его путь пересекла свежая лыжня.
«Из деревни бежал,— определил боец, наклонившись над лыжней.— И совсем недавно. В конце снегопада».
Леоненко подумал, пересек лыжню и, пробежав шагов двести, повернул влево вдоль лыжни. Саженях в десяти от дороги, по которой, все еще увязая в сугробах, передвигался Немко, боец остановился.
«Навряд ли «Угодник» пересечет дорогу,— решил он про себя.— Оставить свежий след, а затем говорить от имени святого Николая этот сукин сын все же не решится. Немко, хоть и полудурок, но лыжня привлечет его внимание и, конечно, встревожит».
Вот вдалеке замелькала фигура Немко, медленно бредущего по занесенной дороге. Вот до него осталось сажен сто, вот еще меньше, сейчас уже не больше пятидесяти... «Где же этот гад притаился?— с тревогой подумал Леоненко.— Не спугнул ли я его?»
Но в этот момент, нарушая лесную тишину, прозвучал спокойный, уверенный голос:
— Вижу твое усердие, сын мок! Вижу и радуюсь.
Даже ожидавший чего-либо подобного, Леоненко вздрогнул и невольно пригнулся. Голос звучал откуда-то сверху. Немко, услыхав его, рухнул на колени и начал истово креститься и класть земные поклоны.
— Готов ли ты, сын мой, выполнить то, что тебе будет поручено, и заслужить вечное спасение?
Голос сверху умолк. Даже привыкший понимать косноязычного, Леоненко не смог разобрать, что ответил «Угоднику» Немко. Впрочем, по восторженному мычанию идиота боец понял, что тот исполнит все, что ему прикажет «Угодник».
Леоненко никак не мог разобраться, откуда звучит этот бесспорно человечий, но какого-то необычного тембра голос. Чувствовалось, что неизвестный говорит негромко, но подчеркнуто внятно выговаривая слова. Этот негромкий голос вполне отчетливо был слышен и здесь и, конечно, там, где находился Немко. А до него было не менее пятнадцати сажен.
Луна на несколько минут выглянула из-за поредевших туч, и Леоненко прекрасно видел, что впереди никого нет, а голос все же звучал. Сейчас «Угодник» сулил Немко блаженства, которым он будет вознагражден в раю. Видимо, неизвестный хорошо знал умственный уровень и запросы Немко, поэтому вместо абстрактных блаженств обещал ему весьма конкретные и приятные вещи, вроде сахару, меду, сала, всегда новых сапог и сатиновых рубах.
«Немко шел сюда уверенно, хотя по дороге давно никто не ездил,— размышлял между тем Леоненко.— Значит, и прежние встречи с «Угодником» у него происходили здесь же. Все у этого сукиного сына здесь подготовлено. Даже укрытие заранее оборудовано чем-то вроде рупора».
Поразмыслив немного, Леоненко осторожно, стараясь не хрустеть снегом, отошел в сторону. Вскоре место, откуда звучал голос, находилось точно между ним и Немко.
«Кажется, здесь,— определил он.— Конечно, проще было бы подойти по его же лыжне, но кто знает, нет ли на ней засады. Да и лыжня вела прямо из деревни, и «Угодник», если и будет опасаться чего-нибудь, то конечно с той же стороны».
Голос сейчас был еле слышен. Ясно, что говоривший стоял спиной к этому месту. Леоненко осторожно, шаг за шагом двинулся вперед. Голос звучал все явственнее, но боец по-прежнему никого не видел. Луна вновь выглянула, стало светлее. Леоненко уже видел саженях в сорока от себя стоявшего в снегу на коленях Немко, но в пространстве между собою и идиотом по-прежнему не мог различить говорящего с Немко человека.
Боец придвинулся еще шагов на пять и вдруг замер, боясь вздохом выдать свое присутствие. Так вот он где этот самый «Николай Угодник». То, что до этого он принимал за снег, опавший с верхних сучьев старой липы и засевший в развилке нижних, оказалось одетым в белое человеком. «Угодник» сидел на толстом нижнем сучке, съежившись, чтобы Немко не мог рассмотреть его и, прижав лицо к стволу, говорил. На душе у Леоненко отлегло. Все стало понятно. Тут в липе дупло. «Угодник» проковырял в задней стене отверстие, а в дупле для резонанса поставил одну или две фарфоровые тарелки и, пожалуйста, не только Немко, а и вполне здравомыслящий, но суеверный человек от такого голоса во все, что хочешь, уверует.
— Ты должен положить конец этим бесовским козням, и для тебя сегодня же юдоль земных страданий заменится вечным райским блаженством,— проповедовал через дупло «Угодник».
Леоненко было видно, как Немко в полном экстазе кивает головой.
«На какую подлость он этого дурака настраивает?— с тревогой подумал боец.— Жаль, начало не расслышал».
— Штабель выбирай такой, в котором лежит лес, срубленный года два назад. Береста для святого дела подготовлена. Ты ее найдешь в мешке там же, где нашел лопату,— продолжал поучения «Угодник».— Но будь осторожен, сын мой. В мешке обернутые берестой лежат две четверти керосина. Не разбей их раньше срока.
«Это он уговаривает Немко поджечь лесосклад,— сообразил Леоненко.— Ах ты, сволочь!..»
Боец вытащил засунутый за пазуху наган, и вот на мушке забелело правое плечо «Угодника». Но боец не выстрелил. Услышав дальнейшие слова «святого», он снова сунул наган за пазуху и осторожно, пригибаясь, скользнул к липе, на которой сидел «Угодник».
— Пока святой огонь разгорается,— учил «Угодник» Немко,— укройся между штабелями, а когда запылает он как неопалимая купина, сотвори молитву и смело входи в купель огненную. Сможешь ли ты это сделать во славу господа, сын мой?
Утвердительное мычание с дороги показало, что косноязычный идиот хорошо усвоил приказания «Угодника».
— Укрепи дух свой и ничего не бойся,— властно, словно гипнотизируя, звучал голос «Угодника».— Как только огненная купина сомкнётся над тобою, ангелы, по моему приказанию, подхватят тебя и отнесут к престолу всевышнего в райскую обитель. Сделаешь ли ты все так, как я говорю?
Снова восторженное мычание Немко, и затем «Угодник» отпустил его.
— Торопись, сын мой! Иди с миром! Время для святого дела настало. Иди! Ой... Мать твою...
Подобравшись вплотную к липе. Леоненко, что есть силы огрел «Угодника» рукояткой нагана по крестцу. Тот дернулся и, сорвавшись с сука, рухнул в сугроб. Он попытался подняться, но второй удар по голове надолго успокоил его. В кармане полушубка бандита Леоненко нашел небольшой, так называемый офицерский, наган. Забрав оружие «Угодника», боец крепко связал его и только тут заметил отсутствие Немко.
Выскочив на дорогу, Леоненко увидел Немко, что есть силы бежавшего к станции. Боец встревожился. Окликнуть или догнать идиота, уверовавшего в приказ «Угодника», бесполезно. Бойцу была известна звериная сила Немко. Не стрелять же по этому безумцу как по преступнику. А, кроме пули, его теперь ничем не остановишь.
После небольшого колебания Леоненко еще раз осмотрел связанного бандита. Для верности он заткнул ему рот собственной рукавицей. Убедившись, что «Угодник» час-полтора может пролежать здесь без риска замерзнуть, Леоненко встал на лыжи и что было сил, прямо через лес, кинулся к станции.
Минут через сорок взвод охраны был приведен в состояние боевой тревоги. За связанным «Угодником» отправились двое бойцов. Остальные же рассыпались по стороне склада, примыкавшей к станции, чтобы перехватить поджигателя.
Справиться с Немко, даже после того, как к нему подошел Леоненко и разговором отвлек внимание косноязычного, было очень нелегко. Главное заключалось в том, что сделать это надо было бесшумно, не привлекая постороннего внимания и не разбив бутылки с керосином, которые тащил Немко в мешке с берестой.
Но когда все это было сделано, и Немко, вместе с вещественным доказательством — мешком с берестой и керосином — был доставлен в казарму, Козаринов отдал приказ, удививший всех бойцов взвода.
— На шестьсот вторую версту вам идти незачем,— сказал отделком Леоненко.— Командиру пока там никто не нужен. Возьмите трех бойцов, заберите наш запас керосина и на освобожденном от строевого леса участке склада разведите большой костер. Такой, чтобы похоже было, что целый штабель загорелся.
