Милн Алан Александр
Перед потопом
Нам говорят, что Ламех родил сына в 182 года, а потом прожил еще 595 лет. Поэтому мы не удивляемся, читая: «…Всех же дней Ламеха было семьсот семьдесят семь лет, и он умер». Этого следовало ожидать. Но очередная фраза дает нам пищу для размышлений: «Ною было пятьсот лет, и родил Ной Сима, Хама и Иафета»{1}. Едва ли речь идет о двух независимых событиях. Скорее всего, тогдашний летописец не стал бы специально сообщать нам, что в какойто момент Ною исполнилось 500 лет. Об этом мы смогли бы догадаться и сами, памятуя, что ему стукнуло 595, когда умер его отец. Если же, что более чем вероятно, указанные события связаны между собой, по всему выходит, что в возрасте 500 лет у Ноя родилась тройня. Видать, люди тогда были не чета нынешним.
Современному историку, однако, трудно представить себе как пятисотлетнего мужчину, находящегося в расцвете сил, так и пожилого джентльмена, годков этак под восемьсот сорок. Пожалуй, он подумает, что изменилась не природа человека, а система отсчета, и найдет целесообразным разделить возраст патриархов на десять, в надежде получить более правдоподобную картину. Таким образом, по его предположению, Ной вошел в Ковчег, когда ему было шестьдесят лет, а сыновьям Ноевым, соответственно, двадцать восемь, двадцать четыре и двадцать. И так как в известной истории о женщинах сказано совсем ничего, хотелось бы уделить им побольше внимания, предварительно напомнив читателю, что жену Ноя звали Ханна, жену Сима Керин, Хама — Айша, а Иафета — Мерибол. Теперь можно и начинать наш рассказ.
* * *
Но ночам Ной часто видел сны, а за утренней трапезой пересказывал их содержание. Прямые предсказания грядущих бедствий перемежались весьма неопределенными пророчествами, правильное толкование которых становилось возможным лишь после свершения события. Если, к примеру, саранча уничтожала посевы, Ной самодовольно напоминал семье, что месяц тому назад во сне вычерпывал ситом бездонный колодец. Одновременно признавая и свои ошибки: поначалу он истолковал видение как знак того, что из второго сына ничего путного не выйдет. Ной не любил Хама. Хам позволял себе спорить с отцом.
Однажды Ной увидел особенно яркий сон. Воды Тигра и Евфрата слились и ринулись на него, а он и Хам оказались на бревне посреди разбушевавшейся стихии. «Почему тебе не приснилось это наводнение? — спросил Хам. — Тогда мы могли бы построить лодку и спасти мою мать, и моих братьев, и жен моих братьев, — а помолчав, добавил. — И Айшу». Затем Хам вдруг превратился в крокодила, и крокодил возопил: «А как же моя жена?» И тут же закричали всякие и разные животные: «А как же наши жены?» Но он уже не держался за бревно, а сидел на верхней ветви кипариса и отпиливал ее, намереваясь строить лодку. И тут, в своему ужасу, обнаружил, что пилит сук, на котором сидит. Падая, громко закричал, и жена, проснувшись. Спросила: «Что такое?» Слава Богу, случилось это лишь во сне. Ной так и сказал: «Это сон, дорогая. Утром я все тебе расскажу». А потом, размышляя, лежал три часа и в конце концов даже забыл, что это был сон. Снова заснул, когда уже нарождалась заря, уже без тени сомнения в том, что с ним говорил Яхве.
— Сим, мальчик мой, — за завтраком обратился Ной к старшему сыну. — Чем ты собираешься заняться этим утром?
Сима он любил больше остальных. Сильный и послушный, тот не отличался умом, зато Бог наградил его золотыми руками. И Ной знал наверняка, что старший сын в точности исполнит любое его указание. Не то, что Хам, бесстыдный и вечно всем недовольный. Хам ничего не принимал на веру. Ставил под сомнение то, что являлось законом для других, в частности, не считал, что отец — олицетворение мудрости и его следовало почитать, даже если ваши мнения гдето и расходились. Иафет только что женился на Мерибол, а Мерибол только что вышла замуж за Иафета. Они сидели вместе, думали вместе, гуляли вместе. И уже шесть месяцев ни один из них не говорил «я» — только «мы». На какоето время они полностью выбыли из общественной жизни.
