выкраивать из щедрых подношений Орлякина на карманные расходы. Выходя от Чудотворцева, Наталья сама удивлялась, почему она согласилась на эти уроки, но она согласилась.
А через несколько дней, придя на очередной урок, она застала в комнате поджарого невысокого человечка с рыжими волосами бобриком и рыжей бородкой клинышком. Он не шагнул, а прыгнул ей навстречу, весь упругий, пружинистый, как его волосы и бородка. Такой же пружинистой, сухой и жесткой оказалась его рука, которую он протянул Наталье. «Разрешите представиться: Арлекин», – приплясывал он на одном месте. Это был не кто иной, как Мефодий Орлякин, разведавший, куда время от времени исчезает его подопечный. Мефодий вежливо попросил у Натальи разрешения присутствовать на уроках, в которых он нуждается не меньше господина Чудотворцева, хотя говорил он с Натальей только по-французски, не говорил, а бойко тараторил, правда, произношение его тоже оставляло желать лучшего. Урок прошел в том, что говорил Орлякин. Наталья лишь время от времени исправляла явные ошибки в его произношении. Орлякин начал с того, что его фамилию во Франции сразу же начали произносить как «Арлекин», а он не только не возражал против этого, но даже на своих визитных карточках обозначал себя как «Arlequin». «А еще меня называют monsieur Methode, – приплясывал он перед Натальей, – и верно, я метода или метод, как вам больше нравится. Помните, как Полоний говорит о Гамлете: „Если это безумие, в нем есть метод. Вот и я метода в божественном безумии, которое охватывает поэта, как говорит божественный Платон“». Потом Орлякин прочитал краткую лекцию о самом слове «Арлекин».
– Представьте себе, я думал, что это имя происходит от названия города «Арль», прелестный город на юге, я без ума от него. Знаете, Ван-Гог писал брату: «Le soleil est le plus grand peintre», солнце – величайший художник, – перевел он зачем-то эту фразу. – Потом я прочитал у одного книжного червя, что арлекин – языческое божество германского происхождения и настоящее его «наименование» «Erlkoenig» – «Лесной царь». Балладу Гёте помните? «Du liebes Kind, komm geh mit mir», – пропел он на мотив Шуберта. – «Дитя, оглянися, младенец, ко мне…» Жуковский не передает ритм строки. Но теперь-то я знаю: имя «Арлекин» имеет арабский корень: аглик или аглякин. Это значит «большая дверь» или «спутанная речь». Так называли суфийских учителей. А чем я не суфийский учитель? «Спутанная речь…» Вот она метода в безумии! Я вертящийся дервиш.
Он действительно завертелся перед Натальей в странном танце, и Наталье вспомнилось, что слышала она о хлыстовских радениях. «Если он Арлекин, то кто же фавн?» – подумала Наталья, глядя на верхние кончики его ушей, казавшиеся заостренными. Но если Орлякин был фавном, этот фавн пренебрегал или даже брезговал нимфами, допуская их лишь постольку, поскольку нуждался в них для своих постановок. В своих беспорядочных монологах m-r Methode то и дело произносил имя Тамара, и Наталья подумала, что он обращается к ней, но потом не могла не убедиться: Тамарой Орлякин называет Демьяна Чудотворцева. Наконец, он даже хозяйским жестом погладил волосы Демьяна (так опытный наездник гладит гриву любимой лошади), и с волос Демьяна упала сетка, которую он тщательно прятал от глаз Натальи (то ли сетка сама упала от ласкового прикосновения, то ли Арлекин нарочно сорвал ее с волос своего Пьеро, но волосы Чудотворцева рассыпались совсем по-женски, правда, рассыпались не по плечам и не до пят, как у леди Годивы; тугим пучком они откинулись на спину; такой женский пучок волос мы видим на картине Врубеля «Демон (сидящий)». И вместе с женским пучком волос в безбородом лице Чудотворцева обнаружились жесткие, угловатые, но, несомненно, женские черты, столь заметные у врубелевского демона. Разумеется, Врубель мог видеть и наверняка видел Чудотворцева на его концертах. Присмотревшись, можно заметить и сходство врубелевского демона и его же Царевны-Лебеди. Это сходство женских черт нельзя объяснить лишь особенностями врубелевской живописной манеры. В «Пане» Врубеля нет ничего женского. Но чуть ли не через восемьдесят лет Анна Ахматова напишет в «Поэме без героя»: «Демон сам с улыбкой Тамары», как будто и она видела Демьяна Чудотворцева, погибшего за четырнадцать лет до ее рождения.
Даже если Наталья не признавалась себе в этом сама, выходя из комнаты Демьяна, она чувствовала, что вступает на привычную для себя стезю соперничества за Демона. Так раньше она оскорбляла хлыстом свою лошадь, норовя на всем скаку обогнать своего двойника, старшую Темрюковну, чтобы за поворотом первой поцеловаться с духом изгнанья. Не так ли она теперь через несколько недель обвенчалась с Демьяном Чудотворцевым, хотя Арлекин этого брака не одобрял и, насколько мог, противодействовал ему? Демьян преодолел сопротивление своего друга, и Арлекин был даже шафером на свадьбе своего Пьеро. Нечто худшее постигло Наталью. Отец проклял ее. Дело было не в том, что она венчалась в православной, великороссийской церкви. Спасово Согласие не только допускало такое венчание, но предписывало церковный брак. Василий Евдокимович не мог примириться с тем, что любимая дочь вышла замуж без его благословения, да еще за актера, да еще за нечистого духа, ибо представлять нечистого на сцене не значит ли быть нечистым? И Василий Евдокимович остался тверд в своем проклятии. При жизни отец и дочь больше не свиделись.
А Мефодий Орлякин как будто совершенно примирился с браком своего возлюбленного. Он даже стал давать ему больше денег, чем раньше. Молодые провели свой медовый месяц не за границей, а на Волге (по некоторым сведениям они даже посетили скит матушки Агриппины, и та оказалась снисходительней к Наталье, чем родной отец). Такое не совсем обычное свадебное путешествие объяснялось тем, что Орлякин бредил невидимым градом Китежем и включал сказание о нем в свое синкретическое действо за тридцать лет до того, как была написана опера Римского-Корсакова (не без тайного ли влияния вездесущего Арлекина?)
Но едва чета Чудотворцевых вернулась в Петербург, Мефодий объявил, что они с Демьяном должны срочно выезжать за границу, так как дело не терпит отлагательств. Речь шла о театре «Perennis», который по проекту Мефодия создавался в Пиренеях, так что некоторые уже переиначивали название театра в «Пиренейский», хотя само по себе оно означало «круглогодичный» или, точнее, «вечный». По словам Мефодия, театр создавался не более и не менее как на легендарной вершине Монсегюр, где находилась последняя твердыня альбигойцев. Впрочем, иногда Мефодий называл местопребывание своего театра твердыней Монсальват, где по древнему преданию хранится Грааль. С Граалем-то и было связано таинственное действо, которое подготавливал Орлякин. Он остерегался пускаться в подробности, но намекал на вполне реальное обретение Грааля, с которым связаны судьбы королевских и царских династий, правивших (правящих?) в христианском мире. К подготовке действа были якобы причастны отдельные представители этих династий. Поговаривали, будто интерес проявляет к ней молодой великий князь Константин Романов, скромно подписывавший в будущем свои стихи инициалами «К.Р.» В то время гардемарин Константин Романов плавал по Средиземному морю на винтовом фрегате «Светлана», и Арлекин намекал, что великий князь направляется таким путем именно в Пиренеи. Но особая роль в мистериальном действе отводилась Демьяну Чудотворцеву. Орлякин давал понять, что Демьян Чудотворцев сам имеет некое отношение к династии Грааля, хотя в головах не укладывалось, при чем тут попович Чудотворцев, и Арлекину ничего другого не оставалось, кроме как уйти от скользкой темы, ссылаясь на таинственные свойства чудотворцевского голоса. Не менее таинственным оставался вопрос, кто же пишет музыку к мистериальному действу. Тут Арлекин предпочитал хранить многозначительное молчание, а в самых тесных кругах распространял слух, что над музыкой втайне работает не кто иной, как Рихард Вагнер.
Демьян Чудотворцев должен был безотлагательно приступать к репетициям в Пиренеях. При этом Арлекин обещал, что они вызовут к себе Наталью, как только устроятся и обживутся. Молодую женщину нельзя было подвергать превратностям путешествия в неизвестность, поскольку только что определенно подтвердилась ее беременность.
Орлякин с Чудотворцевым уехали, и Наталья первое время регулярно получала от своего мужа письма. Все они были подписаны «твой Демон», и нельзя с уверенностью сказать, восхищала ее или коробила эта подпись. Потом письма стали приходить все реже и реже и наконец прекратились совсем. Сперва Наталья объясняла про себя молчание Демьяна его занятостью на репетициях, затем ревниво заподозрила тлетворное влияние Арлекина, окончательно завладевшего своей беззащитной добычей. В конце концов совершилось ужасное. Кратким письмом Мефодий Орлякин известил Наталью, что ее муж Демьян Чудотворцев погиб от несчастного случая в Пиренеях, где и похоронен. Так и не удалось выяснить, что это был за несчастный случай. Как будто Чудотворцев во время ночной репетиции сорвался с горы и то ли сломал себе шею, то ли размозжил себе череп. В Пиренеях его похоронили, потому что жаркая погода все равно не позволила бы довезти тело до Петербурга. Рассказывали, впрочем, что измученный непрерывными репетициями Чудотворцев оступился, услышав из темноты голос Орлякина, зовущего: «Тамара! Тамара!»
