— Ну-ну, папахен, ты полегче! — осадил меня Витька. — Я не про клеветников, а про демократические.
— Людей толкает, людям плюет на головы, а с экрана болтает о вежливости!.. Хорошо, что я отбрил его.
— Ты?! — вытаращил глаза Витька. — Что ты ему брякнул?
— Я сказал, что он хам... Надо бы порезче.
— Ты?! — взвился Витька. — Ты обхамил его, Сергея Монеткина, аса хоккея!.. И когда!.. Послезавтра у него международная игра. Он должен совершить свой двадцатый подвиг! Ты сбил его нервный тонус. Что ты наделал?.. Ты должен извиниться.
— Фига! — перешел я на хоккейную вежливость. — Перед этим рыцарем с большой дороги!..
— Ну, хорошо, — холодно сказал Витька. — Я пойду к нему сам. Ничего не поделаешь, дети всегда отвечают за грехи родителей.
Страшный случай
Сатирик-юморист Аскольд Еремеевич Зайчиков по ошибке разорвал и выбросил в мусоропровод рукопись только что написанного рассказа.
— Конец!.. Все погибло!.. Как жить?! — метался он по кухне, вцепившись обеими руками в свои реденькие волосы.
— Ничего не погибло, — успокаивала его жена Зинаида Максимовна. — Пока я жива, ты можешь быть спокоен!.. Вот если бы ты ушел к той рыжей корове…
— Зина! — взмолился Зайчиков.— О чем ты?! Ведь это было до рождества Христова.
— Но было же!.. Ты не станешь отрицать, что было. Помнишь, ты называл ее серебристой ланью?
— Я прошу тебя, — заныл старейшина юмористического цеха. — Это неблагородно. В такой момент, когда я переживаю трагедию...
— Трагедии не будет. Мы пойдем спасать твою рукопись!
— Пойдем?.. Куда?
— В подвал, куда выходят все трубы мусоропровода. Накинь плащ Бориса, в котором он ездит на картошку, и надень свою старую фуражку.
В 23.00 супруги Зайчиковы двинулись в экспедицию по спасению рукописи. Аскольд Еремеевич уныло плелся позади, наступая на полы плаща, который был ему не по росту. Зинаида Максимовна выглядела браво в старом халате, перетянутом семейной реликвией — военным ремнем Зайчикова. В руках она держала тоненькую елочную свечку.
Когда Зайчиковы дошли до нижней ступени лестницы, они заметили на двери подвала большой амбарный замок.
— Ну вот, — вздохнул Зайчиков, — ничего не поделаешь.
Он предпочел бы отправиться домой, лечь спать, а завтра утром усесться за письменный стол и восстановить по памяти погибший рассказ. Но Зинаида Максимовна была непреклонна.
— Пустяки, — сказала она, — сейчас мы найдем Эльвиру, и она откроет нам.
Посмотрев на окна однокомнатной квартиры дворничихи Эльвиры, жена полуклассика заметила тоненькую голубую полоску света между шторами. Это означало, что, глубоко замаскировавшись и делая вид, что она спит, Эльвира всем телом воткнулась в телевизор.
Оставив Аскольда Еремеевича во дворе, Зинаида Максимовна поднялась на пятый этаж и осторожно нажала кнопку звонка. Послышалось шлепанье босых ног, дверь отворилась, и перед Зинаидой Максимовной предстала Эльвира в стеганом халатике.
— Чего надо? — спросила Эльвира.
— Извините, — засуетилась Зинаида Максимовна, — извините, Эльвирочка, у нас с Аскольдом Еремеевичем огромная просьба. Нам нужно в подвал, где мусоропровод, а замок заперт.
— Это правильно, что заперт.
— А вы не могли бы открыть?
— Не можем. Ключ у слесаря. Он третий день зашибает, а когда опомнится, не знаем.
— Позвольте, но так же нельзя. Должен быть порядок.
— Порядок ищете?.. Ну так идите к технику-смотрителю. Он куда больше моего получает.