Прежде чем Сим успел собраться с мыслями и ответить, Ной продолжил:
— Я хочу, чтобы ты отложил все дела и помог мне строить лодку. Хам, ты, несомненно, желаешь узнать, почему лодку, если вода у нас разве что в колодце? Хам, мальчик мой?
— Мой дорогой отец, — брови Хама удивленно поднялись, — мне бы и в голову не пришло спрашивать, зачем строить лодку. Наоборот, я всегда думал, что нашей ферме недостает именно лодки. Каждому из нас нужна своя лодка. Всего семь лодок, — пояснил он, взглянув на ИафетаиМерибол. — Как знать, а вдруг красивая лодка для чегото да сгодится?
— Ты совершенно прав, Хам. Лодка нам может очень даже понадобится.
Ханна поспешила вмешаться, чувствуя, что дело идет к ссоре.
— Ной, ты же собирался рассказать нам свой сон. Тебе приснились лодки? Раньше они никогда тебе не снились.
— Раньше не было повода, Ханна. Но на пороге ужаснейшей катастрофы в истории человечества, когда великий потоп вотвот захлестнет всю Землю и уничтожит род людской, меня милостиво предупредили и дали дельный совет.
Ближние Ноя восприняли эти слова довольно спокойно. Падение овцы в колодец — вот самое худшее, чего они могли ожидать от сна главы семьи. Из чистого любопытства Хам поинтересовался, откуда возьмется вода.
— Отовсюду, сын мой, — сурово ответил Ной. — С небес.
— Ага. Значит, пойдет дождь?
— Дождь будет лить сорок дней и сорок ночей, пока под водой не скроются даже склоны Арарата.
— А мы будем сидеть в нашей лодке?
— Не только мы, но и по две особи каждого вида животных, мужская и женская.
Иафет-и-Мерибол улыбнулись друг другу.
— А в чем, собственно, дело? — спросил Хам.
— Насколько я понимаю, грехи этого мира вывели Яхве из себя, и он намерен уничтожить все живое, за исключением нашей семьи и… э… тех животных, о которых я упомянул. Яхве испытывает к нам, вернее, ко мне, особое расположение.
— Что же будет потом? Или мы навечно останемся в лодке?
— Когда вода спадет, мы начнем все заново и возродим цивилизацию.
— Мы ввосьмером и все животные?
— Да.
— Может, ты чегото недопонял? — спросила Ноя Ханна. — Или ты считаешь, что я тоже должна рожать детей?
Ной нахмурился.
— Женщина, как ты смеешь указывать Богу в делах Его?
— Помилуй Господи, я только сказала, что ты мог неправильно истолковать этот сон.
ИафетиМерибол о чемто пошептались и Мерибол спросила:
— Папа Ной, мы хотим узнать, собираетесь ли вы брать с собой двух скорпионов?
— Разумеется, дитя мое. Яхве не допускает никаких исключений.
— Мы думаем, — продолжил Иафет, — что скорпионов лучше оставить. Нам кажется несправедливым спасение двух скорпионов, если матери и отцу Мерибол суждено утонуть. Разве мы не можем обойтись без них? Сказать, что не удалось их поймать, или мы поймали двух самцов, или чтото подобное?
— Чем отличается самец скорпиона от самки? — спросил Хам. — Ктонибудь знает?
— Я думал, — холодно заметил Ной, — что все объяснил тебе перед брачной ночью.
— Неужели? — удивился Хам. — Но мне кажется, речь тогда шла не о скорпионах, — он посмотрел на жену и добавил. — В тот момент в этом не было необходимости.
Айша ответила полным ненависти взглядом и опустила глаза.
