— Что?! Ах ты зараза! — задохнулась от гнева Денисия. — Вот я тебе сейчас! Вот задам так задам!
Но задать сестре оказалось непросто. Как метеор, носилась она по квартире, чего никак не могла сделать Денисия. Бессонная ночь вкупе с переживаниями подкосила ее, привнесла в ее движения неповоротливость и вялость. В конце концов, тщетно набегавшись за Степанидой, она упала на стул и беспомощно вопросила:
— Как же мне быть?
— Оставить меня в покое, — мгновенно посоветовала Степка.
— Ага, держи карман шире. Размечталась. И дальше собралась у меня денежки тырить?
— Деньги Зойкины, не твои. Ты их лучше по-честному раздели от греха подальше. Не одна ты наследница.
— Что? — опешила Денисия. — Разделить и отдать тебе? Чтобы ты их за несколько дней растрынкала?
Степанида обиженно поджала губы:
— Это не твое дело, как я деньги потрачу. Надо все делать по справедливости. Отдай мою долю! — вдруг взвизгнула она. — И драгоценности тоже дели!
Психическая атака не испугала Денисию.
— Фиг тебе, — отрезала она, скручивая внушительную дулю. — Еще неизвестно, как долго от Карлуши скрываться придется. Ты подумала, когда ненужные шмотки себе покупала, на что мы жить завтра будем? Эх ты, дуреха. Ветер у тебя в голове, а у меня от этого проблемы. Как я ни устала, но придется теперь из-за тебя тащиться в камеру хранения. Запомни, если деньги там украдут, ты виновата, — погрозила она пальцем сестре.
— Нам же на улицу нельзя выходить, — захныкала Степанида. — Пыжик сказал, что это опасно.
— Раз тебе не опасно, и я как-нибудь проскочу, — мстительно парировала Денисия и сокрушилась:
— Ну что ты за изверг? Я голодная. Страшно устала. Думала, приду, рухну и сразу засну.
— Так спи, кто тебе не дает?
— Иди ты на фиг! Ишь, зараза, еще издевается! — рассердилась Денисия, перекладывая пачки денег из сумки в пластиковый пакет.
— Неужели так, в пакете, их понесешь? — ужаснулась Степанида. — Потащишь по городу?
— А кто знает, что у меня там? — отмахнулась Денисия и выскочила из квартиры.
— Господи! Столько денег и все от меня спрячет!
Что тебе, жалко? — с обидой понеслось ей вслед.
С этим «жалко» и устремилась она к метро.
«Вот Степка глупая, не понимает самых простых вещей. Совсем как ребенок», — всю дорогу изумлялась Денисия.
Благополучно добравшись до ближайшего вокзала, она сразу двинулась в камеру хранения, уложила пакет в свободную ячейку и, подумав, набрала код: букву "А" и цифры дня рождения Александра. Захлопнув дверцу, укорила себя:
— Давно бы так.
И в этот момент зазвонил Зойкин мобильный, с которым, ожидая звонка, Денисия не расставалась.
«Неужели Сашка?» — с замиранием сердца подумала она.
Легок на помине, это был он, Александр Гусаров.
Глава 18
В прошлой жизни они были другие, мирные были все. Сергей налаживал сложное оборудование.
Пьетро-цыган выступал в цирке. Витяй в медицинском учился. Ерема на гитаре играл. Александр мечтал стать ученым, а Артем, считай, уже стал — поступил в аспирантуру. И до тех пор, пока не попали случайно в армию, и друг друга не знали они, и не ведали, что на роду им написано стать настоящими воинами. А ведь все, как один, служить не хотели, кроме Артема (тот сам сделал выбор), все пытались «косить». Каждый из них уже думал, что спасся: и кирзы поносить, и понюхать пороху, слава богу, уже не придется.
