особенно когда она думала, что на нее никто не смотрит. Ричард всегда на нее смотрел. Он был слишком наблюдательным и умным, чтобы ничего не заметить, но слишком маленьким, чтобы делать выводы.
Когда отец исчез, ему было семь лет. Он до сих пор помнил отца, хотя и не был уверен, что это настоящие воспоминания, а не картины, возникшие у него в голове во время материнских рассказов. «Помнишь смешной маленький автомобиль, который ты сделал с папой? Вы приспособили к нему колеса от старого самоката». Да, он помнил автомобиль и колеса от самоката, но не помнил, как они с отцом его делали. И чем чаще Марта вспоминала эту и другие истории, надеясь, что они «приблизят» к нему отца, тем труднее мальчику было его представить. Ричарда одолевал стыд, но поделать он ничего не мог.
Он взобрался на большой валун и замер, распластавшись на животе, как ящерица под солнцем. Ему хорошо была видна долина реки. Скоро сюда начнут съезжаться на уик-энд другие машины, и, когда стемнеет, все площадки для пикников будут заняты, а воздух наполнится запахом дыма от костров, жареного мяса и детскими криками. Но пока, кроме него, матери и Салли, никого не было. Они заняли лучшую площадку у самой воды. На ней росли самые высокие деревья, стояли лучшие скамейки и стол.
«Помнишь, как папа впервые привез нас сюда, Ричард? Мы отвлеклись буквально на минуту, а ты успел вскарабкаться до середины сосны. Папе пришлось лезть и снимать тебя». Он помнил, как карабкался на сосну и как его сняли. Он всегда ловко лазил по деревьям. Почему он не спустился сам? И, лежа на валуне, Ричард впервые в жизни подумал, что, возможно, материнские воспоминания немногим яснее, чем его, и она всего лишь притворяется, что они яркие и живые.
Заслышав шум мотора, он поднял голову и вгляделся в дорогу. Через несколько минут на ней показался кремово-синий «форд-виктория» с мужчиной за рулем. Кроме него в машине никого не было. Не было в ней, или на ней, и походного снаряжения. Ричард отметил эти детали автоматически, прежде чем понял, что это за машина. Неделю назад она отъехала от их дома, когда он возвращался из бассейна, и, войдя на кухню, он увидел, что мать сидит бледная и молчит.
Глава 14
Она заметила Куинна, когда он вылезал из машины, и сказала с деланной беспечностью Салли:
— Пойди поиграй с Ричардом. Заодно соберите еще веток. Ужин будет готов через полчаса.
Дочь посмотрела на приближавшегося Куинна.
— Хочешь поговорить с ним одна, чтобы я вам не мешала?
— Да.
— О деньгах?
— Может быть. Не знаю.
Деньги, вернее отсутствие их, были ключевым словом в обиходе О'Горманов. Дети привыкли уважать его, и Салли без возражений отправилась на поиски Ричарда и сосновых веток.
Марта ждала Куинна стоя, выпрямившись, как солдат перед неожиданно нагрянувшей комиссией.
— Как вы меня нашли? Что вам надо?
— Давайте назовем это дружеским визитом.
— Нет уж, увольте. Мало того, что вы преследуете меня, вам еще понадобились мои дети?
— Простите, что так получилось. Можно, я сяду, миссис О'Горман?
— Садитесь, если хотите.
Он сел на одну из скамеек, вкопанных перед деревянным столом, и после минутного колебания она уселась на другую, напротив, как бы соглашаясь заключить перемирие. Это напомнило Куинну, как они сидели в прошлый раз в больничном кафетерии. Тогда их тоже разделял стол, над которым, как и теперь, незримо витали вопросы, сомнения, обвинения, упреки. Куинн много бы дал, чтобы отвести или развеять их и начать все сначала. Но сидевшая напротив женщина смотрела на него с нескрываемой враждебностью.
— Вы не обязаны отвечать на мои вопросы, миссис О'Горман, — устало сказал он. — У меня нет официальных оснований задавать их вам.
— Я знаю.
— Вы даже можете выгнать меня отсюда.
— Это собственность штата, — сказала она, пожав плечами, — вы имеете право остановиться здесь, как и любой другой человек.
— Вам тут нравится?
— Мы ездим сюда много лет, с тех пор как родилась Салли.
«Вот оно что, — подумал Куинн. — Значит, она стала бывать на Гремучей еще до исчезновения О'Гормана. Значит, это семейная традиция и она упрямо следует ей, чтобы легче было удержать рядом с собой и детьми образ незабвенного мужа».
— Стало быть, мистер О'Горман хорошо знал эти края?
— Он знал реку, точнее, обе реки, как свои пять пальцев, — с вызовом ответила Марта.
«Я знаю, что вы хотите сказать, — говорил ее взгляд. — Если О'Горман планировал свое исчезновение, он знал, где ему проще всего укрыться».
— Вы ошибаетесь, — сказала она.
— Да?
— Моего мужа убили.
— Неделю назад вы утверждали, и очень уверенно, что это был несчастный случай.
— У меня появились основания думать иначе.
— Какие основания, миссис О'Горман?
— Не скажу, — коротко ответила она.
— Почему, миссис О'Горман?
— Я вам не доверяю. Потому что вы не верите мне.
— Это не так, — сказал Куинн после недолгого молчания.
Она встала и, подойдя к грилю, сняла с него обуглившуюся свинину.
— Простите, из-за меня у вас пропал ужин, — сказал Куинн.
— Ничего страшного, — ответила она. — Ричард, как и его отец, предпочитает есть горелое мясо. Так ему легче… легче не думать, каким образом его добывают. Он очень любит животных. Патрик их тоже любил.
— Значит, теперь вы уверены, что ваш муж мертв?
— Я в этом всегда была уверена. Но не знала, как он погиб.
— А теперь знаете?
— Да.
— То есть в течение последней недели у вас появились основания считать, что его убили?
— Да.
— Вы сообщили об этом властям?
— Нет. — Глаза ее сверкнули. — И не собираюсь этого делать. Мне и моим детям пришлось слишком много пережить. Дело О'Гормана закрыто навсегда.
— Несмотря на то, что у вас есть документ, позволяющий начать расследование заново?
— Почему вы так думаете?
— Потому что видел сегодня миссис Хейвуд. А она подслушивает чужие телефонные разговоры.
— Понятно.
— Это все, что вы хотите сказать?
— Да.
— Миссис О'Горман, если у вас есть доказательство, что ваш муж убит, вы обязаны сообщить полиции.
— Обязана? — с иронией переспросила она. — Жаль, что я не подумала об этом, прежде чем сожгла его.
— Вы сожгли письмо?
