— Причем тут я? Мой папа всегда говорит — это город жуликов и бездельников.
— Это от жары, — говорю я, — или оттого, что музыка плохая играет… или…
— Как это связано с музыкой?
— В смысле, твой папа прав. Как и всегда, впрочем. — Я заставляю себя подняться и поменять надоевший диск в проигрывателе. Рассматриваю свое отражение в затемненной поверхности музыкального центра. Определенно, пора делать тонировку волос. «Тш-ш-ш» — медленно выезжает компакт-диск, лишая мое отражение глаз и переносицы. — Точно. И морщины вокруг глаз надо бы убрать.
— Ой! — взвизгивает та, что сидит на диване, заставив меня резко обернуться.
— Я лак пролила. — Она застыла с растерянной улыбкой на лице, кисточкой от лака в левой руке и незажженной сигаретой в правой. — Блин… какая я неуклюжая!
— Да брось ты! — Я делаю попытку улыбнуться, внутренне радуясь тому, что кто-то еще, кроме меня, переживает из-за пятна красного лака, которое совершенно не идет кипенно-белой поверхности дивана
— Черт! — Она обводит глазами свои ноги. — Еще четыре ногтя осталось. Как же я теперь… Надо было в салон идти…
— Может, ацетоном попробовать? — без особого энтузиазма роняю я, глядя на пятно.
— Кого? Ногти, которые я уже намазала? — Она задумчиво смотрит на сигарету. — А потом в салон спуститься? Вариант. А то я еще час буду ходить с распорками между пальцев, как Хепберн в «Завтраке у Тиффани», правда?
— Правда. — Я грустно киваю и подношу ей зажигалку.
«Пора ее гнать отсюда к чертовой матери. Год — это слишком много, даже для меня».
— Спасибо! — Она затягивается.
— It was a very good year, — раскатисто заводит Фрэнк Синатра.
На противоположной стороне улицы дом, а рядом — обнесенная забором стройка очередного элитного монолита. Бытовки, бобины какие-то, пластиковые коробки, похожие на био-туалеты, башенный кран и два гастарбайтера, лениво бредущих к забору. У одного в руках унитаз, у второго — серый кейс. Оба предмета, весьма вероятно, украдены. Я смотрю в окно и задаю себе вопрос: какого черта было тратить двадцать пять тысяч долларов за метр жилья «премиум-класса» в «престижном районе Москвы», чтобы потом смотреть на гастарбайтеров, ворующих унитазы? «Точечные» застройщики города полагают, что у меня не подключен «Дискавери», и мне реально необходимо наблюдать за жизнью отсталых народов мира, или что? Или это такое неброское ежедневное напоминание о том мелком воровстве, с которого все когда-то начинали?
Но я не воровал унитазы на стройках! Я закончил английскую спецшколу и приличный вуз. И когда я его заканчивал, в городе гастарбайтеров не было. Даже слова такого в общеупотребительном лексиконе не существовало! Это вы, суки такие, притащили сюда таджиков, хохлов и молдаван! Вы ввели в употребление это мерзкое лающее слово! Вы понастроили эти гребаные дома, придумали продавать в них метры по несусветным ценам, чтобы жители «элитных» пентхаусов смотрели потом на все это безобразие и думали, когда лучше свалить в Лондон — завтра или следующим рейсом? Но я-то купил эту квартиру, потому что вырос в соседнем доме, который вы успели снести, а не потому, что «добился всего этого сам». И теперь вы все приезжаете и приезжаете в Москву, а мы все бежим и бежим из нее…
Я дотронулся кончиками пальцев до лба. Сделал два шага, дернул ящик кухонного шкафа, достал упаковку ксанакса, открыл холодильник, достал бутылку «Перье». Проглотил таблетку, судорожно запил. Существо сидело на диване, отодвинув в сторону ногти на ногах и лак. Теперь ее, кажется, увлек один из альбомов галереи Тейт.
Нет, положительно надо улететь и подлечить нервы. Утренние проклятия неизвестным гадам — верный шаг к шизофрении. Надо быть… более отстраненным, что ли?
В кармане завибрировал айфон. Смотрю на экран.
— Да, Саслан, — отвечаю, стараясь говорить как можно спокойнее, — спасибо, хорошо.
Захожу в кабинет, закрываю за собой дверь. Два оборота ключа.
— А у тебя? Какая? Да ты что? И много? А зачем ты их в чемодан-то положил? Что значит «жэст»? А, понятно. И что было потом? Как? Так просто взял и исчез? С курьером? А курьер откуда? Ясно. Нет, думаю, не стоит. Нет, Саслан, я уверен, что не стоит. Конечно, можешь перестрелять всю курьерскую службу, я в тебя верю, какие у меня сомнения? Ты слишком серьезно к себе… то есть к ним относишься. Пидорасы полные, кто бы спорил. Конченые, я бы сказал. Но если ты их всех перестреляешь, мы никогда не поймем, кто конкретно отвинтил у нас кейс. Потому что. Потому что, ну… это очень правильно, убивать людей, которые тебя обманули, Саслан, я тебя понимаю. Но с трупами всегда есть одна проблема… они потом не могут говорить, понимаешь, Саслан? Пока не знаю. Я тебя услышал. Я тебя услышал очень хорошо, Саслан! Мне нужно подумать. Я буду через полчаса. Обсудим, слышишь?
MENTOS! THE FRESHMAKER!
Ездим по району, стрижем капусту.
Летом народу полно, зимой не густо,
План поимки преступников всегда выполняем:
Если кого не досчитаемся, прохожими добираем.
— Слышь? Стоять! Э, а ну стоять! — окрикнули сзади. — Слышь?!
Вася и Фархад синхронно начали разворачиваться. Фархад, увидев милицейскую машину, от страха исполнил еще один лишний оборот, сделавшись, со своим унитазом в руках, похожим на игрушечного деревянного медведя с барабаном, вращающегося вокруг своей оси.
— Чё, оглохли? Стоять, я сказал! — крикнул практически по пояс высунувшийся из окна машины старшина.
— Та-а-ак. И кто мы такие? — Из второй дверцы на землю уже вальяжно ступал лейтенант. Он оправил китель, слегка сдвинул назад фуражку, несколько раз надул щеки, сделал глубокий выдох. — Регистрация есть?
При слове «регистрация» Фархад бросился бежать.
«Пиздец, приплыли», — подумал Вася и зачем-то поставил кейс на землю.
— Стрелять буду! — выпучив глаза, заорал выпрыгнувший из машины старшина и нервно захлопал себя по бокам. Поняв, что стрелять, собственно, не из чего, выругался, нырнул обратно в салон, достал кобуру, снова выругался, снова нырнул и показался уже в фуражке. — Стой, урод! Стреляю в воздух!
Старшина бросился за Фархадом, тот добежал до угла, споткнулся, уронил унитаз и ничком упал на асфальт, закрыв голову руками, как это следует делать при бомбардировке.
— Я не терарыст, я не терарыст! — заплакал Фархад, когда подскочивший старшина принялся выкручивать ему руки.
«Теперь точно терроризм пришьют». Вася уныло посмотрел на блеснувшие на поясе лейтенанта наручники.
— Регистрация есть? — прищурился лейтенант.
— Есть… то есть нет. — Вася вспомнил про отобранный Трифоновым паспорт. — То есть была…
— Понятно. — Лейтенант остановился в метре от Васи. — Чего в чемодане?
— Инструменты, — неуверенно ответил Василий.
— Понятно.
— Со стройки мы. Работаем там, — махнул Вася рукой в сторону забора.
