– А я тебе говорю, что это неважно, – спорит он с Пашкой, – да, у него всегда есть проблемы с аргументацией, зато он своими вопросами наглыми мертвого разбудит.
– Послушай, он прошлый раз на прессухе по делу Зайцева говорил так, будто сам был очевидцем операции, надо же берега видеть все-таки, – отвечает Паша.
– Хорошая мысль, кстати, – Генка оборачивается ко мне. – Антон, а очевидцы планируются какие-то? Психи, юродивые, простые аферисты?
– Нам бы не помешало, – соглашаюсь я, – может, с Горчаковой поговорить?
Все дружно разражаются хохотом. Вдруг Вадим подбегает вплотную к телевизору и кричит:
– Смотрите, смотрите. Сон в руку!
– Чего такое? – непонимающе говорит Женя.
– Нашу ебанутую показывают! Антон, включи звук, тут Горчакова.
Он отходит от телевизора, открывая нам обзор. В углу экрана фотография Горчаковой. Я включаю звук:
«Вчера, около двенадцати часов ночи,
– говорит диктор, —
в Москве было совершено нападение на известную правозащитницу Марину Горчакову. По словам пострадавшей, как только она вошла в собственный подъезд, двое неизвестных напали на нее и начали избивать. Горчаковой удалось вырваться и почти добежать до двери своей квартиры, на пороге которой ей был нанесен удар острым металлическим предметом, после чего пострадавшая потеряла сознание. Соседи оперативно вызвали милицию и «скорую помощь», которая доставила Горчакову в больницу, где ей была сделана операция по извлечению металлического предмета из области мягких тканей. Предмет, которым было нанесено ранение, классифицирован оперативниками, как ледоруб. Сама пострадавшая связывает это нападение со своей профессиональной деятельностью в области защиты прав человека. Это уже второе нападение на Горчакову за последние полгода. Напомним, что…»
– Блядь! – Я выключаю телевизор и швыряю пульт на пол.
– Вот это номер. – Паша встает, потом опять садится, потом снова встает.
– Я говорил, не надо так с ней, – Женя опасливо косится на Вадима.
– Мы же говорили, что отпиздить не сильно, чего случилось-то? – Генка непонимающе смотрит на Вадима.
– Да… Вадим, тебе не кажется, что вы как-то… перестарались, что ли? – Я стараюсь быть как можно более спокойным, соображая, что произошло.
– Антон, это какое-то недоразумение… я… я просто не понимаю, что произошло. Это просто бред какой-то.
– Надо было с ней по-другому действовать, – говорит Генка.
– Как же? – злится Вадим.
– Ну… ну, например, травануть. Каким-нибудь редким ядом. Чтобы было запоминающимся. Она же славы хотела?
– Ядом Медичи, – грустно усмехаюсь я.
– Зачем Медичи… взять какой-то редкий радиоактивный металл… типа полония.
– Типа чего? – переспрашивает Вадим.
– Полоний.
– Ты чего, химик, что ли?
– Физик. Я МИФИ заканчивал.
– Ты записываешь, что ли? – спросил я, увидев, что Вадим достает ручку.
– Ага. Вдруг пригодится? Название смешное, – отвечает он, открывая блокнот, – не то что ледоруб.
– Ледоруб. В жопе. Действительно, бред, – констатирует Паша.
– Да это не бред, это похоже на сатирическую антиутопию. Вы представляете себе заголовки в Интернете через час? Я думаю, что самое мягкое, что мы получим, это «Ледоруб в заднице российской оппозиции». – Гена смотрит то на меня, то на Вадима.
– Остроумно, – замечаю я. – Это же Сашки Епифанова бойцы?
– Да, ты же мне сам рекомендовал через него вопрос решить, – оправдывается Вадим.
