фотографировался, и какое отношение он имеет к бумажному утилю?
— Это, — отвечает Настасья Петровна, — Горелкин из десятого номера. Бумагу он не собирает, а мусорит больше всех.
— Позвольте, но почему же он к вам пристроился?
— А что с ним поделаешь? — махнула рукой Настасья Петровна. — Нахал, да и все.
Прошла неделя, раскрываю я газету: вижу фото. На нем изображен тот самый мужчина, а из-за спины у него Витькин нос торчит. Внизу подпись: «Передовики по сбору старой бумаги А.А.Горелкин и Витя Комодов».
Настасья Петровна и Алеша на фотографии не получились. Закрыл их Горелкин своей авторитетной спиной.
Рассказал я об этом случае знакомому сатирику и спрашиваю: нельзя ли такого Горелкина в комедии вывести? А он говорит: не пойдет. Не может нахал закрыть передового труженика. И вообще, говорит, встречаются у нас нахалы, но нетипично это для нашего времени.
А ведь, пожалуй, правильно сказано: нетипично, но встречаются.
Есть у нас в городе ресторан первого класса. Днем там комплексные обеды, вечером — порционные блюда, оркестр играет, девушки разносят по залу шоколад.
У входа в ресторан расположился швейцар с бородой, как у дядьки Черномора. Уходите вы из ресторана, бородач распахивает перед вами дверь и намекает:
— Швейцара не забудьте.
Дадите ему двадцать копеек, он кланяется:
— Премного благодарен.
А если не сделаете этого, так он преподнесет:
— Дверь закрывать надо. Тут для вас швейцаров нет.
Разыгралась в прошлом году эпидемия гриппа. Бедствие это было серьезное, медицина с ним боролась изо всех сил. Граждан предупреждали, чтобы, если они почувствуют себя плохо, на работу не шли, а вызывали бы на дом врача. Этим воспользовались некоторые нетипичные личности. Например, мой сосед по квартире Бочкарев. Улегся в постель, положил на тумбочку разные лекарства и вызвал врача. Пришла молодая докторша из поликлиники, осмотрела Бочкарева: горло у него чистое, кашля, насморка нет, температура 36,7. Спрашивает:
— На что жалуетесь?
А Бочкарев ответить даже не может, стонет только! Выписала докторша бюллетень с диагнозом «бестемпературный грипп», через три дня снова пришла. Картина та же самая. Только теперь градусник 36,8 показывает.
— Видите, — говорит Бочкарев, — на целую десятую поднялась. То-то я себя так плохо чувствую.
Продлила докторша бюллетень еще на три дня. Опять пришла. Картина та же. Только на градуснике 36,5.
— Скачет температура, — жалуется Бочкарев. — Совсем мое дело скверное.
Хотела докторша выписать Бочкарева на работу, а он и не возражает:
— Что же, выписывайте, я свое пожил, но учтите, вам за мою смерть отвечать придется.
«Проболел» Бочкарев больше месяца, а потом еще бесплатную путевку на курорт получил. Пожалела его общественность. Еще бы, столько человек мучился.
Как только не изощряется нахал, диву даешься. Наблюдал я недавно такую картину. Входит в троллейбус с передней площадки пожилой мужчина, по виду пенсионер. Кто-то из молодых людей уступает ему место, он вежливо отвечает:
— Извините, я по другому вопросу.
Поворачивается спиной к водителю, снимает кепку и произносит следующий монолог:
— Просить в трамваях и троллейбусах воспрещено. Воровать не умею. Прошу не каждый день. На панелях не валяюсь, не пьянствую, ни одного советского человека не оскорбил. Инвалид второй группы.
После этой речи одна из пассажирок подает оратору гривенник. Он кланяется и продолжает дальше:
— Дай вам бог здоровья! В бога верую так же, как и вы. Но никем еще не доказано, есть он или нет.
Тут уже многие пассажиры смеяться начали, и все дают попрошайке мелочь, а кто-то даже сказал:
— Вот нахал! Но какой артист!
Зто, так сказать, нахал-попрошайка, а есть нахалы требовательные. Знал я одного такого.
Был он человек с незаконченным средним образованием, книг не читал, в театры не ходил, но, между прочим, интересовался литературой и искусством.
Прослышал он, что собирается конференция зрителей обсуждать новый спектакль. Конечно, спектакля он этого не видел, все же говорит жене:
— Погладь мне рубашку, пойду на конференцию, выступлю со своим мнением.
Жена уж на что была им приучена, и та ахнула:
— Опомнись, это совсем нахальство получается.
А нахал в ответ:
— Не маленький, знаю, что делаю.
Пришел нахал на конференцию, сидит, слушает, как выступают другие, до чего народ робкий, застенчивый. Его самого в робости никто упрекнуть не мог.
Забрался нахал на трибуну:
— Разрешите мне, товарищи, сказать несколько слов от лица широкого культурно выросшего зрителя.
Публика на оратора уставилась, а он чешет и чешет: зритель требует, зритель настаивает, зритель предлагает. Всех учит: драматурга — пьесы писать, художника — декорации рисовать, актеров — роли играть.
Выступил потом постановщик спектакля, седенький, почтенный мужчина, и говорит:
— Не думал я, что широкий, массовый, культурно выросший зритель такой нахал.
Освистали старика, пришлось ему в конце заседания справку давать, что его не поняли и что ни на какие обобщения он и не покушается. А нахалу после конференции на все премьеры билеты присылать стали.
Осмелел нахал еще больше и заявляет жене:
— Погладь мне рубашку, надо будет серьезно за литературу взяться, не то пропадет она.
И взялся. Критиковали тут одного драматурга за творческие ошибки, указывали, что пошел он по ложному пути. Но поскольку критики были люди вежливые, деликатные, резких выражений они избегали и даже были обвинены в мягкотелости. Нахал же университетов не кончал и в словах не стеснялся. Отправил он в газеты заметку: «Сообщаю, что с данным драматургом я лично не знаком, пьес не читал, но от лица рядового, передового, культурно выросшего читателя считаю, что таким не место в нашей литературе и гнать их надо помелом».
Не напечатали заметку. Обиделся нахал и заявляет жене:
— Погладь мне рубашку. Буду с этими бюрократами бороться, сочиню на них что-нибудь художественное.
Потратился нахал, купил пишущую машинку, бумаги, принялся за дело. В неделю настрочил толстенный роман и отнес его в редакцию толстого журнала.
Приходит и говорит:
— Взгляните со вниманием, потому что хотя я человек пожилой, а писатель молодой. На этот счет установка имеется: молодым везде у нас дорога и, обратно, старикам везде у нас почет. Так что я вам по обеим статьям подхожу.
Прочитали в редакции толстого журнала роман, видят — ни складу в нем, ни ладу. Стали размышлять, что делать, — положение трудное.
Размышляли-размышляли и написали в ответ: «Произведение ваше представляет серьезный интерес, хотя и не лишено глубоких недостатков. Есть у вас все основания работать дальше, хотя неизвестно, что из
