– НЕТ! Ты называешь меня и великим, и могучим, и мудрым. Могучий? Куда там, потерявший Сипу могучим быть не может. Великий? Хорру был великий. И его враг из Рода детей Куницы. Мне до них далеко. А вот мудрый… быть может! Так наберись терпения, выслушай старого до конца! Вся мудрость его говорит: пора! Если еще не поздно!
– Хорошо. Арго выслушает все.
(«Ты имеешь на это право. Ты долго терпел, долго носил все это в себе… Неужели не только то, что мне уже известно, но и худшее?!»)
– Когда я вернулся из Проклятой ложбины второй раз, не найдя там тела Хорру, ко мне пришел нежданный гость: колдун из стойбища детей Куницы. Тот самый, помнишь? На кого Хорру порчу наводил, да лишь себя сгубил!.. Я испугался, не скрою, сделал защитный жест, а он улыбнулся, и я понял: не враг. Пришел с миром. Но зачем?
А он сказал: «Знаю, ты не пошел путем своего наставника, хоть он и открыл тебе обряд призыва. Хочешь, я научу тебя защите от того, к кому обращены эти слова?» Я ответил, что никогда не обращусь к тому, кто мне неведом и страшен, и Слова призыва, как и весь обряд, умрут вместе со мной. А он сказал: «Ты боишься, но ты не понимаешь, насколько опасно твое знание. Не лучше ли иметь оружие против Врага, даже если оно тебе не пригодится, чем встретить внезапную опасность безоружным?» Я согласился, и он показал мне Знак и назвал Слово… Имя Света – так он говорил. Он меня спас!
Зиму, весну, лето… еще зиму мне было хорошо. Первый Колдун. Единственный настоящий. Вначале боялся: придет Хорру. Не пришел… Люди меня полюбили, поняли: я не Хорру, другой. Я многое умел: трижды Посвященный! Лечил, помогал. Летал к духам… нашим, не тем … Хорру там не было, ни вверху, ни внизу… Советовал. Все – удачно. Все было хорошо… Потом…
Казалось, Колдун всхлипнул, как женщина, удерживающая слезы. Достал старательно перевязанный пучок каких-то трав, бережно положил его в огонь. Повалил пахучий дым.
– Потом подросла малышка Майа. Серая Совушка… Ты уже давно не был ползунчиком, но вряд ли помнишь ее.
(Нет, вождь что-то помнил. Имя. Тогда счастливчик Мииту, чудом вырванный из жарких лап хонки, еще мог невозбранно прыгнуть на спину вождя и прокатиться на его плечах по стойбищу, бесцеремонно втиснуться в круг пирующих и потребовать лакомства – олений язык и мозг… До возни с подружками было еще далеко, а взрослые девушки интересовали лишь тем, что у них можно было выпросить что-нибудь вкусненькое или интересное – бляшку, обломок булавки, кусок перламутровой раковины. Но имя Майа он запомнил потому, что его часто повторяли взрослые и в ту страшную ночь, и после нее…)
– Она приходила в наше стойбище и прежде. Конечно приходила, да я смотрел и не видел: девчонка. А в ту весну – увидел. И сейчас вижу. Стоит в весенней рубахе, босиком, ножки крепкие, пальчики молодую траву как будто гладят. На голове – не обруч, а венок из желтых цветов, тех, что потом пухом разлетаются. И волосы – как эти цветы, плащом на всю спину. Она с Корой о чем-то болтала. Видимо, почувствовала, что я на нее смотрю, обернулась… Личико круглое, белое, носик маленький, в крапинках… Только и они ее красили. А глазки синие и лучатся. Как свет. Посмотрела на меня Да как рассмеется! Видимо, хорошо я выглядел – великий Колдун, молодой дурень!.. Я понял: ходит она к Коре, а у Коры – брат. В то лето мужчиной должен был стать… Не было его тогда в стойбище. Значит, весной замуж не выйдет, значит, есть время. В ту же ночь стал себе делать любовную повязку. Все как надо. Все, что знал, исполнил. Духи обещали – смеялись, должно быть. Как Майа. Она всегда надо мной смеялась… Хоть и Колдун был, а молодой. В жены хотел ее взять. Ну вот. Майа ночевала у Коры. На другой день надел я повязку, иду мимо нее. А она увидела, вначале будто и не поняла, а потом… снова засмеялась. Да так, что и Кора вместе с ней принялась хохотать. Вождь, разным бывает смех. Ты вот думал, твоя Айя над тобой смеется. Верил, моя повязка ее приворожила. А я, когда делал тебе повязку, уже знал: не над тобой – тебе она смеется! А тут… Нет, она не насмешничала. Просто ей стало весело. Колдун! Могучий! Ученик самого Хорру! Такой сильный и такой глупый… Я перепробовал все. Все, что знал. Духи обещали, да не помогли: видно, веселились, как Майа. Брат Коры стал мужчиной, и Майа все чаще бывала у нас, будто это уже ее стойбище. Я понимал: после осеннего праздника она и совсем сюда переберется… Да только не под мой кров! Листья падали, охотники ушли в мужские дома, готовиться к Большой охоте. Загонят лошадей – и вот он, праздник! И я решился. Не мог я видеть ее здесь, рядом, каждый день, – чужой женой!
