Хендерсон — король дождя

Труп на мне потяжелел, и я сказал Ромилею:

— Возьми на себя побольше груза.

Вместо этого Ромилей толкнул мертвое тело вперед, так что я грохнулся лицом в песок. Боковым зрением я видел, как поплыли и стали растягиваться звезды, и услышал хриплый шепот Ромилея:

— Они идут!

Не теряя ни секунды, я столкнул мертвеца в обрыв и мысленно попросил прошения: «Не обижайся, незнакомец. Мы странно встретились и странно расстаемся, я не причинил тебе никакого вреда. Ступай своим путем, а я пойду своим».

По легкому стуку тела о землю я понял, что мертвец упал на дно оврага плашмя, и, не вставая с колен, повернулся посмотреть, кто идет. В темноте показались факелы: искали то ли нас с Ромилеем, то ли мертвеца. Может, спрыгнуть в ложбину и спрятаться там? Но тогда мы превратимся в беглецов, на которых идет охота. Даже хорошо, что у меня нет сил на прыжок. И устал я до смерти, и нестерпимо ныли десны.

Внезапно из темноты возник тот самый пастух в переднике и с ружьем в руках. Судя по всему, он подошел к нам без враждебных целей, скорее даже уважительно. Он сообщил Ромилею, что человек, который допрашивал меня, снова хочет видеть нас. Ни пастух, ни я ни словом не обмолвились о трупе.

Нас отвели в ту же хижину, где мы уже были. Чиновник сидел на скамье. По обе стороны спали на шкурах две его жены.

Если меня решили обвинить в надругательстве над мертвым, я не против. Я действительно потревожил мирный сон их покойника. У меня было несколько смягчающих обстоятельств, но защищаться я не собирался.

Мне было велено сесть. Прикрыв веки, я ждал, что скажет человек в странном головном уборе и с манжетами из шкуры леопарда.

Он стал задавать неожиданные вопросы: сколько мне лет, каково состояние здоровья, женат ли я и есть ли у меня дети. Ромилей переводил дрожащим голосом, чиновник кивал в знак одобрения. Кажется, пронесло, с облегчением подумал я, самое страшное позади.

Не угодно ли мне написать свое имя? Ясно, он решил сверить его с документами. Я охотно поставил свою подпись, пальцы хорошо слушались. Получайте мой автограф — на добрую память.

— Все в порядке? — поинтересовался я, довольный, что закончил важное дело. И тут последовала удивительная просьба — снять рубашку.

Я оторопел.

— А зачем, собственно?

— Не знаю, — ответил Ромилей.

— Так спроси!

Ромилей спросил, но в ответ мы услышали повторение просьбы.

— Тогда спроси вот что: если я сниму рубашку, он отпустит нас поспать?

Словно поняв и приняв мои условия, чиновник кивнул. Я стянул футболку, явно нуждавшуюся в стирке. Тот, кто нас допрашивал, подошел и принялся внимательно осматривать меня. Даже неловко стало. Что, если мне предложат вступить с кем-нибудь в единоборство, как это сделал Айтело? Вероятно, мы с Ромилеем забрели в ту часть Африки, где борьба — принятый способ знакомства. Нет, непохоже, чтобы кто-нибудь хотел померяться со мной силами.

— Слышь, Ромилей, может, они собираются продать нас в рабство. Я читал в газетах, что в Саудовской Аравии все еще сохраняется рабовладельчество. Хороший раб из меня выйдет, ха-ха! — Я был в веселом расположении духа. — Или же спустят нас в яму, забросают углем и подожгут. Пигмейские племена запекают так слонов. У них на это целая неделя уходит.

Я шутил, а чиновник тем временем продолжал изучать мое телосложение. Я показал ему сделанную на Кони-Айленде татуировку, буквы которой составляли имя «Френсис». Объяснил, что это имя моей первой жены. Информация его не заинтересовала.

Я натянул пропотевшую насквозь футболку и сказал:

— Спроси, можем ли мы повидаться с королем.

Король, перевел Ромилей, хочет видеть меня, чтобы поговорить на моем языке.

— Замечательно! Мне хочется расспросить его кое о чем.