– Да помню я. – Выхватив телефон в полнейшем раздражении, я набираю Сашку. – Алло. Да. Привет. Спасибо. Ага. Ты скажи мне, ты новости смотрел? Про Горчакову нашу? Нет? Если коротко, то ей какие-то бойцы засадили в задницу ледорубом. Ага. Весело. Ты не знаешь, кто бы это мог быть и как бы их найти? Да что ты? Ты уж постарайся. Я очень надеюсь. Непременно. Все, пока.
Вадим ерзает на кресле и старается не смотреть на меня. Когда я заканчиваю разговор, он робким голосом интересуется:
– Вербицкому что говорить будем?
– А ты сам не знаешь? – ору я на него. – Скажи ему правду. Расскажи, как мы дружно придумали эту комбинацию, потому что Горчакова всех заебала. Как твои бойцы зачем-то пошли на дело с ледорубом и воткнули его ей в жопу.
– Антон, это вообще-то не мои бойцы. Еще раз – это бойцы Епифанова.
– Ух, ты! А чего же ты своих-то не нашел? Или ты можешь только промоутеров искать? Которые на вечерах для гражданской оппозиции норовят гостям блядей и кокс впарить?
Все притихли. Вадим молча смотрит на меня, дожидается, когда приступ истерики сойдет на нет, и говорит:
– Я своей вины не отрицаю. Я просто задал вопрос о том, какую версию мы излагаем Вербицкому. Мое предложение – наше участие в деле отрицать. Исходя из наших недавних успехов и грядущего проекта с метро, Вербицкого не следует сбивать с волны полного доверия. Поскольку дел у тебя много, я предлагаю нам всем тут договориться на предмет Горчаковой, и сам сейчас позвоню Вербицкому. Идет? Ребята, вы, надеюсь, понимаете, что проект с Горчаковой не наш?
Все молчат.
– Есть иные мнения? Женя, ты к этому проекту имеешь какое-то отношение?
– Нет, Вадим, что ты, – Женя испугался даже больше, чем во время обсуждения теракта, – конечно нет. Мало ли у нее врагов? Она же дура старая.
– Действительно, – кивает Пашка, – сама напросилась. Или, может, хулиганы какие?
– А может, ее сами они и отпиздили? Ну, чуваки из Комитета Третьего Срока? Она же много на них быковала? – предполагает Гена. – Как думаешь, Вадим?
– Интересная версия. Кстати сказать, она мне представляется наиболее логичной. Я думаю, что и Вербицкому эта версия понравится. Ну, раз все поняли, я предлагаю сделать перерыв небольшой. Нам с Антоном тут кое-какие детали обсудить нужно. Возвращайтесь все минут через десять, ок?
Я слушаю Вадима и не верю собственным ушам. Он сильно вырос за последнее время, этот парень. Из бывшего рекламщика, боящегося брать на себя ответственность, он превратился в информационщика с перспективами и хорошего менеджера. Никакой паники, все очень четко и по делу. Это и радовало и настораживало одновременно. Всегда чувствуешь себя несколько неуютно, понимая, что рядом растет кто- то, готовый заменить тебя. Не сейчас, но в обозримом будущем. Меня успокаивало то, что проект такой сложности, как метро, без меня все равно не реализуем. Я и сам, честно говоря, прилично нервничал, как все пройдет. Вадим закончил говорить, все покинули комнату, я выдержал паузу, подошел к нему, доверительно положил руку на плечо и сказал:
– Прости, старик, что-то меня понесло. Нервничаю сильно по поводу метро. Я с тобой согласен. Инструктируй ребят и звони Вербицкому.
– Да, конечно, Антон. Не переживай. Все будет хорошо. Горчакова это так… ерунда… не бери в голову.
В дверь постучали.
– Да, – обернулся я.
– Антон Геннадьевич, приехали два человека от Вербицкого, привезли посылку. Просят расписаться, – просунув голову в дверь, вещала моя секретарша, – вы их примите?
– Ага. Пусть заходят.
В кабинет входят два тяжелоатлета в черных костюмах. Оба здороваются, и тот, что повыше,
