по причине несчастного случая лишенных двигательных функций и дара речи, но не утративших способности и потребности к коммуникации, то я могла бы сравнить их положение с моим в такие минуты. Эти несчастные полностью зависят от того, что окружающие их люди могут и хотят сделать для того, чтобы пробить брешь в стене одиночества и отчуждения. Говорят, что частичный успех может быть достигнут при условии предельно напряженного внимания к малейшим знакам, подаваемым больным, таким как подрагивание век, или при помощи долгих сеансов массажа, призванных разбудить и максимально обострить чувствительность. Сексуальная неудовлетворенность погружает меня в состояние, которое можно обозначить как легкий аутизм, находясь в котором я полностью завишу от ласки рук и огня желания глаз партнера. При выполнении этих условий кокон тоски расплетается сам собой, и я снова могу занять место в мире, неожиданно переставшим быть мрачным и неприветливым местом.
Мы держим путь домой. Я требую, чтобы Жак остановил машину на обочине. Все, чего я добиваюсь, — многократное увеличение интенсивности кипения моей ярости: мы находимся на скоростном шоссе, и остановки запрещены. Тогда я абстрагируюсь от шоссе и от машины, съезжаю немного в кресле и полностью концентрируюсь на собственном лобке и медленных круговых движениях своих пальцев, крадущихся вокруг маленького скользкого зверя, притаившегося в зарослях. Время от времени сполохи фар встречных машин на мгновение освещают мой живот, гладкий, как бок амфоры. К какому миражу я бреду на этот раз? Я отбрасываю возможность расплетения вороха возможных событий, экстраполируя то, что почти произошло несколько минут назад. С этим покончено. Вместо этого я предпочитаю укрыться в одном из моих давних, надежных, испытанных сценариев, подальше от того куска реальности, в котором я в данный момент пребываю. Ожесточенным напряжением всех сил воображения я в мельчайших деталях реконструирую спасительную сцену — то ли пустырь, где десятки жадных рук растаскивают меня на кусочки, то ли туалет какого-то грязного подозрительного кинотеатра — точно уже не помню. Когда некоторое время спустя Жак протягивает руку и, не отрывая глаз от дороги, принимается размазывать широкие слепые жесты мне по груди и животу, а затем его пальцы вступают в борьбу с моими за обладание набрякшей мокрой игрушкой, он нарушает плавное течение моего сценария. Сделав над собой усилие, я решаю не мешать.
Неподалеку от въезда в Перпиньян Жак останавливает машину на пустой, ярко освещенной парковке, у подножия какого-то многоэтажного дома. Преодолевая разделяющий нас провал между сиденьями, он изгибается и вытягивается в моем направлении, отчего на мгновение становится похожим на горгулью. Его голова вплывает в поле моего зрения. Его пальцы забираются во влагалище. Чавканье набухших губ доставляет мне удовольствие, их натуральное, сочное хлюпанье возвращает меня к реальности. Для того чтобы развернуться навстречу ласкам, моему телу нужно дать срок. Необходимо сделать усилие. Я вовсе не сразу широко развожу бедра, запрокидываю голову и раскидываю руки, выпячивая грудь. Для этого требуется время. Время, для того чтобы выпростаться из рефлекторно занимаемого скрюченного положения, впечатанного в тело бесчисленными детскими ночами, когда, девочкой, я старалась мастурбировать в полной неподвижности. Время, для того чтобы — всегда и даже после многочасовых метаморфоз перед глазом объектива — подготовиться и раскрыть все тело разом, одним широким взмахом. Я страшусь не наготы — вовсе нет — внезапности откровения наготы. Я не испытываю неловкости или смущения перед чужими взглядами — вовсе нет! — проблема состоит в том, что я не умею избавиться от своего внутреннего глаза и взглянуть на себя со стороны. Для-этого мне необходимо перетечь в чужой, направленный на меня взгляд. Я не в состоянии сказать: «Смотри!» Я скорее жду, когда мне осторожно скажут: «Смотри, как я на тебя смотрю…» Я не сопротивляюсь и предоставляю Жаку полную свободу действий. Однако очевидно, что я погрузилась слишком глубоко и так далеко ушла в себя, что, для того чтобы вернуться обратно, мне необходимо пройти через своего рода зародышевую стадию. Я скукоживаюсь, свертываюсь в клубок и заглатываю разбухший член, чувствуя как под моими губами мобильный кожаный чехол скользит вдоль неподвижной оси. Я в состоянии в такой степени отдаться этому процессу и достигнуть такого градуса сосредоточения, что мне начинает казаться, что мое тело целиком, как узкая перчатка, насажено на огромный фаллос.
