— Фаня, какой покой? Рушится моя личная жизнь, а вы лишили меня возможности ее наладить.
— Налаживай, кто тебе не дает? — искренне удивилась Фаина.
— Ага, только о том и мечтаете, чтобы я уехала. Сразу же отравите Алиску. Знаю, ее травишь не ты, но помоги мне найти отравительницу. Это в твоих же интересах.
Признаться, я думала, что Фаина про интересы начнет расспрашивать меня, какие, мол, ее интересы и откуда они взялись, она же озадачилась совсем другим вопросом.
— Почему ты решила, что травлю не я? — с необъяснимой обидой спросила Фаина. Я без запинки солгала:
— Потому что ты хороший человек. Фаина вдруг взорвалась. Она бухнула по столу кулаком (чашки так и подпрыгнули) и заорала:
— Мархалева, прекрати хамить! Ты мне надоела! Иди к Лоре или Карине, что я, крайняя?
И тут меня осенило. Фаня написала анонимку, а Нюрка была первая страсть, поэтому-то она и помнит радость Фаины. Еще бы не помнить, у них с Германом роман, а тут эта анонимка. Алиска лезет в петлю, Герман бросает Нюрку, естественно, рассказывая обо всех своих несчастьях. Так все просто! Почему раньше не догадалась?
Но тогда получается, что не Нюрка травит Алису. И не Лора. Остается Карина. Она, кстати, тоже знает про анонимку.
Ха! Карина! Теперь понятна ее истерика.
Я приблизилась к Фаине и зловеще прошептала:
— Не вздумай отпираться, ты писала анонимку. Герман влюбился в Нюрку, ты случайно узнала и от зависти настрочила анонимку.
— Чушь! — пробасила Фаина и радостно заржала. — Чушь!
Складывалось впечатление, что мои домыслы не просто веселят ее.
«Да она ликует! — озарило меня. — Ликует! Но почему?»
Демонстрируя презрение, я продолжила:
— Потом Герман вновь вспыхивает страстью, он опять безумно влюблен…
— В кого? — с издевательской ухмылкой перебила меня Фаина.
Я слегка растерялась:
— Возможно, в Карину…
— Чушь! Мархалева, все чушь, у тебя скудная фантазия и никакой оригинальности. Ты дура. Не завидую твоим читателям.
Легко представить, как я взбесилась. Сама-то я своим читателям всегда завидовала — у них есть я, умница и красавица. А вот у меня почти никого нет, во всяком случае тех, что у меня есть, — всегда мало. Какая-то Фаина издевается, корчит из себя…
— Да знаешь ли ты, глупая, самодовольная корова, — в ярости закричала я, — что смерть Алиски будет на твоей совести!
Фаина перекрестила меня и себя. Потом зачем-то осенила крестным знамением журнал и компьютер.
— Тьфу на тебя, Мархалева, тьфу, — пробасила она. — Нельзя говорить такое, побойся черта.
— Может, бога? — поинтересовалась я.
— И бога. Побойся бога, не шути с чертом и иди себе спать. У меня дежурство.
— И не надейся! Спать я не пойду до тех пор, пока не узнаю, кто травит Алису.
Фаина опешила:
— Почему ты об этом обязательно в моем кабинете хочешь узнать?
— Потому что от тебя начинаются все мои логические цепи. Ты писала анонимку, значит, знаешь, кто первая страсть Германа. Та страсть, из-за которой вешалась Алиса.
— Знаю, — призналась Фаина, — но тебе не скажу. О, вода кипит. Сколько тебе ложек сыпать?
— Если кофе, то одну, если сахара, то две, — ответила я и без всяких оснований заявила:
— Знаю, почему не скажешь.
— Почему? — Фаина сердито придвинула ко мне до краев наполненную чашку.
Я сделала глоток — кофе был недурен.
— Знаю, почему ты не хочешь говорить, с кем был роман у Германа.
— Знаешь, так говори.
— Я тоже не скажу, а почему, знаешь?
— Потому что ты дура, — брякнула Фаина.
Изматывающие интеллектуальные беседы с подругами Алисы наложились на позднюю ночь не самым лучшим образом.
«Чем занимаюсь? — подумала я. — Там, в Москве, Евгений спит с Юлькой, а я здесь, в Питере, выколачиваю исповедь из этой придурочной Фаины. Вместо того, чтобы отобрать Евгения у Юльки и самой с ним спать!»
Нервы мои сдали.
— Почему ты мне ничего не скажешь? — завопила я. — Да потому, что Герман тебя не замечает! Потому что ты жалкая уродина! Потому что ты не мужик, не баба и не гермафродит! Потому, что тебе только и осталось, что любезничать с психами да анонимки строчить!
Фаина побледнела и словно окаменела. Такой я не видела ее никогда. Еще бы, такого ей никто никогда и не говорил, по.тому, что все именно так о ней и думают.
— Мархалева, ты не того? — прохрипела она и закашлялась.
Полезла в ящик стола, накапала в мензурку каких-то капель, залпом опрокинула их в рот, нервно закурила. И все это в напряженном молчании.
— Вот что, Мархалева, — наконец заговорила она, — ты и в самом деле дура. Все твои версии ни в какие ворота не лезут. Потрачу свое драгоценное время, но лишь для того, чтобы ты поняла…
— Хорошо-хорошо, уже поняла, что я дура, — поспешила заверить я, — только поскорей расскажи все, что знаешь.
— Лора никогда не пыталась завладеть Германом, — глухо пробасила Фаина. — Она вышла замуж раньше, чем Герман женился на Алисе.
— Да, она отпадает, потому что детьми уже поклялась, что не спала с мужем Алисы.
— Герман гулял на свадьбе Лоры. Карина с Германом спала, но до того, как он познакомился с Алисой. Насколько я знаю Карину, никогда, — Фаина угрожающе повысила голос, — слышишь, Мархалева, она никогда!..
— Слышу, Фаинька, слышу, — боясь шевельнуться, прошептала я.
— Никогда Карина не возвращалась к тем, с кем у нее был роман, — пыхая дымом, продолжила Фаина. — Вряд ли для Германа она сделала бы исключение. Тем более что он муж ее подруги.
— Но она призналась, что знает про анонимку.
— Правильно, я сказала ей, что Алиска получила какую-то анонимку.
— Зачем?
— Думала возбудить любопытство Карины, думала, что она отправится к Алиске выпытывать. Я хотела таким образом получить информацию о внутрисемейных делах Алиски. Карина же благородно себя повела. Уверена, она до сих пор не подозревает, о чем шла речь в той анонимке. В ту дурацкую анонимку Карина даже не поверила, потому что в отличие от некоторых она склонна к порядочности и чистоплотности в дружеских отношениях.
Я возликовала:
— Выходит, я была права, первая страсть Германа Нюрка? Поэтому она и знает про анонимку.
И вот тут-то Фаина заржала, выпустила мне в лицо клуб дыма и изрекла:
— Черта с два! Первая страсть я! И про анонимку Нюрка ничего не может знать, поскольку и анонимку писала я.
Легко представить, как мне было тяжело. Все версии разом разрушились. Мои бедные мозги вспухли под грудой обломков, я пыталась собрать их хоть в какую-нибудь жалконькую логическую цепь — безрезультатно.
«Разве могут быть цепи с этой придурочной?» — с отчаяньем подумала я.