитану Конову майора дали», — отметил про себя Серёжка. Отцу тоже недавно новое звание присвоили, капитан-инженер.
Галкина мама окинула комнату цепким взглядом и остановилась на аквариуме.
— Если не найдётся покупателя на рыбок, я возьму. Не возражаете?
— Возражаю! — выступил вперёд Серёжка. — Дарёное назад не отнимают…
— Не понимаю…
— Мы уже подарили аквариум.
— Кому? — удивилась Елена Ивановна.
— Одному человеку, — тихо ответил Серёжка. Он перешагнул через кастрюли и подошёл к своей полке с книгами. Томик Гайдара и стихи Маршака он отложил к учебникам. Остальные книги поместил в нижний ящик шкафа и повернул ключ.
— Зачем ты это делаешь? — спросила Елена Ивановна.
— Для Наташи. И аквариум ей останется.
— Какая Наташа? — не поняла сразу Елена Ивановна.
— Конова. Они приехали, а мы уезжаем…
— Коновы? Да что ты говоришь! Как тесен мир! Где же они?
— Коновы — прекрасные, люди, — объяснила соседке Елена Ивановна. — Мы так обязаны им! Но почему они телеграмму не дали?
Почему… Известно почему. По номеру воинской части не угадаешь, где находится гарнизон. Можно через улицу жить и переписываться.
Галкина мама уже ушла, а Серёжка ещё не знал, где поселились Коновы. Ему так и не удалось поговорить с Наташей. При всём классе подойти постеснялся. И Наташа, видно, тоже не решилась. Особенно после Галкиной выходки. Противнейшая на свете девчонка и после уроков помешала: прилипла к новенькой, не оторвёшь.
— Ах, как жаль, что мы уезжаем! Серёженька, сбегай разыщи их. Увидеться хотя бы, поговорить две минуты. Но только поешь сперва. Обед на столе. Мне некогда, сам видишь.
— Вижу…
У Серёжки тоже дел по горло было. Наташу найти, на стадион к футболу не опоздать. И уроков много задали… Уроки можно теперь, конечно, не учить. Теперь всё равно в эту школу не ходить…
Ещё утром ребята подсчитывали, сколько осталось дней до каникул, и Серёжка вместе со всеми радовался: до настоящего, вольного лета всего ничегошеньки, какая-то несчастная неделя. А сейчас вдруг жаль стало покидать Рио-де-Раздолье, школу, ребят, учительницу Анну Фёдоровну. И себя жаль, словно не он, Серёжка, уезжает от всех, а все уезжают от него. И Наташа Конова… Только встретились, и опять расставаться.
Большая Наташа стала. Коса длинная…
— Когда мы едем?
Офицеров не спрашивают при назначении на новое место. И офицеры не задают лишних вопросов: куда? зачем? почему? Надо — значит, надо.
— Не знаю, Серёженька, не знаю. Вечером или завтра рано утром. Когда самолёт будет.
…Маленький тупоносый автобус двигался в тумане, как танк по дну реки. Серёжка впервые ехал в «уазике» (так ласково называют машину Ульяновского автомобильного завода). В широкой передней кабине два кресла: шофёрское и командирское. Между ними, на уровне локтя, покатый кожух мотора. От него в любой мороз тепло в кабине. И в салоне не холодно.
Кроме Серёжки с Еленой Ивановной, в салоне, заставленном ящиками и чемоданами, ехали незнакомая полная женщина с дочкой, большой, лет двенадцати.
Отец сидел рядом с шофёром.
«Уазик» двигался медленно, с зажжёнными фарами. Но туман был таким плотным, что всё равно ничего не было видно.
— Может, напрямик, товарищ капитан? — предложил шофёр. Он забеспокоился, что не успеет доставить пассажиров к вылету самолёта. — Дорога не очень, конечно, но проскочить можно.
— Давай, — подумав, согласился капитан-инженер Мамонтов.
«Уазик» съехал с невидимой из-за тумана бетонки на полевой тракт.
Тоже невидимый, но ощутимый. Колёса бились в окаменевшей глубокой колее, машину трясло, бросало, раскачивало, мотало во все стороны. Невозможно было сосредоточиться, и Серёжка ни о чём не думал.
Солнце поднялось выше. Туман постепенно испарился. Под голубым небом распростёрлась зеленеющая степь. Пепельно-серая дорога разрезала её до самого горизонта.
Ехали, ехали и вдруг остановились. Впереди лежал деревянный мост через реку. Широкую, как Нева. Только берега не гранитные, а глинистые, изъеденные вешними водами. Вода в реке мутно-жёлтая, в пузырях и пене.
Шофёр и капитан-инженер Мамонтов пошли обследовать мост. Вид его не внушал доверия.
Они пританцовывали, испытывая мост на прочность, сдвигали изжёванные гусеничными траками доски настила, совещались, покачивали головами и возвратились с озабоченными лицами. Понятно было и без объяснений. По такому мосту не то что машиной — пешком рискованно переходить. Серёжка невольно вспомнил рельс через овраг у телевизионной вышки в Рио-де-Раздолье. В сравнении с тем мостом-рельсом этот был по-настоящему чёртовым.
Незнакомая женщина заволновалась.
— Придётся возвращаться?
— Прошу всех женщин выйти из машины, — непререкаемым голосом потребовал шофёр.
Серёжка, опередив всех, соскочил на землю.
— А вы, товарищ капитан, идите, пожалуйста, впереди, поглядывайте и сигнальте, если что.
Солдат-шофёр взял на себя полную ответственность и теперь командовал всеми.
— Потихоньку только, — предупредил Мамонтов.
— Проскочим! Не впервой, товарищ капитан. Товарищи женщины! Переходите вы сперва. Не бойтесь, мост ещё хоть куда!
Незнакомая женщина, уцепив дочку за руку, ступила на мост, как на подтаявший лёд. Дочка вышагивала длинными, цаплиными ногами. И шею вытянула, и голову вниз наклонила, будто цапля. Серёжка чуть не прыснул от смеха. Шофёр встретился с ним глазами и тоже улыбнулся. Только в улыбке его почудилось Серёжке и другое: «Поглядим, брат, как ты пойдёшь. Тогда сразу и посмеёмся. И над тобою заодно».
На душе сразу стало нехорошо и беспокойно. И совестно перед солдатом. Каждый о себе тревожится, а солдат ради всех жизнью рискует.
— Пойдём, Серёженька! — заторопила Елена Ивановна.
Шофёр бил ногой по колёсам — давление проверял.
Отец почему-то смотрел в небо. Но когда Серёжка протянул маме руку, отец так странно глянул на них, что рука отдёрнулась и опустилась. Серёжка понял: не должен он бросать шофёра. Не может уйти с женщинами.
Оторвав от надёжной земли отяжелевшие ноги, Серёжка возвратился к автобусу.
Елена Ивановна переглянулась с мужем.
— Разве он тоже женщина? — громко сказал отец.
Он распахнул переднюю дверцу и подсадил Серёжку на командирское место.
Дверца захлопнулась, как танковый люк. В машине остались двое: солдат и Серёжка. Сердце его колотилось у самого горла, перехватывало дыхание, но отступать было поздно. Шофёр нажал на стартер.
— Вперёд, — приказал капитан-инженер Мамонтов, поднял согнутые в локтях руки и поманил машину
