мне замок, я пойду, все исправлю, пока еще не поздно…
И она направилась к двери. Я был потрясен, растерянно смотрел на ее хрупкую удаляющуюся спину и думал: “Глупая, куда она идет? В ее доме живет другая!”
— Поздно! — завопил я. — Поздно!
Кристина остановилась и, не поворачивая ко мне лица, спросила:
— Что? Роби, что ты сказал?
— Я сказал, что уже поздно к нему возвращаться.
— Поздно? — все так же, не поворачиваясь ко мне, спросила она. — Почему — поздно?
Вопрос задала и словно статуя застыла. “Боится показать перекошенное болью лицо”, — догадался я и выпалил:
— В твоем доме живет другая! Он называет ее своей женой!
Так и не повернувшись ко мне, Кристина потеряла сознание.
Глава 20
Как интересно устроен человек. Как быстро у него меняется мнение. Еще недавно я собирался наложить на себя руки в связи с научным провалом и внезапным разрывом со Светланой, и вот уже эти события кажутся мне пустяшными. Череда новых проблем вытеснила их из моей жизни. Мархалева и Лидия все затмили. Вот где катастрофа, вот когда надо травиться и вешаться, но почему-то уже не хочется. Более того, глядя на бьющуюся в истерике Кристину, я начал с завистливой тоской подумывать о вчерашнем дне, об этой милой и невинной беде — провале на конференции. Как там все поправимо, как просто и ясно, управляемо — ведь все зависит от меня. Да и уход Светланы едва ли не манна небесная. Я еще молод, здоров, полон сил, меня любит Мария…
Кстати, Деля тоже рада была меня видеть. Несомненно… Напрягают немного эти странные звонки, да и с трупом Лидии еще не все понятно: могут быть неприятности, но что такое они в сравнении с горем Кристины? И никак нельзя ей помочь. Она совсем не хочет жить. Это, конечно, пройдет, но не могу же я до пенсии держать ее за руки.
Кристина, как только пришла в себя, забилась в истерике.
— Роби! Я все равно умру! — кричала она. — Я с ума схожу! Не мучай меня! Не мучай!
Я ее не мучил, я сам был близок к умопомешательству. Видеть женские слезы (особенно в таком количестве) для мужчины невыносимо. Я был напуган, я не знал, что мне делать. Успокоить ее не представлялось возможным, бросить — было опасно, а переносить страданий сестры я уже не мог. Я не мог к ней даже приблизиться: она отталкивала меня или била своими хрупкими кулачками.
В конце концов отчаяние мое достигло того предела, за которым все человеческие амбиции теряют смысл — я призвал на помощь Марию. Все равно она догадалась про горе Кристины.
Мария приехала быстро, и в моем доме сразу воцарился порядок. Первым делом она упала в объятия Кристи и разразилась такими рыданиями, что я подумал: “Так моей сестрице слабо”.
— Бедная моя! Бедная! — приговаривала Мария, хлюпая носом и преодолевая спазмы. — Какие мужики сволочи! Сволочи!
Эффект потряс меня: истерики как не бывало. Кристина все еще плакала, но плач очень быстро сходил на нет. Когда же они с Марией разомкнули свои объятия, пошел совсем другой разговор.
— Сволочи все! — заявила Мария. — Думаешь, я спокойно живу? Только и жду на какой еще юбке застрянет этот грязный кобель. Да-да, прислуживаю ему и жду когда в тираж меня, старуху, спишет. Ему же молоденьких подавай. Животное. Животное!!!
Слезы Кристины мгновенно высохли и понеслось. В одно мгновение и Виктора, и Максима разобрали на косточки. И оказалось: нет греха на земле, которого они не совершили. Послушав несчастных женщин, я поразился жестокости своих собратьев, даже кулаки зачесались. Ладно Кристина, Максим известный эгоист, к тому же семья их меня никогда не интересовала, но я столько лет знаю Марию и даже не подозревал, как она несчастна. А Виктор? Мой друг! Как он допускает такое? Зачем, изверг, мучает жену?