Но судьба распорядилась по-своему: и кирзы наносились, и нанюхались пороху, и счастливы были, когда в их сердца постучала война. Жили они себе на гражданке и вроде бы не тужили, но у каждого было в душе сомнение: что-то не так, нет настоящего дела, скучновато и тоскливо порой. Лишь теперь осознали они, для чего рождены. Веселей потекла в жилах кровь, почувствовали себя мужчинами. Раньше жили, как бабы, в комфорте и неге. За шкуры свои тряслись, эгоистами были, пустыми, бесцельными, а теперь — бойцы. Настоящая дружба, одна на всех. Настоящее дело, одно на всех. Hacтоящий риск, один на всех. И победа настоящая — тоже одна на всех.
Противно и скучно жить для себя. Безграничное самопожертвование и правое дело — вот что нужно настоящему мужчине. Остальное — наносное, цивилизации тонкий налет. Мужчине потребна война. Если он не громит врага, значит, себя убивает — водкой, наркотиками, ленью, обжорством, бабами…
Так вот они считали. Они решили жить для других и умереть молодыми. Старость, маразм, болезни — это все не для них.
Кто они? Убийцы? Герои? Романтики?
Трудно сказать, но общество без таких — сирота.
Сегодня в их группе особого назначения быть ему снайпером. Александр смазывал свое оружие не скупясь, потом долго тер все детали до блеска, напоследок клацнул затвором винтовки, крикнул: «Порядок», — и нежно поцеловал приклад. Так целуют любимую…
Впрочем, винтовку он назвал «Зоя».
Именем этим он все называл, даже гранаты, — все, что помогало выжить, что хранило его, спасало в этой подлой, жестокой и очень странной войне. Теперь уже каждый младенец знал, что позволило укорениться этой войне именно здесь, на этой земле, но знание истины ничего не меняло. Кому-то очень нужна война, а общество оказалось или слишком слабым, или попросту не захотело от нее защищаться. Отдувались они, единицы.
— Зоя — значит жизнь, — сказал Александр, с мечтательной улыбкой прижимая винтовку к себе.
Друзья переглянулись, но промолчали. Не удержался один Серега — злостный насмешник и балагур.
— Зоя — змея особо ядовитая, сымвол всех женщин, — шутливо, с чеченским акцентом пропел он, чем заслужил мягкий дружеский подзатыльник.
Заслужил и вдруг обиделся:
— Да пошел ты, Сашка, и без тебя чан трещит.
— А что так? — мгновенно отреагировал Витяй, медик-недоучка. — Кость всего, а, гляди-ка, болит.
Ну-ка, Серый, колись, в чем тут дело? Может, под костью зародились мозги?
Серега шутки не поддержал, пояснил со всей серьезностью:
— Или в разведке башку застудил, или малехо контузило. А тут этот, — он снова с обидой кивнул на Гусарова, — слова не даст сказать. Чуть что, с подзатыльником лезет. Подумаешь, правду ему рубанул.
Все бабы змеи. Кто не знает, пусть спрашивает у меня. Уж я от них натерпелся. Раз опытом добровольно делюсь, грешно награждать тумаками.
— Грешно, — разом заржали друзья.
Этот подзатыльник Александр себе не простил — вечером не стало Сереги. Подстрелили его бандиты.
До смерти усталые, грязные, насквозь промерзшие, вырвавшись из беспощадного боя, ни есть, ни спать не стали друзья — первым делом помянули Серегу.
— Ну, земля ему пухом, — чернея своим и без того черным лицом, скупо вымолвил цыган Пьетро, прозванный Шерстяным за густую растительность на всем теле.
— Спи спокойно. Серенький, — пряча в глазах слезу, отвернулся к стене чувствительный гитарист Ерема.
— Эх, теперь за всех нас там, дружбан, отоспишься, — с непередаваемой болью крякнул недоучка- медик — Витяй.
Александр просто кивнул, слегка отрывая от ящика — импровизированного стола — кружку со спиртом.