Колдун замолчал опять. Он протянул вперед руки, окунул их в дым и трижды омыл свое лицо. Глаза его слезились.
– Да, я решился обратиться к тем. Думал, из всего, о чем говорил Хорру, мне нужно лишь одно: Майа! Может быть, мы договоримся? Другого-то мне от них ничего не нужно! А за Майю – что ж, заплачу. Меня тогда и смерть Хорру уже не пугала. Даже на это был готов молодой дурень! Я пришел туда, в Проклятую ложбину, как было сказано, в самый глухой час ночи. И стал готовиться к обряду. Он был сложен. Очень сложен. И я чувствовал, как приходят те. Их становилось все больше, и они были невыносимы, как тогда… ХУЖЕ! Но я не сбежал. Я вытерпел и произнес Слова призыва.
Колдун смотрел не на вождя, не в пламя очага – куда-то очень далеко вглядывался. Словно заново переживал ту ночь.
С началом обряда пришло Великое Молчание. Всё смолкло, все звуки, воздух и тот замер, застыл. Никогда больше, даже в недавнюю Ночь среди Дня, Колдун не испытывал ничего подобного. Ночь?! Нет, словно сама Тьма – Та, Запредельная – сгустилась в Проклятой ложбине, стала уплотняться, окружать, окутывать его самого. И она не была пуста: наполнявшие Тьму неведомые вещали в самую его душу о приближении Того, при одном намеке на которого все его существо сковывали ледяной ужас и бессилие.
Губы твердили страшные, непонятные слова уже помимо его воли. И вот – последнее в обряде:
«ПРИДИ, ПРИДИ, ПРИДИ!
Во имя Повелителя мух, Того, чья Обитель – Тьма, чей…»
Колдун с ужасом понял, что снова шепчет, повторяет почти вслух эти Черные заклинания, Слова призыва! Внезапный вой одинокого волка заставил его вздрогнуть и привел в себя. Пробормотав Слова защиты, Колдун продолжил рассказ.
– То, что явилось… Оно было не похоже на наших духов. Совсем не похоже. Другое. Тот, кого нельзя назвать. Если бы и мог, не назвал бы. Я говорил, что та колдовская кость была наполнена злом, а это было само Зло! Я был для него как… как муравей, как мертвый лист на тропе мамонта… Ничто. Но мы говорили, говорили без слов. Просить было не о чем – и некого. Торговаться было нельзя. Майа? Да, я получал Майю – вместе со всем остальным. Все или ничего! А взамен…
Колдун искал слова.
– Взамен я должен был… стать таким, как Хорру. Хуже Хорру. Нет, я не хотел. Я понимал: так я не получу, а потеряю Майю. И не одну ее. Себя потеряю – все, все… Но я был бессилен. Совсем бессилен: может ли муравей одолеть мамонта? И вдруг я вспомнил о Защите. Да, колдун сыновей Куницы меня спас! Никогда, ни прежде, ни после этого, заклинание не давалось мне так трудно. Но я сделал Знак и сказал Слово. И он ушел. Исчез. Сразу. Но Зло осталось. Я чувствовал: им напитано все вокруг… Наверное, в ту ночь это место и стало Проклятой ложбиной. Я, а не умирающий Хорру принес туда настоящее Зло. Но я освободился и мог идти… Бежать. Когда я вернулся в стойбище, там все были в страхе. Налетел смерч – знаешь, что это такое? – повалил деревья, жилища, разметал костры. Два жилища сгорели – с людьми. Дом, где жила Кора, смяло упавшей сосной. Ее мать и маленькая сестренка погибли, а ей самой повезло – только ногу покалечило… Она еще жива была, когда мы уходили, – старая Кора, похоронившая двух мужей, но так и не родившая… Знаю: ее жизнь тяжела, но из
