же начинал за ней ухаживать, даже если эта девушка была закутана в одежду с ног до головы. А эти евнухи действовали так, словно нагота для них не значила ничего. Я размышляла, действительно ли они полностью потеряли чувствительность или только прикидываются.
После измерения нас провели в другой зал и приказали пройтись туда-сюда. Из строя выводили тех девушек, чьи движения были признаны лишенными грации. Для остальных наступил черед новых испытаний, причем поток претенденток казался нескончаемым.
Наконец мне велели одеться и отправили домой.
На следующее утро я снова должна была явиться во дворец. Среди нас уже не было большинства из тех девушек, которых я видела вчера. Нас перегруппировали, и каждой приказали внятным голосом произнести свое имя, возраст, место рождения и имя отца. Если девушка говорила слишком громко или слишком тихо, то ее тут же выводили из строя.
Перед завтраком нас провели на задний двор, где под открытым небом было разбито несколько палаток. В каждой палатке стояли бамбуковые столы. Когда я вошла в одну из палаток, то евнухи велели мне лечь на стол. Тут же появились четыре придворные дамы. Их лица были покрыты белилами и казались бесстрастными масками. Они вытянули свои носы и начали меня обнюхивать. Начали с волос, перешли на уши, нос, рот, потом на подмышки и гениталии. Понюхали между пальцами на руках и на ногах. Одна дама окунула средний палец в кувшин с маслом и засунула его мне в зад. Было больно, но я изо всех сил крепилась, чтобы не издать ни единого звука. Когда она вытащила свой палец, остальные тут же подскочили и начали его обнюхивать.
Последний месяц перед решающим днем прошел в мгновение ока.
— Завтра Его Величество решит мою судьбу, — сказала я матери накануне вечером.
В ответ она без слов зажгла ароматические палочки перед изображением Будды.
— Что у тебя на уме, Орхидея? — спросила Ронг.
— Завтра сбудется моя мечта, и я увижу Запретный город, — ответила я, вспоминая слова Большой Сестрицы Фэнн: «Один взгляд на такую красоту заставляет человека почувствовать, что он не зря прожил жизнь». — И после этого уже никогда не стану обычным человеком.
Мать не спала всю ночь. Сидя на краешке моей кровати, она объяснила мне перед сном смысл даосского понятия «путь». По ее словам, теперь я должна следовать велениям своей судьбы, а если мне вдруг вздумается ее изменить, то я должна это делать, как река, прокладывающая свое русло среди скал.
Я слушала ее и обещала, что буду помнить о важности покорности и о том, что следует «когда нужно, проглотить чужой плевок».
Еще она объясняла мне значение слова «гуань» — наблюдать. Надо научиться так наблюдать, говорила она, чтобы за внешними формами видеть внутренний, потаенный смысл вещей.
К Воротам зенита мне приказано было явиться перед рассветом. Свои последние, взятые в долг таэли мать потратила на то, чтобы нанять для меня паланкин. Он был обит голубым шелком. Более простые носилки мать наняла для себя, сестрицы Ронг и брата Гуй Сяна. Все они собирались проводить меня до самых ворот. Носильщики должны были явиться к нашему дому раньше, чем первый раз пропоет петух. Я не стала возражать против таких значительных трат. Я понимала, что мать хочет отправить меня пристойным образом.
В три утра она разбудила меня. Слабая надежда на то, что я вот-вот могу стать императрицей, придавала ей сил и энергии. Нанося белила на мое лицо, она старалась сдерживать слезы. Я тоже сидела, не открывая глаз. Я знала, что стоит мне их открыть, и сила духа меня покинет: слезы потекут ручьем и испортят весь макияж.
К моменту пробуждения Гуй Сяна и Ронг я была уже облачена в прекрасное платье Большой Сестрицы Фэнн. Мать завязывала последние шнурки. Все вместе мы поели на завтрак каши. Ронг дала мне два каштана, припасенные еще с прошлого года, и велела их съесть на счастье. Я не стала с ней спорить.
