В тот момент моя жизнь едва не потекла по совершенно иному руслу: вернувшись домой, Герб почувствовал бы себя третьим лишним. Но я устояла. Наверное, мой характер действительно изменился: ни соблазнять, ни соблазняться уже не хотелось. Даже этим ненасытным существом, просящим разжечь пламя страсти в окаменевшей от вечного созерцания и размышлений душе. Я резко встала и отвернулась, чувствуя, как в сердце захлопнулась невидимая дверь. Похоже, меня действительно укротили.
— Что, Дракула, теперь мне прямая дорога в твой роман? Интересно, как ты меня изобразишь? Никчемной уродиной, в одночасье решившей исправиться?
— Боюсь, для моих романов ты не годишься, — отозвался Сэм, в голосе которого снова зазвучала обычная ирония.
— Почему же?
— Ты слишком… даже не знаю, как выразиться… Хотел сказать, естественная, но нет, не то… Улыбаешься грустно, при этом по-настоящему любишь жизнь. Обаятельная, озорная — настоящая femme fatale,[12] — поразительно спокойная, чуть ли не замкнутая… Пиппа, девушку вроде тебя не раскусишь! — Сэм улыбнулся собственному каламбуру.
Тем вечером и в такси, и в кинотеатре, окруженная любовью и заботой двух мужчин, я чувствовала себя еще увереннее и спокойнее, чем обычно. Герб воспринимал нежные чувства Сэма ко мне как комплимент своему безупречному вкусу и нисколько не волновался. Мы все знали: я — девушка Герба.
Однажды в нашей квартире раздался телефонный звонок. Трубку взял Герб.
— Алло! — проговорил он, и на его лице тут же отразились удивление и беспокойство. Герб долго слушал, лишь изредка вставляя короткие замечания. — Невероятно, но факт! — отсоединившись, воскликнул он.
— Что именно?
— Джиджи приглашает пообедать в дом на пляже.
— Зачем?
— Хочет, чтобы мы приехали и именно там перевели стрелки.
— Перевели стрелки?
— Она старается быть цивилизованной, оригинальной, показать, что не возражает против моего ухода. В общем, не знаю…
— Неужели ты решил принять приглашение? А как же запрет открывать дверь, продиктованный страхом за мою жизнь?
— Нет, нет, сегодня ее голос звучал совершенно иначе, спокойно и уверенно. Рационализм Джиджи не чужд, он включается, когда становится совсем туго… — Герб усмехнулся и покачал головой. — Уверен, она завела дружка и за обедом нам его представит. Нужно же потешить уязвленное тщеславие!
В следующую субботу мы поехали в дом на пляже. Стеклянная оболочка так и сверкала на солнце, а изящный коттедж казался музейным экспонатом. Я легко представила табличку: «Жилой дом начала двадцатого века. Воссоздан в натуральную величину с кухонной утварью и коллекцией искусства соответствующего периода». Герб тут же выбрался из машины, а меня как магнитом притягивало к сиденью, ноги и руки вдруг стали неподъемными, лицо будто глиной намазали, веки сонно смыкались.
Послышался бодрый, оптимистичный хруст шагов Герба по гравиевой дорожке, затем скрип багажника. Распахнув дверцу, я выглянула посмотреть, что он делает.
— Схожу ненадолго к воде, ладно? — спросила я. Может, если полежу на песке, силы вернутся? Над раскрытым багажником виднелся лишь лоб Герба. Когда крышка захлопнулась, оказалось, что он достал теннисную ракетку. Надо же, как отчаянно ухватился за предложение Джиджи устроить примирительный обед! Понятно, хочется расстаться со второй женой тихо и цивилизованно. Первый брак, закончившийся скандалами и руганью лет тридцать назад, Герб даже в расчет не брал: парочка зеленых интеллектуалов, спутавших общую страсть к Ницше с любовью, — разве это семья?
Прежде чем Герб успел ответить, из дома вышла Джиджи. Играя оранжевым шелком туники, ветерок драпировал его вокруг безупречной фигуры, делая ее обладательницу похожей на Крылатую Нику, только с формами попышнее. Она уже собралась развести руки в приветственном жесте, но в последний момент передумала.
— Добро пожаловать! — проговорила она, и мне таки пришлось выбраться из машины.
Едва переступили порог, по ноздрям ударил тяжелый запах жасмина. Сразу вспомнилось, как я приезжала сюда с Крэгом, как украдкой следила за Гербом и Джиджи, как пила сладкий чай, как воображала себя хозяйкой сказочного дома. К чему лукавить, тогда я искренне завидовала Джиджи Ли. И не деньгам, вернее, не просто деньгам, а легкой, беззаботной жизни, которую можно на них купить. Безопасности. Аромату свежих цветов в гостиной. Сладкому чаю, приготовленному специально для тебя. Такая жизнь казалась диаметральной противоположностью хаосу моего прежнего существования. Да, мне тоже захотелось покоя и стабильности. Захотелось того, чем обладала Джиджи. Захотелось, и я бездумно, бессознательно, безжалостно начала претворять желание в реальность.
Когда мы вошли, дворецкий Джерзи поднял бровь и с едкой иронией посмотрел на экс-хозяина. Герб лишь плечами пожал и растянул губы в скупой улыбке.
На изящном белоснежном диване сидел Сэм Шапиро, удивленный и явно смущенный. Я повернулась к Гербу — он приветствовал своего молодого, напряженного как струна друга крепким рукопожатием и недоуменным взглядом. Неужели Шапиро спит с Джиджи? Нет, получилось бы слишком здорово! Впрочем, то, как, передавая бокал, она задерживала его руку в своей, и то, как громким шепотом просила «захватить с кухни сыр и салями», которые через пару минут принесла бы Альфонса, давало пищу для размышления. Герб сердечно хлопал Сэма по спине, подробно расспрашивал о новом романе, буквально накануне разложенном по полочкам, — в общем, всеми доступными способами показывал, что не злится за амурные похождения с его без пяти минут бывшей женой.
Джиджи так и не заставила себя взглянуть в мою сторону. Она суетилась, улыбалась, шумела, якобы радуясь своей оригинальной затее. Тем не менее в ее движениях, мимике и голосе сквозило нечто, напоминающее фарс. Меня снедала тревога. Герб растягивал губы в улыбке, твердо решив пройти тяжкое испытание до конца и выжать из него максимум. Сэм явно мечтал провалиться сквозь землю. Окна маленького желтого коттеджа были зашторены — дом словно потупил взор, стесняясь нелепого спектакля. Я внезапно поняла, что с момента приезда не сказала практически ни слова. Хотя, похоже, мне отвели немую роль. Слова не требовались: самого присутствия хватало с лихвой. В конце концов, именно по моей милости затеяли этот спектакль. От меня ждали не больше слов, чем от жены Менелая Елены. Пиппа- Разрушительница, Пиппа-Подстрекательница — вот как называлась моя роль.
Открыли шампанское, и мы все выпили по бокалу. Джиджи налила Гербу вторую порцию, глядя на него с озорной беззаботностью. Кончик ее изящного носа чуть заметно подрагивал. Господи, неужели она с ним заигрывает? Шампанское тяжелыми клещами сжало лоб. Снова захотелось прилечь, уснуть, отключиться от происходящего. Пусть разбираются сами, без меня!
Накрывавшая на стол Альфонса явно нервничала: снова и снова переставляла масленку с солонкой, а глаза бегали взад-вперед, как при скорочтении.
— Альфонса, не пора ли подать еду? — мягко пожурила ее Джиджи, словно подбадривая невнимательного ребенка. Махнув рукой, она предложила нам выйти на веранду: — Подышите свежим воздухом перед едой.
— Вообще-то и здесь кислорода достаточно, — совсем как раньше подначил ее Герб. Джиджи захихикала, и мне почудилось: сейчас настоящее затрещит по швам, мы бросим спектакль посредине акта и вспомним прежние роли. Джиджи с Гербом станут умудренными опытом супругами, я — представительницей хаоса, бродяжкой, которую пригрели-вымыли-накормили, превратив в симпатичного домашнего зверька, а Сэм — верным спутником своего благодетеля, летящим по жизни, словно гонимый собственным талантом призрак. Мне чуть ли не захотелось, чтобы все вернулось на круги своя. Пожалуй, так было бы спокойнее и безопаснее. Я посмотрела на Герба: он казался до невозможного старым, точно из другого мира. Господи, пусть он обнимет меня, пробьется сквозь кокон моих страхов и вернет к реальности!
Джиджи отлучилась «проверить, как там обед». Герб, Сэм и я тотчас вздохнули с облегчением.
— Черт, ну и ситуация! — пробормотал Шапиро.
— Извини, что тебе пришлось участвовать, — отозвался Герб.
— Я не знал, что вы приедете, пока не увидел твою машину, — заявил Сэм.
