— Почему?
— Хотят совсем развалить семью. Муж гуляет себе, а жена «тю-ю, а я и не бачу». Вот и неймется им, из кожи вон лезут, лишь бы жене глаза приоткрыть.
Но ты-то меня знаешь, — победоносно сообщила Лариса, — мне не так просто открыть глаза. Я людям верю. Таблетки нашла и спрашиваю: «Это откуда?» А он мне: «Не знаю, я их от головы принимал». Потом еще долго шутили. Я возьми и спроси: «Ты принял лекарство?» А он мне: «Две противозачаточные таблетки».
Я ему: «Зачем?» А Рашидик в ответ: «Они меня умиротворяют». Короче, любила и верила.
— Так почему перестала? — изумилась Денисия.
Лариса горестно закатила глаза:
— Это все Зюзик. С дачи приезжает и спрашивает: «Мама, а что такое блиндашь?» Ну, я, как дура, ему объясняю: «Блиндаж, сынок, это такое прочное укрытие, защищающее бойцов от огня противника…»
Видела бы ты, как удивился ребенок. "Да-а? — говорит. — А почему папа вчера на даче всю ночь нашу соседку, тетю Галю, вот так спрашивал: «Ты мне, блин, дашь или не дашь?» «Я, — говорит мой Зюзик, — все слова знаю, а вот „блиндашь“ не знаю».
Денисия ахнула и схватилась за голову, а Лариса злобно нокаутировала подушку и сквозь зубы процедила:
— Эта уродина еще и не давала ему. Какой позор!
Унижение какое!
— Ты ведь тоже отказывала ему, — припомнила Денисия. — «Тамочувствие плохое, тамочувствие плохое», — передразнила она подругу.
— Так ему и надо! — мстительно заявила Лариса. — Еще мало отказывала!
— Не удивляйся тогда, что муж согрешил.
От возмущения Лариса даже подпрыгнула на кровати:
— Нет, ну как тут не заматериться? Не будь дурой. Думаешь, это спасет? Свинья везде грязь отыщет. И в своей поваляется, и в чужой двор забредет.
Эх, перевелись порядочные мужики! Перевелись!
— В связи с этим уже возникает вопрос: были ли? — усомнилась Денисия. — Но гулять — это одно, а затеяться с разводом по-серьезному — совсем другое. С чего ты взяла, что Рашид тебя бросил?
— Сама видишь, не приезжае-ет, — складывая в плаксивую гримасу свою хорошенькую мордашку, протянула Лариса. — Уж вторую неделю я тут живу, а от него ни слуху ни духу.
— А что говорит Асия?
— Асия твердит: жди. Вот я, дура, и жду, а он там Галю на даче допрашивает: дашь — не дашь. Чертов блиндаж!
Лариса снова зарылась в подушку и собралась такого дать реву, чтобы донеслось до Москвы, чтобы и Рашидик услышал.
— Я тоже сейчас заплачу, — упредила подругу Денисия. — Из-за мужика и слезинки не проронила бы, у меня хуже горе: погибли сестры. Вот заплачу сейчас!
Шантаж помог.
— Не надо, — Лариса вскочила с кровати. — Слезами сестер не вернешь.
— Рашидика тоже, — промямлила Денисия и, притянув подругу к себе, чмокнула ее в щеку. — Ларка, я так благодарна тебе. Здесь я согрелась, оттаяла.
Если бы не ты, не твоя семья, я бы погибла, не пережила бы смерти сестер. Уже не говорю о том, что и меня достал бы Карлуша. Вы не просто спрятали меня от него, не просто меня спасли.
Лариса, открыв рот, завороженно слушала.
— А что? — спросила она.
— Вы вернули мне веру в людей. Была я в абсолютном отчаянии, а тут, в вашей семье, все такие хорошие, добрые, честные, заботливые, небезразличные, меня отогрели. Даже не хочется расставаться с вами со всеми, а завтра нужно звонить Воровскому.
— Зачем? — насторожилась Лариса.
Денисия пояснила:
— Десять дней прошло. Он сам назначил этот срок.
Пора. Он обещал переправить меня за границу.
Лариса выругалась:
— Черт! Ну как тут не материться? И Добрынина, как назло, улетела сегодня.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Денисия.
— Да утром же перевод ей твой отдала. Ты за не сколько дней перевести обещала, а успела день в день, едва ли не за пару часов до ее отлета.
Заметив в глазах подруги вину, Лариса поспешила ее успокоить:
— Да нет, я без упреков. Понимаю, как скверно на душе у тебя. Страшно даже представить: все сестры погибли, и Карлуша дамокловым мечом висит над тобой. Какие уж там переводы. Да и все обошлось.
Добрынина очень довольная улетела.
— А куда она улетела? — безразлично поинтересовалась Денисия.
— Во Францию.
— Во Францию?
— Да. Она ж редко бывает в России, — затараторила Лариса с каким-то неестественным оживлением, словно пытаясь заболтать нечто важное. — Мотается Добрынина в основном по заграницам. Там она нарасхват. Еще бы, русская правозащитница. И всегда чемодан подарков везет нужным людишкам. Ха-ха!
Там тоже взятки любят. Вот и сейчас кому-то рукопись поволокла Добрынина и уже с твоим переводом.
Вроде там у нее есть знакомый очень влиятельный, из русских, и этими вещами крепко увлекается…
Лариса вовсю щебетала и все с какими-то непонятными, странными даже ужимками: подхихикивала, подчирикивала и старательно прятала, уводила глаза от удивленного и пытливого взора подруги.
«Что она зубы-то мне заговаривает? При чем тут Добрынина?» — удивилась Денисия и, учуяв неладное, перебила хитрюгу:
— А почему ты Добрынину вспомнила?
Лариса побледнела, махнула рукой и обреченно сообщила:
— Денька, ты только не пугайся, но Асия из Москвы нехорошую весть привезла.
— Какую?
— Умер Боровский. Разрыв сердца.
Денисия похолодела.
— И Добрынина улетела, — испуганно промямлила Лариса, — а она нам теперь нужна позарез. Это единственная наша надежда. Слушай, может, я к Валеву на прием запишусь? Эльдар, говорят, тоже классный мужик.
— Что Валев? — прошептала Денисия. — Он друг Воровского. Если бы Валев мог мне помочь, Воровский к нему и направил бы, а он о Валеве не заикнулся.
Глава 3
И снова открытие (сто раз уж совершала его): надейся, дорогуша, лишь на себя. Только сейчас, узнав о смерти Воровского, Денисия поняла, как сильно она на него положилась, какую опасную надежду взрастила в душе. И вот новый удар: умер Воровский.
Что теперь?
Беспросветная тьма отчаяния!
А Лариса полна оптимизма:
— Не волнуйся, Денька, и не переживай. Не все потеряно. Во Францию, если нужно, и мы тебя переправим. Там разыщешь своего Машикули, да и к Добрыниной записочку тебе черкну. Она тоже поможет.
Рассосется твоя беда. Будем живы, не помрем.