— Эльвирочка, душечка, — залебезила Зайчикова,— поймите меня как женщина женщину...
— Девушка я, — рассердилась Эльвира, — это Кольки-водопроводчикова жена придумывает.
— Девушка, конечно, девушка, — засуетилась Зинаида Максимовна, — цветочек совсем. Несчастье у нас. Аскольд Еремеевич по рассеянности выбросил в мусоропровод ценную вещь.
— Колечко ваше или браслетку? — оживилась Эльвира, увидев, что на руках Зинаиды Максимовны нет драгоценностей.
— Нет, что вы, совсем другое.
— Скрываете? — обиделась Эльвира. — Не бойтесь, не польщусь я на ваше колечко. У самой денег хватит, если что интересное встретится.
— Это не драгоценность. Рукопись рассказа... Листки бумаги.
— За макулатурой в грязь полезете? Ну и полезайте!.. Вон в вашем корпусе третий лаз, туда ваш мусоропровод выходит... Лезьте, а мне спать пора. И так весь сон стронули.
Выйдя во двор, Зинаида Максимовна увидела горячо любимого мужа, стоявшего на вахте под дождем.
— Все в порядке, Аскольдик! — сказала она. — Я узнала. Видишь, вон третий лаз, пойдем посмотрим.
У самого лаза она зажгла свечку и заглянула внутрь подвала. Широким веером раскинулись на цементном полу изорванные листы бессмертного рассказа.
— Кольдик! — ликующе воскликнула Зинаида Максимовна. — Видишь? Ты узнаешь? Это он!..
— Кажется, — пересохшим голосом сказал боец смехового фронта.
— Сейчас мы полезем туда и достанем, — распоряжалась боевая подруга.
В это время во дворе появилась Лина Семеновна, машинистка, у которой Зайчиков печатал большинство своих произведений и которую называл «счастливая рука». Она чем-то отдаленно напоминала «лань», в которую был влюблен Аскольд Еремеевич, и поэтому Зинаида Максимовна относилась к Лине Семеновне с ненужным подозрением. Лине нравились мужчины лет на двадцать пять моложе маститого юмориста и по крайней мере на пятнадцать килограммов легче.
Увидев две загадочные фигуры, Лина Семеновна шарахнулась в сторону, но потом решила пройти мимо, как бы не замечая их. Так следовало поступать в целях личной безопасности, во всяком случае так советовал милицейский детектив «Один без трех» Аркадия Дважды-Самаркандского.
Приблизившись к Зайчиковым, Лина Семеновна узнала их несмотря на странные наряды.
— Зинаида Максимовна, Аскольд Еремеевич, — пропела «счастливая рука». — Ой, это вы!.. С ума сойти... Кто бы мог подумать.
— Добрый вечер, Линочка, — неосторожно сказал Зайчиков.
А Зинаида Максимовна, сверкнув глазами, угрюмо кивнула головой.
— Извините, извините, — затрещала Лина Семеновна так, будто печатала на машинке. — Понимаю, вы собираете материалы... Темные личности в подвалах, человеческая свалка. Мне так жаль, что вам, Аскольд Еремеевич, как сатирику, приходится рыться в отбросах... Кстати, я сейчас видела пьесу в Комедии — ужасная чушь! И актеры играют отвратительно. Почему бы вам не написать комедию?
— Напишу, — ласково пообещал Зайчиков. Зинаида Максимовна посмотрела на Лину Семеновну, как собака на кошку, и «счастливая рука» умчалась домой. Там, не снимая пальто, она позвонила по телефону своей подруге Наденьке, «счастливой руке» писателя Аркадия Дважды-Самаркандского и, задыхаясь от смеха, рассказала о встрече с супругами Зайчиковыми, расписывая их нелепые одежды, свечу и глупые лица. «Особенно у нее, этой бегемотицы»,— хохотала Лина Семеновна, и Наденька вторила ей, потому что Линка умела смешно рассказывать, во сто раз смешнее, чем писал ее Зайчиков.
Как только «счастливая рука» исчезла, Зинаида Максимовна сказала:
