Талискер

— Ее что-то печалит?

— Нет-нет, просто она… все время твердит, что хочет мальчика. И очень готовится к его рождению.

— Ну?

— Судя по расположению плода во чреве, у нее будет девочка. Дочка.

Лицо Ибистер засветилось радостью.

— Да… — покачала она головой, а потом заметила встревоженное лицо Уны. — Хорошо, я поговорю с ней. Лично я считаю, что нет ничего лучше, чем принести Сутре еще одну девочку. — Тан печально посмотрела на спящих женщин. — Чудесно и странно, не правда ли? С одной стороны, коранниды, твари из темной бездны… а здесь — еще не родившаяся жизнь. Здесь будущее нашей земли. Заботься о них как следует.

Уна снова сделала реверанс, и Ибистер вышла из комнаты.

Чтобы добраться в Сулис Мор до конца года, всего лишь за неделю, предстояло ехать рысью не менее чем по восемь часов в сутки. Первые несколько дней Талискер, Чаплин и Малки ни словом не упоминали о своей почти недостижимой цели, просто ехали и ехали, стиснув зубы. На третье утро со свинцового неба полил дождь. Одежда легко промокала — Чаплин проклинал себя за то, что не надел плащ, — вересковая пустошь постепенно превратилась в болото. С каждым шагом копыта лошадей все глубже погружались в грязь, и скакуны начинали пугаться. Около полудня Талискер предложил сделать привал, указав на группку деревьев, которая могла хоть немного укрыть их от ветра.

— Мы не успеем, Дункан, — проворчал Малки, спускаясь с коня. Он первый из всех произнес эту мысль вслух. Его рыжие, обычно непослушные волосы прилипли к лицу, бело-голубая кожа, блестевшая от воды, казалась особенно бледной на фоне темно-красной рубахи. — В такую-то погоду. Я уверен, что Корвус начнет без нас. Не так уж мы теперь и важны.

Талискер нахмурился, не понимая, к чему клонит друг.

— Теперь у нас нет Бразнаира. Его доставит Деме. И хорошо, все равно мы не знаем, что делать с этим дурацким камнем… — Горец неожиданно рассмеялся. — Мы напоминаем трех мокрых крыс!

Остальные промолчали. Настроение было такое же пасмурное, как и небо. Конечно, Малки прав — с тех пор, как они отдали камень и договорились о помощи богов, трое друзей стали более или менее ненужными. Трудно представить, почему бы битве не начаться без них — всего лишь трех лишних воинов против кораннидов.

Талискер часто думал об Уне с тех пор, как решил остаться в Сутре. На самом деле они ничего не обещали друг другу. Краткий миг любви в темной тени битвы был ярок, словно пламя, но теперь, вспоминая холодное расставание, Дункану казалось, что девушка забыла о нем, как только стих стук копыт его коня.

Полночь того же дня. Неясная тень движется по вересковой пустоши к небольшой рощице, где путники остались до самого вечера и даже на ночь, надеясь на улучшение погоды. Тень то появляется, то исчезает, будто скользит между мирами. Так оно и есть. Постепенно ее очертания проясняются, и видно, что это черный конь, на спине которого сидит всадница, широко раскинув ноги. Фирр. Не обращая внимания на дождь и ветер, она не спускает единственного глаза с рощицы. Богиня останавливается неподалеку от лагеря, спрыгивает на ходу и, как и прежде, привязывает коня к себе магией. Голубая вспышка, и он исчезает.

В палатке Талискера горит свет. Фирр принюхивается. Дары Мирранон — от них пахнет орлом. Богиня зла замирает, мысленно ощупывает весь лагерь, ища друзей Дункана, проверяет, крепко ли они спят. Что ж, пусть спят еще крепче. Войдя в палатку, богиня смотрит на фигуру на кровати. В голове всплывает обещание, данное Корвусу — принести голову Талискера. Она не простила брата, но этот последний жест необходим, чтобы показать, как она ему нужна. Фирр задумчиво смотрит на свою будущую жертву.