Завтра король Дафу хочет видеть меня, повторил Ромилей. До того как днем начнется обряд призывания дождя.

— Вот как? В таком случае надо поспать.

Тогда нам наконец позволили отдохнуть. Полночи уже прошло. Через час-другой запели петухи. Я проснулся и увидел клубы красноватых облаков и первые утренние зарницы. Вспомнив о раннем визите к королю, сел и вдруг у входа увидел знакомый труп. Кто-то вытащил его из ложбины и принес сюда.

XII

«Нет, они точно решили свести меня с ума», — чертыхнулся я. Не бывать этому! Я и раньше порядком повидал мертвецов. В последний год войны в Европе было убито пятнадцать миллионов человек, но труднее всего перенести гибель одного-единственного человека.

Мой мертвец был запорошен пылью. Теперь, когда его принесли из оврага, мои отношения с ним перестали быть секретом. Так что я решил затаиться и подождать, чем дело кончится, чем сердце успокоится. Больше ничего не оставалось.

Ромилей еще спал, зажав одну руку между коленями и подложив под щеку другую. Я не стал его будить и вышел на свежий воздух.

Похоже, началась лихорадка, которая потом донимала меня несколько дней. Чесалась грудь и бока, и в целом было такое ощущение, будто надышался паров газолина. Теплый воздух ласкал щеки, предутренние краски ублажали взор. Это состояние было следствием пережитого задень и недосыпа.

Поскольку днем намечалось ритуальное торжество, селение уже просыпалось. То тут, то там появлялись полусонные люди, которые подозревали, что находится в нашей хижине. Отовсюду доносился острый сладковатый запах местного пива. Пить здесь начинали, как видно, с восходом. Кое-где слышался пьяный шум. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания, что я истолковал как добрый знак. Где-то слышались семейные ссоры, ворчали старики. В шлем мне ударил камень. Целились не в меня. Просто ребятишки кидались камнями и боролись в пыли. Из-за угла выбежала женщина и разогнала сорванцов, надавав шлепков. Столкнувшись со мной лицом к лицу, она не удивилась и зашла в дом. Я заглянул внутрь и увидел лежащего на циновке старика. Женщина встала ему на спину голыми ногами и ступнями стала массировать ему позвоночник. Потом плеснула жидкого масла и принялась растирать старику шею, поясницу, бока. Тот кряхтел от удовольствия, седая борода растрепалась, и он, казалось, подмигнул мне. Я пошел дальше, заглядывая во дворы, но не забывал о спящем Ромилее, которого оставил наедине с мертвецом. Несколько молодых женщин красили рога коров и украшали их страусовыми и орлиными перьями. На шеях некоторых мужчин висели ожерелья из человеческих челюстей. Кое-где стояли деревянные фигурки идолов, их протирали. Какая-то старушка с многочисленными косичками окропила одного из таких идолов кровью только что зарезанного цыпленка. Тем временем в селении сделалось шумно. Повсюду слышались барабанный бой и гудки рожков.

Из нашей хижины вышел Ромилей. Не нужно было быть особенно наблюдательным человеком, чтобы увидеть, в каком состоянии он находится. Я направился к нему. Заметив над головами туземцев мой белый пробковый шлем, он умоляюще приложил руки к груди.

— Да-да, понимаю, но что делать? Придется подождать. Король — как там его имя, друга Айтело? — обещал принять нас сегодня утром. За нами могут послать каждую минуту. Не впадай в панику, старина, скоро узнаем, что нам предстоит. А пока забери из хижины наши вещи.

Под барабанный бой молодых рослых женщин, амазонок короля Дафу, на улице показалась процессия людей с огромными зонтами-опахалами. Под ярко-красным шелковым опахалом шагал человек плотного сложения. Под другим никого не было, и я догадался, что оно предназначено для меня.

— Видишь? — сказал я Ромилею. — Они не оказали бы такой почести человеку, которого хотят обвинить в чем-то. Пока это только предположение, но, я думаю, нам нечего беспокоиться.

Барабанщицы выступали четким строевым шагом. Над головами тяжело колыхались пестрые зонты. Толпа расступилась, пропуская процессию.