на сучок. И — упал, ослепнув от боли.
— Стелла, — крикнул он. — Где наша Стелла? Стелла увидела из-за тополей, как лимузин комика запрыгал по тропе к тому месту, где лежал Вернон. Хотела перелезть через забор, кинуться к нему, успокоить. Он был совсем близко. Штанина задралась, выказывая круглую резинку на пятнисто-ромбовой икре. «Стелла!»— крикнул он снова, будто взывая к единственной родной душе. Шляпа слетела, покатилась от ветра. Стелла зажмурилась, заткнула пальцами уши. И стала напевать про себя песенку.
В ответ на записку Десмонда Фэрчайлда, вечером, перед вторым звонком, О'Хара зашел в гримерку Грейс Берд. Туг же были Бэбз и Дотти.
— Вот что, господин хороший, — сказал Десмонд. — Мы тут пораскинули мозгами. Не поговорить ли вам с Поттером.
— Поведение Джеффри непростительно, — сказала Грейс. — Но похоже на крик о помощи. И он такие жуткие вещи говорил Джорджу. Эта реквизитная просто рассадник интриг.
— Главное, — рассуждал Десмонд, — лучше, чтоб исходило от вас. Вы отыграли свое — и айда. А нам еще тут вкалывать до конца сезона. И вдобавок у вас, как я понимаю, что-то такое уже намечалось с Поттером.
— Да, — согласился О'Хара.
— Только при Джоне — ни звука, — предупредила Дотти.
О'Хара постучался к Мередиту в первом антракте. Лицо у Мередита, в общем, не пострадало, только распухла губа. С ним была Роза.
— В другой раз, — сказал О'Хара. — Ничего срочного.
Мередит зашел к нему, когда он переодевался в костюм мистера Дарлинга для финальной сцены.
— Ну вот и спасибо, очень мило, — сказал О'Хара. — Дело, собственно, терпит.
Ему сделалось не по себе. Вот настал, наконец, момент, а у него не хватает пороху. Намазывая лицо, стирая злодейские брови Крюка, он выговаривал то, что должен был сказать. Несколько раз извинялся, что, может быть, не совсем удачно выразился.
— Я не разделяю мещанских предрассудков, — кончил он. — При всем при том. Видит Бог, сам не святой.
Мередит вес выслушивал молча. Тут он сказал:
— Блажен муж, признающий свои грехи, — и усмехнулся. И открыл дверь, чтоб уйти. — Прежде чем ты спустишься в детскую, — сказал он, — смею тебе заметить, что вступать в связь с несовершеннолетними есть уголовное преступление.
После вызовов О'Хара ждал в оркестре, пока Фредди Рейналд своей игрой спроваживал публику. Фредди плеснул в юбилейную кружку немножко виски.
— Тут тебе нечем крыть, — сказал он, когда О'Хара ему пересказал разговор. — Она несовершеннолетняя.
— Никто ничего не докажет, — взревел О'Хара. — Она же первая станет все отрицать.
— Вас засекли, — сказал Фредди. — Джордж говорит, Бонни видел, как она от тебя выходила. Тут не надо гадать, стоял ли Поттер на коленках, заглядывая в окно.
— Бонни приличный человек. Не будет он что-то рассказывать, чтоб мне навредить.
О'Хара задел крюком за край кружки. Она перевернулась, оплеснула содержимым его собственную фотографию верхом на мотоцикле. Он вытер ее рукавом, сказал:
— У меня дома есть снимок: мне десять лет, итонский воротник. Ну она и она.
— Совсем помешался, — сказал Фредди. Он хотел затащить О'Хару в художественный клуб, напоить, чтобы он мог поспать. О'Хара отказался. Оба знали почему.
— Ничего не могу с собой поделать, — объяснял О'Хара, — просто она моя какая-то часть.
Он писал письмо, когда в окно постучала Стелла. Он, в общем, даже не сразу обрадовался. Слегка устал ее умасливать, чтоб была подружелюбней. Прорубаться сквозь чащу — с ней разговаривать.
— Как отец? — спросил он. — Это перелом или вывих?
— Я дома не была, — сказала она. — И он мне не отец.
Она обливала ядом Джеффри. Непонятно, как у него совести хватает людям показываться после того, что он сделал мистеру Поттеру. Еще хвалится в реквизитной. После занавеса поднимался в гримерку статистов, наткнулся на мистера Поттера — она не с чужого голоса говорит, сама была на лестнице, видела — так нет чтоб показать свое раскаяние, нет, стоит и смотрит, будто вот сейчас его снова боднет. Мистер Поттер отпрянул, у него выскочил из глаза монокль.
— У Джеффри есть свои причины, — сказал О'Хара. — Ты же не знаешь.
— Он неуравновешенный, — объявила Стелла. — Его из Сандхерста вышибли за то, что в кого-то пальнул.
— Зачем говорить глупости.
Она взвилась, завопила, что Джеффри из привилегированного класса. Им все можно. А мистера Поттера обидели, он жертва.
— Ты не знаешь, что мелешь, — сказал он. — Поттер все последние пятнадцать лет потратил на то, чтоб губить таких, как Джеффри. Хилари было восемнадцать, когда Мередит подцепил его на Би-би-си.
— Его?.. — Она на него смотрела совершенно пустым взглядом.
— Никогда удержаться не мог. Еще много кого было. Почему, как ты думаешь, его выгнали из Виндзора?
— Просто ты ревнуешь.
Он расхохотался.
Она сказала, что уходит и больше не вернется. Никогда. «Спасибо, было очень приятно», — сказала такую нелепость. В глазах стояли слезы.
— Господи, да что же это такое! — крикнул он, выведенный из себя, и, когда за ней стукнула дверь, почувствовал облегчение. Надо было дописать это письмо. Но через десять минут он решил, что нехорошо с нею обошелся, надо было ее догнать. Может, завтра, до утренника, сводить ее в кинохронику, сьесть бутербродик. Она любит туда ходить. Он откроет ей свое сердце, объяснит, что она для него значит. 'Только вот беда, не пойдет она, надо как-то ее залучить. Пойти, например, к ней домой, как бы навестить мистера Брэдшо и прямо, в присутствии матери, ее пригласить. Куда она денется. Ей придется пойти, иначе это будет выглядеть странно.
Он ходил взад-вперед по комнате, обдумывая, что он ей скажет, но тут постучался студент-биолог, попросил взаймы шиллинг на газовый счетчик. Он был такой робкий, затрушеный, что пришлось предложить ему чашечку кофе. Потом О'Хара спал плохо, его распирало, его накрывало кошмаром. Он тонул в той лагуне, шел ко дну, и над ним тикало крокодилово брюхо.
В полдень он отправился в «Аберхаус-отель», позвонил. Снизу откуда-то появилась женщина со щеткой и тряпкой. Спросила, что он продает.
— Моя фамилия О'Хара, — сказал он. — Я из театра. Вот, хотел бы справиться о здоровье мистера Брэдшо.
Он был уже на ступеньках, Лили не успела его задержать. И, конфузясь, впустила его.
Вернон сидел в своем кресле у камина, оперев пострадавшую ногу на телефонную книгу. Небритый и вообще в непрезентабельном виде.
— Спасибо, что пришли, — сказал он. — Двигайте стульчик к огню. — И поскорей вставил челюсть.
— Но это у вас не перелом? — спросил О'Хара, оглядывая распухшую голень.
— Просто вывих, — сказал Вернон. — Заживет как на собаке.
Он повернулся — сказать Лили, чтоб чайник поставила, но она убежала на кухню наводить красоту.
О'Хара оглядывал комнату, старался найти отпечаток Стеллы. На каком она стуле сидит, где ее место. Фотографии в рамках на каминной полке были почему-то повернуты к стене. Потом он увидел знакомые туфли, заляпанные грязью, тесно поставленные на газету у камина, и у него покатилось сердце.
— Я сам, понимаете ли, виноват, — рассказывал Вернон. — Не смотрел, куда ногу ставлю. Кого