Талискер лежит на груде одежды и одеял на боку, согнув колени. Рука, как всегда, тянется к мечу. Интересно, думает Фирр, где же он мог научиться такой осторожности и подозрительности в своем мире?.. Она обнажает кинжал и садится рядом со спящим на корточки, бесстрастно глядя на его лицо. Вот человек, само существование которого напугало ее брата, исполнило его бессмысленной ярости. Красивое лицо, хотя даже во сне черты тронуты горечью. Ярко-рыжий цвет волос будто воплощает все противоречия характера.

Фирр вспоминает тот момент их поединка в Руаннох Вере, когда оба поняли, что Талискеру пришел конец. Ей случалось видеть безрассудную храбрость, убивать людей, когда они изображали из себя героев, но такого взгляда… Огонь, что горел в каждом из них — в ней ярость, в нем горечь, — на миг замер. Мгновение мира и покоя, настоящее чудо для обоих.

Практичность — еще одна их общая черта — взывает к немедленным действиям, но богиня все же тянет руку, чтобы откинуть прядку у него с лица.

Дункан просыпается и хватает ее за запястье, открывая глаза. Она пытается отдернуть руку; он не выпускает.

— Фирр? — Талискер озадачен. Он не видит кинжала в ее руке, и пальцы богини сильнее сжимают рукоять, но удар она не наносит, сидит неподвижно несколько секунд, тяжело дыша. Разум упрекает ее за нерешительность.

— Талискер. — Она смотрит ему прямо в глаза, ожидая, когда Дункан отпустит ее руку.

Взгляд богини такой же пронзительный и холодный, как и в прошлый раз. Черная грива волос закрывает почти все лицо. Что же с ней не так? Дункан тянет ее на себя, мягко откидывает пряди и видит левый глаз. В неясном свете он вспыхивает как лунно-белый опал среди узора царапин и синяков.

— Что случи…

Она рычит, как зверь, черты искажает ярость, ярость за то, что он смеет жалеть ее, ярость на собственную слабость. Фирр высоко поднимает кинжал, и — увы, слишком поздно — Талискер видит блеск стали. Но она так же неожиданно исчезает, и клинок падает на землю. Богиня зла пощадила его жизнь, и ни он, ни даже она не знают почему.

Дункан сидел на ложе еще много часов, вертя в руках кинжал и слушая холодный мягкий звук дождя.

…и все звери есть лишь один зверь,

зверь Лизмаира. Реки серебряных

снов текут и струятся

по огненным жилам. Весть

несется по земле такой похожей

и непохожей. И к ней мы летим

и бежим. Нас ведет

яркая музыка сыновей Лиз,

обреченных вечно странствовать

на пути к дому.

Макпьялута парил по ночному небу на крыльях бури. Он знал, что эта поэма, рассказанная ему матерью, на самом деле куда длиннее, однако с каждым новым поколением легенды отступали во тьму. Некоторые сиды уже считали Лизмаир сказкой.

Там, внизу, где-то среди вереска и камней, бежала одна из таких молодых сидов. Маленькая серебристая рысь по просьбе Мирранон бесшумно уносила наследие Старшего Народа — Бразнаир — в Сулис Мор.

Еще утром, путешествуя с Уллой и так называемыми героями, принц принял решение последовать за ней. С тех пор как они встретились с Талискером и Малки, Макпьялута знал, что камень теперь несет Деме — мысли недалекого горца читались легко. Он надеялся, что Эскариусу это неизвестно, хотя был почти уверен в обратном — серые волки вездесущи. Теперь по крайней мере принц принял решение, которое считал верным, «Я не предатель. По крайней мере не предатель феинов» . Когда он произнес эти слова, семя выбора было посажено. Загляни Талискер ему в разум — на что он был вполне