Видимо на моем лице отразилось страдание, потому что Мария сказала:
— Роберт, вряд ли тебе стоит нас слушать. Завтра все будет по-иному. У женщин параллельно уживаются сразу несколько взаимоисключающих друг друга истин. Мужчинам этого не понять. Лучше сходи в аптеку и купи побольше успокоительного. Видишь, что творится, уже и сама готова принять.
Я с радостью покинул своих страдалиц и помчался в аптеку. Когда вернулся, не поверил глазам: никаких эмоций — женщины вполне спокойно ворковали. Мария расписывала Кристине прелести холостяцкой жизни. По ходу она убеждала мою сестру, что вскоре Макс приползет на коленях и будет просить прощения. Униженно просить.
— Вот когда отольются ему наши слезы, — пообещала она. — Но к этому надо готовиться. Ни в коем случае нельзя унывать: сразу пойдут болезни и морщины. Ему это только на руку.
Тут она наконец заметила меня и воскликнула:
— А, Роберт, принес? Давай сюда все и воды кипяченой стакан. Нет, графин. И стакан и графин. И можешь быть свободен.
Вскоре Мария на цыпочках покинула кабинет и, обвивая мою шею руками, шепнула:
— Отпоила лекарством бедняжку, пока она спит, а там посмотрим.
Я с благодарностью прижал ее к себе:
— Спасибо, ты спасла меня. Какая ты умница.
Она матерински чмокнула меня в щеку и усмехнулась:
— Теперь понимаешь, для чего мужчине нужна женщина? Мы умеем делать то, к чему совсем не способны вы, цари природы.
— Да уж, — согласился я.
Вдруг Мария отпрянула от меня и испуганно глянула на часы:
— Ой, Роберт, опаздываю. Если что, звони мне на трубку.
Она наспех подкрасила заплаканные глаза, чиркнула по губам помадой и убежала.
Я осторожно заглянул в кабинет: Кристина спала на диване — подушка взбита, одеяло заботливо подоткнуто. Мария раздела ее: одежда, аккуратно сложенная, лежала рядом на стуле. На тумбочке стоял графин с водой, накрытый стаканом, и батареей выстроились лекарства. На меня повеяло надежностью, уютом, заботой.
“Женщины-женщины, — с нежностью подумал я, — может зря столько лет не хотел жениться? Все так просто. Чего боялся, дурак? Такие добрые симпатичные существа, все желания их так милы и понятны: семья, муж, дети, дом. Всех накормить, ублажить, проследить за здоровьем. Против них мы, мужчины, действительно скоты: желания низменны, помыслы грязны. Грубы, эгоистичны. Настоящие животные…”
Не зря говорят: помяни черта, он и рога высунет — едва я так подумал, явился Заславский. И вовремя: бог знает каких еще глупостей я в умилении сочинил бы.
— Ну как, Роб? — с порога закричал мой друг. — Избавился ты от Мархалевой?
— И от Мархалевой и от Лидии, — доложил я, собираясь войти в подробности, но Заславский огорошил меня вопросом:
— Роб, только честно, как ты относишься к Деле?
— Никак, — отрезал я.
— Но ты же говорил, что все еще ее любишь.
— Я врал, чтобы ты от меня отвязался.
Заславский вздохнул с облегчением:
— Роб, так я и знал. В доме полно баб, а ты испугался, когда пришла еще одна. Ты ей совсем не обрадовался. Тут и дурак догадается, что о любви речи нет.
— Нет и быть не может, но почему моими чувствами к Деле так озабочен ты?
Заславский хотел ответить, но в этот самый момент ожил мой мобильный. Прижав трубку к уху, я обмер: звонила Аделина.
— Роберт, милый, мы срочно должны встретиться. Нам есть о чем поговорить.
— Кто это? — зашипел Заславский.
— Аделина, — просветил я его.
— Аделина?! — Заславский выхватил у меня трубку и закричал: — Делечка, уже еду к тебе. Буду через полчаса, максимум через час.
