Тономура под благовидным предлогом зашел в мастерскую. Спустившись по лестнице, он увидел Нитту, занятого изготовлением 'логова зверя', и первое, что ему бросилось в глаза, — купюра в тысячу иен. К тому же, в углу он заметил печатный станок. Все было ясно: перед ним конкурент или подсадная утка. Выполняя приказ босса, его следовало немедленно убрать. Предположим, Тономура на всякий случай спросил: 'А что означает эта купюра в тысячу иен?' Как мог объяснить это художник? Скорее всего, он молча продолжал работать у своего волшебного фонаря. Убийца решил, что медлить опасно. 'У вас, должно быть, от такой работы пересохло в горле. Я как раз купил по дороге бутылочку соку. Не желаете ли выпить?' — предложил он. 'С удовольствием, — отвечал художник. — Это очень кстати.' Он взял протянутую ему чашку, выпил и сразу же упал на свой волшебный фонарь, у которого работал. Убийца отнес бутылку и чашку на столик, а на всякий случай, чтобы окончательно замести следы, прихватил бумажник Нитты… Все это лишь мое предположение, но, думаю, оно не плод фантазии.
— Господин Косигэта, ваша версия кажется мне правдоподобной. Даже слишком, а именно это вызывает у меня некоторые сомнения. Во-первых, то, что в бутылку с соком был заранее подмешан яд. Неужели убийца оказался столь предусмотрительным? И потом: достаточно ему было увидеть тысячеиеновую купюру, как он мгновенно принял решение уничтожить Нитту. Все это мне кажется натяжкой.
— Вы считаете это невероятным? — Косигэта удивленно поглядел на Хамото. — Именно от вас я такого не ожидал. Ведь не кто иной, как вы сделали столь невероятное открытие с визитными карточками, оставленными Ниттой на могилах. Не кто иной, как вы, решились разматывать эту ниточку, хотя никаких реальных оснований для этого не было. Благодаря вашим смелым предположениям выплыло имя Хаямы — босса преступной шайки. Это вы заставили меня вспомнить о Хаяме, который проходил по делу 'Сэн-дайской группы'. Почему же теперь вы лишаете меня права строить смелые предположения?.. Фальшивомонетчики — сообщники Хаямы. Они обманули сторожа, сказав, что заупокойную службу совершили в доме покойного, а на самом деле собрались на кладбище лишь для того, чтобы поделить фальшивые купюры, использовав, как ширму, посещение могилы. И если они какие-то свертки передавали друг другу, это навряд ли могло вызвать подозрение у посторонних посетителей. Так что место они выбрали очень удачно.
— Господин Косигэта, а где же они изготовили эти купюры?
— Не знаю. Может быть, на принадлежащей Хаяме фабрике металлоизделий в Кавагути. Но бывают случаи, когда этим занимаются дома. В конце концов, надеюсь, мы это выясним. Они ведь основательно наследили. Прочитав сообщение в газете об отпечатках пальцев на бутылке с соком и об изготовлении фоторобота на основании показаний Мидори, они струсили и, опасаясь разоблачения, совершили второе убийство. На этот раз их жертвой стал Тоному-ра — убийца Нитты.
По-видимому, ход рассуждений инспектора убедил Хамото, хотя полностью в его версию он еще не поверил.
— Знаете ли, господин Хамото, — продолжал инспектор, — в последнее время негодяи рзгдятся в маски добропорядочных граждан, занимаются легальной общественной деятельностью на постах сотрудников акционерных обществ или управляющих предприятий. 'Ворует вор' — это было в прошлом, а теперь занимаются воровством люди, которые скрываются под личиной депутатов парламента, темными делишками заправляют благородные господа. Поэтому я не удивлюсь, если на фабрике металлоизделий, принадлежащей Хаяме, изготовляют и фальшивые деньги.
— Но это ведь настоящее преступление, если ваше предположение верно, — воскликнул Хамото, утирая со лба обильно выступивший пот.
Итак, пожарный, дежуривший на каланче в Итикаве, видел четверых мужчин — в том числе двоих в белых куртках, тащивших большой мешок из-под муки. Причем было выдвинуто предположение, что в этом мешке находился труп Тономуры. Выяснением личности этих подозрительных мужчин занялся молодой, но вдумчивый не по годам детектив Сакатани, отличавшийся особой интуицией, когда дело касалось сыска.
Сакатани начал с опроса местного населения в районе плотины на реке Эдогава, моста Итикава и парка Сатоми. Но дни шли за днями, а никаких новых сведений он не раздобыл.
Но Сакатани был человеком упрямым и никогда не успокаивался до тех пор, пока полностью не убеждался в правильности или необоснованности выдвинутой версии. Порой его упрямство переходило всякие границы, и тогда он становился объектом насмешек со стороны сослуживцев. Так было и на этот раз.
Сотрудники полицейского отделения, подтрунивая над ним, говорили:
— Послушай, это только в детективных романах запихивают труп в мешок. В действительности же этот способ устарел. Труп оставляет следы крови, а когда одеревенеет, попробуй-ка запихнуть его в мешок — ноги ему переломаешь, а ведь когда делали вскрытие, никаких переломов не обнаружили.
На это Сакатани с серьезным видом отвечал:
— Но ведь то место в парке Сатоми не вытоптано, там не осталось никаких следов борьбы. Значит, туда привезли уже труп, а все подстроили так, будто расправились с Тоно-мурой на месте. Возникает вопрос: откуда доставили труп? Единственная ниточка, которую я сейчас разматываю, ведет к мужчинам, одетым в белые куртки рабочих пекарни. Другой нет. Поэтому, если я прекращу это расследование, все развалится.
В конце концов, сослуживцы умолкали, не в силах противостоять завидному рвению Сакатани. Им ничего не оставалось, как провожать его ироническими взглядами: мол, все это хорошо, но попробуй на деле доказать справедливость твоей версии. И Сакатани решил доказать, чего бы это ему ни стоило — хоть из самолюбия, хоть ради того, чтобы утереть нос насмешникам.
Его прежде всего интересовал вопрос: все ли работники хлебозавода Ямасина отправились в тот день на пикник? Как удалось четверым мужчинам заранее узнать о пикнике с тем, чтобы воспользоваться столь удачным стечением обстоятельств? Подходящим оказалось и избранное ими место, где они смогли спокойно дождаться темноты, — плотина на реке Эдогава в эту пору была безлюдна, а верхняя часть плотины просматривалась лишь с заднего двора хлебозавода, где по случаю пикника никого не было. Да и редкие прохожие не находили ничего подозрительного в том, что люди в куртках рабочих пекарни стояли рядом с мешком. Ведь недалеко пекарня.
Сакатани задался целью проверить: кто из сотрудников хлебозавода в тот день не поехал на пикник и по каким причинам? Это было сложно, утомительно и требовало много времени.
Невдалеке от станции Хонхатиман, следующей после Итикавы, проходит оживленная улица со множеством магазинов и кинотеатров. Там расположен продовольственный магазин Ясунака, который, судя по витрине, торгует не только продовольственными товарами, но также хлебом и сладостями.
Однажды после полудня туда заглянул Сакатани. Поводом послужила реклама хлебозавода Ямасина — того самого, который находился близ плотины через реку Эдогава. По-видимому, жители этого района привыкли к рекламе хлебозавода с тех пор, как, помимо риса, хлеб вошел в их повседневный рацион. Хлебозавод процветал, и в последнее время его продукция появилась не только в продовольственных магазинах, но даже в аптеках, которые выделили для этого отдельные прилавки.
В голове Сакатани неожиданно мелькнула мысль: почему он до сих пор ограничивал свое расследование районом, прилегающим к реке Эдогава? Что до пикника, устроенного для заводских служащих, то кое-какие подробности могли быть известны и продавщицам хлебных лавок, получающих товар непосредственно с завода. Придя к этой мысли, Сакатанис ужасом понял, насколько расширяются масштабы его расследования. Ведь обойти все эти лавки просто не представлялось возможным. Тем не менее свойственные его характеру настойчивость и упорство не позволяли ему отказаться от этой работы. Продовольственный магазин Ясунака был первым, куда он зашел.
— Не скажете ли, когда в последний раз хлебозавод Ямасина устроил для своих служащий день отдыха? — обратился он к молоденькой продавщице.
— Четвертого числа. Они вообще не работают каждый первый понедельник месяца, — ответила она, с недоумением глядя в лицо Сакатани, с которого градом катил пот.
— А в этот день завозят хлеб в ваш магазин?
— Только утром. А ночью привозят еще раз на следующий день.
— Значит, если четвертого числа хлебозавод не работал, то хлеб на этот день завезли третьего ночью, а остатки — четвертого утром. Скажи, а ты знаешь, кто из водителей доставляет хлеб в ваш
