сделают другие. А ты следи, думай, решай и действуй быстро и смело, но осторожно.
— Нужно по агентуре проверить, нет ли среди лесорубов таких, которые приехали из Сибири, особенно из-под Красноярска,— предложил Иван.
— Это сделаем мы. С агентурой среди лесорубов у нас слабовато. Сезонники. Да и те, кого мы искать будем, тоже не дураки. У них, конечно, превосходные липовые документы. Какие-нибудь вологодские или костромские. В общем, все материалы по сезонникам получит Горин. Он поведет следствие и дальше. Если появится какая-либо ниточка, сообщим.
— А какая ниточка до этого была у Горина?— спросил Иван.
— Очень ненадежная. Анонимка. Даже не одна, а три. И все разной рукой писаны. Обвиняли Когута в предательстве. Якобы он выдал белой контрразведке группу наших людей.
— Данило Романович?! Не может быть!— горячо заступился за покойного Иван.
— Я тоже так считаю. Но в анонимке указывается один конкретный момент. Действительно погибло много товарищей, а сам Когут уцелел. Люди, которые проверяли это дело по горячему следу, полностью обелили Когута. Но, к сожалению, все они погибли. Ни один до конца гражданской войны не дожил. У чекистов в те годы жизнь короче, чем сейчас, была.
— Не верю я в предательство Данилы Романовича,— повторил Полозов.
— Вот чудак-человек. Да никто этому не поверил. Анонимкам хода не дано. Сам Когут даже и не подозревал о них.
— Интересно бы взглянуть на эти анонимки.
— Не просто интересно, нужно,— поправил Ивана Могутченко и вытащил из своей полевой сумки большой конверт из черной плотной бумаги.— Вот привез тебе увеличенные фотокопии всех трех. Полюбуйся, может, догадаешься, кто их стряпал.
Иван, внимательно посмотрев на фотоснимки, сразу же выделил один из них.
— Вот этот почерк мне знаком,— сказал он, протягивая снимок Могутченко.— Кто так пишет, не помню, но определенно знакомый почерк.
— Да ну!— обрадовался Могутченко.— Постарайся вспомнить. Это, брат, такая зацепка. Вспоминай, душа из тебя вон!
— Вспомню,— пообещал Иван, пряча снимки в свою полевую сумку.— Только я вот чего не понимаю. Если бандиты хотели что-то получить от Данилы Романовича, зачем они писали анонимки. Ведь анонимкам могли поверить, Когута посадить, и он стал бы для них недоступным.
— Сдается мне, они хотели, чтобы Когут понял, что мы ему не верим. Тогда бы он мог покладистее стать и пойти с ними на сговор. Только у покойного был не тот характер. Он вон им чем ответил,— кивнул Могутченко на след пули над дверью.
Чуть не целую неделю отняли у Ивана Полозова возня со следователем, похороны и оформление документов. Вскрытие произвел доктор Шубин. Вывод: Когут погиб от причины, погубившей и его жену. Был задушен рукой, необычной для человека силы и размера.
Выполнить желание Данилы Романовича — похоронить Галину на том месте, которое она очень любила при жизни, не удалось. Никто не знал, где это место. Поэтому Галю, Данилу Романовича и Гришу Старостина похоронили в районном центре в селе Богородском на обычном кладбище. Народу на кладбище собралось очень много, несколько тысяч. Кроме станционных, пришло много лесорубов, лесовозчиков и жители по крайней мере десятка ближайших деревень. День был воскресный, зимой людям в деревне вообще делать нечего, скучно, даже похороны — развлечение. О трагической гибели Когутов и молодого бойца по окрестности ходили самые невероятные слухи. Поэтому большинство присутствующих на похоронах были просто любопытные, тем более что похороны предстояли необычные без попов, но с оркестром, приехавшим с Узловой. На могилах вместо крестов были установлены пирамидки, увенчанные пятиконечными, покрашенными суриком звездами. Пирамидки сварили из листовой стали железнодорожники, и подвыпившие мужики толковали, что из каждой выйдет не меньше чем на десятку добрых лемехов. На пирамидках были укреплены под стеклом фотографии погибших. У Данилы Романовича нашли только фотографию, снятую лет пятнадцать тому назад, где он выглядел совсем молодым.
— Господи сусе...— охали старухи, глядя на фотографии.— Какие все молодые да красивые. Им бы жить да жить, а они в одночасие... упокой их, господи, хоть и без попов похоронены.
Иван Полозов стоял у могилы и перебирал взглядом лица в столпившейся около могил и оркестра толпе. Возможно, где-то здесь стоят и те, кто убил Когутов и Старостина. Он пытался угадать их среди множества молодых и старых лиц. Ему казалось, что он сможет узнать их по выражению глаз, по злорадству затаенных улыбок. Но все лица казались одинаковыми. Убийцы умели хорошо маскироваться под честных, сочувствующих чужому горю людей.
Домик на шестьсот второй версте опустел. Вновь принятый на работу обходчик ни за что не соглашался жить там, где только что погиб его предшественник. Он предпочитал в каждый обход делать по нескольку верст лишних, но жить остался на станции.
Это дало возможность Полозову и Горину обшарить домик Когутов от фундамента до князька. Подполье под домом было просто перекопано, выстукан каждый вершок стен, проверена каждая половица и каждая балка в потолке, по листику перелистана каждая книга из библиотеки Данилы Романовича. Так же тщательно были обысканы все надворные постройки, но никакого тайника не было. Наконец Полозов и Горин единодушно пришли к выводу: больше искать негде. Необходимо было решать, как поступить с имуществом, оставшимся после погибших.
Родных и близких у Когутов не было. Младших: брат Данилы Романовича в это время находился за кордоном и вызвать его пока не удалось. Поэтому всю живность из хлева Когутов отправили на Узловую и отдали в распоряжение детского дома. Книги и одежду по указанию Могутченко, перевезли на время в казарму к Полозову и сложили в небольшой внутренней кладовке.
Еще сам не зная почему, прислушиваясь к какому-то невнятному голосу собственной интуиции, Иван перевозил вещи и книги Когутов в свою кладовую в мешках. Ни один предмет из мебели не был вывезен из опустевшего жилища путевого обходчика. Столы, стулья, табуретки, шкафы и сундук, в который Ивак сложил посуду, он приказал перетащить в горницу. Деревянную ногу Когута спрятал за опустевший шкаф в горнице.
Затем Полозов приказал приделать к двери горницы петли и запер ее на висячий замок. Оставшись один в комнате, Иван вырвал из полы своего полушубка несколько шерстинок и осторожно прилепил к отверстию для ключа. Черные шерстинки были совсем незаметны, но сам Иван всегда мог проконтролировать, вскрывался ли замок без него.
Дверь, ведущую с улицы в сени, починили и забили наглухо. Забивал, впрочем, Полозов самолично, предварительно оторвав в задней стене сеней две тесины и оставив их висеть свободно лишь на верхних гвоздях. Для постороннего взгляда жилище Когутов казалось накрепко забитым, но сам Полозов в любое время лог незаметно проникнуть внутрь помещения.
Но вот закончена и эта работа. Перед тем, как покинуть осиротевшее жилище, Иван окинул взглядом дворик, баню, хлев, колодец и длинную поленницу дров, тянувшуюся от бани вдоль окраины дворика почти до насыпи. «Наготовил Данило Романович дров, не на одну зиму. Даже в дровяник не вошли. Любил тепло покойник»,— подумал Иван и вдруг неожиданная мысль обожгла его. Наготовить такую гору дров одному, даже силачу вроде Когута, было не под силу. Дрова все березовые, и по расколу видно, что из толстых стволов. «С кем же Когут пилил их?!»
Иван знал, как лелеял Данило Романович свою Галину, даже пойло скотине обычно носил сам. И, конечно, он не позволил бы Галине целыми днями распиливать твердые, толстые березовые кряжи. «Надо будет узнать, кто нанимался пилить дрова Даниле Романовичу»,— решил Полозов, покидая домик железнодорожного обходчика на шестьсот второй версте.
VI Вмешательство «Николая Угодника»
Целую неделю на маленькой лесной станции царил переполох. Гибель семьи Когутов и бойца Старостина взбудоражила всех. Каждый по-своему старался объяснить, как и почему произошло
