Нет, ни отелей, ни гостиниц поблизости нет. Но он будет рад приютить меня. У него семья — жена и четверо ребятишек. Все глубоко верующие.
Я поблагодарил священника, однако у меня не было ни малейшего желания проводить ночь под крышей его дома. Я решил, что выйду в первом городке на нашем пути: не хочется возносить хвалу Богу, стоя на коленях рядом с этим идиотом.
— Мистер, — обратился он ко мне после неловкого молчания, — кажется, вы не очень религиозный человек? Какой веры вы придерживаетесь?
— Думаю, никакой, — ответил я.
— Так я и знал. Надеюсь, вы не пьете?
— Пью понемногу, — сказал я. — Пиво, вино, бренди…
— Господь милостив к грешникам, друг мой! Никому не укрыться от ока Всевышнего. — Последовала длинная проповедь о путях добра, возмездии за грех, славе праведников и так далее. Похоже, он был счастлив, что ему встретился такой грешник, как я: он мог послужить Господу.
— Думаю, вы зря тратите время, — сказал я после очередного страстного обращения, — я неисправимый грешник.
Мое заявление только добавило пылу.
— Господь никого не оставляет, — заверил он меня.
Я помалкивал и только слушал. Вдруг повалил снег, скрыв за густой завесой окрестности. Теперь я в его власти, подумалось мне.
— Далеко до ближайшего города? — спросил я.
— Несколько миль.
— Отлично. Мне надо будет выйти отлить.
— Я могу и сейчас остановиться, друг мой. Не надо терпеть.
— Но это еще не все. Мне и по большой нужде надо.
Услышав это, он поддал газу.
— Будем на месте через несколько минут. Положитесь на милость Божию.
— Неужели Господь вникает в проблемы моего кишечника?
— Не сомневайтесь, — проговорил он с полной серьезностью. — Господь ничего не оставляет без внимания.
— А если сейчас кончится бензин? Может автомобиль катиться дальше, повинуясь Божьей воле?
— Друг мой, Господу ничего не стоит заставить автомобиль двигаться без бензина — для Него нет ничего невозможного, но это не Божий труд. Бог никогда не идет против законов природы, а действует посредством их.
Я побежал на заправочную станцию и там помочился, не обнаружив в уборной никаких свидетельств Божьего внимания к своей особе. Только плакат: «Просим соблюдать чистоту». Я сделал большой круг, чтобы не встретиться с моим благодетелем, и направился в ближайшую гостиницу. Темнело, и холод пробирал до костей. Весной здесь и не пахло.
— Где я нахожусь? — спросил я у портье, делая запись в регистрационной книге. — Я хочу сказать, как называется ваш город?
— Питтсфилд, — ответил он.
— Какого штата?
— Массачусетс, — сказал он с оттенком холодного презрения.
На следующее утро я встал рано, в прекрасном расположении духа. И слава Богу, потому что машин на шоссе было мало, а водители тех, что проезжали, не горели желанием взять лишнего пассажира. К девяти часам, пройдя на своих двоих несколько миль, я основательно проголодался. К счастью — возможно, здесь и проявился Божий промысел, — в кафе у дороги я познакомился с мужчиной, который был готов подвезти меня почти до самой канадской границы. По его словам, он был рад попутчику. Уже в дороге я узнал, что он преподаватель литературы, профессор. К тому же джентльмен. С ним было приятно беседовать. Он прекрасно знал весь золотой фонд англоязычной литературы, подолгу говорил о Блейке, Джоне Донне, Трахирне, Лоренсе Стерне. А также о Броунинге и Генри Адамсе. И о мильтоновской «Ареопагитике». Одни сливки.
— Вы, наверное, и сами много книг написали, — предположил я.
— Только две, — ответил он. (Как оказалось, обе — учебники.) — Я учу литературе, — прибавил он, — а не делаю ее.
Профессор высадил меня недалеко от границы, на бензозаправочной станции, хозяин которой был его приятелем, а сам свернул на боковую дорогу, которая вела к какой-то деревушке.
— Мой друг посадит вас завтра утром на подходящую машину. Постарайтесь с ним подружиться, он интересный человек, — сказал профессор на прощание.
Нам повезло: на бензоколонку мы приехали за полчаса до закрытия. Ее хозяин, как я вскоре выяснил, был поэтом. Мы поужинали с ним в уютном маленьком ресторанчике, а после он отвез меня в гостиницу на ночлег.
Уже в полдень следующего дня я был в Монреале. Поезд Моны приходил через несколько часов. Холод был жуткий. Почти как в России, подумал я. Город показался мне мрачноватым. Я заглянул в отель, погрелся в холле и вернулся на вокзал.
— Как тебе город? — спросила Мона в такси.
— Не очень. Здесь чертовски холодно.
— Тогда давай переберемся в Квебек.
Мы пообедали в английском ресторане. Просто жуть! Нам подали нечто заплесневелое и холодное.
— В Квебеке будет лучше, — сказала Мона. — Остановимся во французском отеле.
В Квебеке у тротуаров лежали горы снега со льдом. Идти по улице — словно шагать меж айсбергов. Куда бы мы ни шли, повсюду нам встречались монахини или священники. Мрачные фигуры, у которых в венах вместо крови лед. Квебек тоже не привел меня в восторг. С таким же успехом мы могли отправиться на Северный полюс. Как можно расслабиться в такой обстановке?
Отель, однако, оказался уютным и гостеприимным. А как нас накормили!
— Похоже на Париж? — спросил я, имея в виду качество еды.
— Здесь лучше, — ответила Мона. — Если, конечно, не считать самых дорогих французских ресторанов.
Прекрасно помню наш первый обед. Суп — просто объедение. А какая телятина! А сыр! О винах же просто молчу.
Помнится, официант дал мне карту вин, и я стал ее изучать, потрясенный количеством названий. Когда подошло время заказывать вино, я не мог вымолвить ни слова. Подняв глаза на официанта, я произнес:
— Полагаемся на ваш вкус. Я просто растерян.
Официант взял карту вин, внимательно прочитал ее, перевел взгляд на меня, потом — на Мону и снова уткнулся в карту. Он с головой ушел в решение нашей проблемы и со стороны выглядел как человек, изучающий программу скачек.
— Думаю, — сказал он, — вам нужно заказать «Медок». Это легкое сухое бордо, оно доставит вам удовольствие. Если понравится, завтра предложу еще одно. — И он поспешил прочь, одарив нас улыбкой