Серия фотографий, сделанная одним американским фотографом, — некоторые из них были напечатаны годы спустя в журнале «On Seeing» — открывается снимками, на которых можно видеть — я вижу саму себя сегодня — мою субтильную сомнамбулическую фигуру — можно подумать, что у меня головокружение и я вот-вот покачнусь и упаду, — стоящую возле матраса, на котором некая пара предается разврату. В помещении темно, свет падает только на колени девушки и ступни юноши, а я, кажется, одета во все черное. На других снимках я сижу на матрасе, склонившись над парой; за стеной ниспадающих волос угадывается моя голова, упрятанная между девичьим бедром — одной рукой я пытаюсь раздвинуть ее бедра пошире — и торсом молодого человека. Очевидно, я делаю попытку полизать выступающие детали половых органов обоих участников. На кого я похожа? На исправного работника — прилежного водопроводчика, старательного обойщика, усердного механика, — изучающего проблемные детали, потребовавшие его вмешательства; на ребенка, от которого игрушка укатилась в щель и который, приникнув глазом к черной дыре, тщательно изучает возможности заполучения ее обратно; на запыхавшегося спортсмена, присевшего перевести дух и оперевшегося локтями на колени. Зрителю становится понятно, что я прилагаю массу усилий для того, чтобы протолкнуть мое тело и вдвинуть его между двумя другими телами — создается даже впечатление, что я хочу запихать его туда целиком. От себя добавлю: этому физическому напряжению соответствует сильнейшей степени концентрация всех душевных сил.
4. ДЕТАЛИ
Я очень люблю сосать член. Искусству вводить пенис в верхнее отверстие я научилась практически в то же время, когда овладела навыками, необходимыми для успешного водворения заголенной головки в положенное природой место несколькими этажами ниже. Моя наивность в ту пору была безгранична, и я считала минет совершенно девиантным видом сексуальных отношений. Я прекрасно помню, как, изображая высшую степень внешнего равнодушия и бесстрастности, но в глубине души чрезвычайно гордая собой, своим открытием и проявленными мной способностями встретить трудности, так сказать, лицом к лицу, я рассказывала подробности дела подруге, внимавшей со смешанным выражением недоверия и легкого отвращения на лице. Точное происхождение этих способностей и их классификация представляются затруднительными вследствие сложной многоуровневой структуры: помимо остатков «оральной стадии» и некоторого молодечества при совершении акта, считаемого субъектом анормальным, необходимо отметить присутствие смутной, неопределимой идентификации с завладеваемым членом. Одновременное исследование объекта посредством языка, губ и пальцев дает доступ к колоссальному объему информации о малейших деталях рельефа и тончайших модуляциях реакций, который, возможно, значительно превышает совокупные знания самого владельца данного члена. Итогом является появление неподдающегося описанию чувства контроля: неуловимое движение кончиком языка вызывает неадекватных размеров реакцию. К этому следует добавить, что при заглатывании члена возникающее ощущение заполненности значительно сильнее, чем при вагинальном проникновении. От набитой под завязку вагины по телу матово расходятся волнообразные центростремительные ощущения, и кажется, что забравшийся туда постоялец медленно плавится где-то в неуловимом центре, в то время как можно отчетливо прочувствовать нежное скольжение уздечки по губам и проследить каждый миллиметр пути ласково пробирающейся по нёбу в горло головки. Не говоря уж о том, что на финише ждет вкус спермы. Короче говоря, минет предполагает совершенно комплиментарные отношения. Остается проблема трансмиссии от верхнего отверстия к нижнему. Для меня это тайна. Какой таинственный привод делает возможным процесс, вследствие которого сосание на одном конце тела отдается эхом на другом, а сжимающееся вокруг члена кольцо губ проецируется вниз в виде стального мышечного браслета, защелкивающего вход во влагалище? При условии комфортабельной фелляции в спокойной обстановке и с приличным запасом времени, позволяющим менять положение, ритм и скорость, через некоторое время я начинаю ощущать, как меня заливает растущая волна нетерпения, приходящая из некой точки, находящейся далеко за пределами моего тела; она заполняет собой все и в конце концов обращается в невероятно концентрированный сгусток мускульной энергии, располагающийся