Вскоре прибыли носильщики. Ронг помогала мне поддерживать подол платья, пока носильщики сажали меня в паланкин. Гуй Сян был одет в парадный отцовский халат. Я сказала ему, что он выглядит как настоящий представитель знамени, разве что пуговицы ему еще надо поучиться застегивать правильно.
К Воротам зенита постепенно собирались девушки в сопровождении своих семейств. Я сидела внутри паланкина, и мне было холодно. У меня даже немели пальцы на руках и ногах. На фоне розоватого предрассветного неба ворота выглядели устрашающе Их створки были украшены девяносто девятью чашеобразными медными заклепками, которые напоминали рассыпанных по поверхности черепашек. Они прикрывали собой внушительных размеров болты, скрепляющие воедино эту сложную деревянную конструкцию. Носильщики рассказали моей матери, что ворота имеют такую же толщину, как и стены, и что они были построены в 1420 году из самого твердого дерева. Над воротами красовалась каменная башенка.
Наконец рассвело. Из ворот вышла группа императорских стражников. За ними следовали евнухи в красивых одеждах. Один из евнухов вытащил из складок одежды книгу и начал тонким голосом выкрикивать имена. Это был средних лет человек с обезьяньими чертами лица. Между его носом и верхней губой пролегало широкое пространство, лоб был сильно покатым. Произнося наши имена, он словно выпевал гласные звуки, причем последняя нота длилась не менее трех ударов сердца. Носильщик сказал, что это главный евнух императорского двора и что его зовут Сым.
После того, как произносилось чье-то имя, другие евнухи вручали семье названной девушки сверток с серебряными монетами.
— Пять сотен таэлей от Его Величества императора! — провозглашал каждый раз главный евнух.
Когда выкрикнули мое имя, мать вздрогнула
— Пора, — сказала она мне. — Не споткнись, Орхидея.
Я медленно вылезла из паланкина Мать едва не на лету поймала адресованный ей сверток. Стражники проводили ее обратно к носилкам и велели возвращаться домой.
— Считай, что в морской пучине страданий ты встретила корабль милосердия! — выкрикнула мне напоследок мать. — Да хранит тебя дух твоего отца!
От волнения я кусала губы, но в то же время чувствовала себя уже счастливой, потому что пятьсот таэлей помогут моей семье выжить.
— Заботьтесь о матери! — сказала я на прощание брату и сестре.
В ответ Ронг поднесла к глазам платок. Гуй Сян стоял, как столб.
— Подожди, Орхидея! Подожди хоть немного!
Я глубоко вздохнула и повернулась к розовым воротам. Когда я вступала в Запретный город, солнце как раз вышло из-за туч.
— Дорогу императорским избранницам! — выпевал в это время главный евнух.
Стража выстроилась по обе стороны, образуя для нас проход.
Я в последний раз оглянулась назад. Толпа родственников все еще не расходилась. Ронг комкала в руках носовой платок, Гуй Сян поднял над головой сверток с монетами. Мать нигде не было видно. Она, очевидно, спряталась в паланкине и там плакала.
— Прощайте! — прошептала я, когда Ворота зенита захлопнулись за нами.
Если бы не голос главного евнуха, который продолжал отдавать нам приказания и командовал, куда поворачивать — направо или налево, то я бы подумала, что попала в сказку.
Мы шли, и на нашем пути то тут, то там появлялись волшебной красоты здания. Все они были огромных размеров и восхитительно украшены. Их полированные желтые крыши сверкали в лучах восходящего солнца. Дорожки под ногами были устланы плитами из резного мрамора Но когда я увидела Дворец высшей гармонии, то поняла, что все остальные здания не идут с ним ни в какое сравнение.
Мы проходили сквозь многочисленные причудливые ворота, миновали обширные дворы, коридоры, где каждый угол и каждая балка были украшены резной скульптурой.
— Мы идем обходным путем, которым ходят слуги и дворцовые чиновники, — попутно объяснял нам главный евнух Сым. — Главным входом пользуется только Его Величество.
Мы продолжали свой марш по пустым паркам мимо многочисленных дворцовых построек. Здесь некому было любоваться нашими роскошными нарядами. Однако я вспомнила слова Большой Сестрицы Фэнн:
