оторвалась, когда до транспорта оставалось четыреста метров. Пенящийся след потянулся к цели. За ним — еще два…
Облегченные самолеты выходили из атаки прямо по боевому курсу, перескакивая через корабли. Воздушные стрелки били из пулеметов по палубам, усеянным стреляющими и мечущимися гитлеровцами…
Одна из торпед разворотила корму транспорта, он обволокся дымом, потерял ход, накренился на левый борт. На вторую налетел тральщик. От взрыва он разломился надвое и моментально затонул.
Экипажи вырвались из огненного ада. Три машины окружили подбитый самолет Киценко, тот скользил над самыми волнами. Сверху наседали два «Гамбурга», но меткий огонь двенадцати пулеметов быстро охладил их пыл и заставил ретироваться обратно к расстроенному конвою.
Киценко вел самолет буквально на последнем дыхании. То проваливался до двух — трех метров над водой, то наскребывал метров пятнадцать — двадцать. У сопровождавших его друзей то и дело терялась надежда на его спасение. Но вот показался берег. Из последних сил Иван «забрался» на него, дотянул до Евпатории и с ходу сел в поле, в районе озера Майнакское. Тут выяснилась причина несброса торпеды: перебито управление ее отцепкой.
Три экипажа благополучно долетели до своего аэродрома. У самолета Ольхового прямым попаданием малокалиберного снаряда была пробита левая плоскость, остальные имели осколочные пробоины.
Пять бомбардировщиков 36-го полка, ведомые старшим лейтенантом Ильёй Волынкиным и его штурманом капитаном Яковом Ткаченко, через двадцать минут после удара торпедоносцев обнаружили и атаковали тот же конвой. Возле торпедированного большого транспорта по воде растекалось огромное масляное пятно. Корабли охранения подбирали людей с затонувшего тральщика. Стокилограммовые фугасные бомбы, сброшенные группой Волынкина, разорвались вблизи подбитого транспорта и двух других. Прямых попаданий не было: с кораблей охранения велся сильный зенитный огонь.
В дивизии было решено добить лишившийся хода транспорт. Пять бомбардировщиков от нашего полка и пять от тридцать шестого приготовились к взлету. Группу «илов» ведет наш комэск Иван Устинович Чупров, с ним комэск-три майор Александр Николаевич Дарьин, замкомэск старший лейтенант Андрей Георгиевич Алфимов, командир звена капитан Александр Гурьевич Пресич и я, тоже командир звена. В последний момент обнаружилась неисправность в машине Чупрова, ведущим назначили Дарьина.
В пятнадцать пятьдесят четверка поднялась в воздух, собралась над аэродромом. Мое место в правом пеленге, за ведущим. При отходе от аэродрома Должиков доложил:
— Командир, нам приказано выйти вперед и возглавить группу.
— Проверь повторным запросом.
Должиков подтвердил.
Приказ есть приказ. Увеличиваю скорость, выхожу вперед. Ко мне пристраиваются Дарьин, Алфимов и Пресич. Вся ответственность за выполнение задачи ложится на наш экипаж. Впрочем, все летчики на подбор, видимость прекрасная, остальное, как говорится, дело техники.
По расчету времени — район цели. Прилуцкий лежит на полу кабины, ждет, когда корабли появятся в поле зрения.
— Цель вижу! С ходу будем бомбить, командир?
— Только с ходу!
Вот они. Поврежденный дымящийся транспорт буксируется эскадренным миноносцем. Рядом транспорт водоизмещением три тысячи тонн, впереди еще один, поменьше, в охранении двух сторожевых катеров.
Наше появление оказалось неожиданным. Зенитки открыли огонь с запозданием, когда вся группа уже легла на боевой курс, но быстро пристрелялись. Идем через сплошное поле черных разрывов, метель трасс.
Прилуцкий чуть довернул и сбросил бомбы. Самолет облегченно «вспух». Одновременно отцепили груз штурманы Константин Григорьев, Владимир Незабудкин, Прокопий Устюжанин. Более сорока двухсотпятидесятикилограммовых и стокилограммовых бомб разорвались непосредственно у бортов транспортов. Средний, в три тысячи тонн, загорелся. Большой, на буксире, сильно накренился. Фотографируем результат.
— Нас догоняют четыре 'Ме-сто десять'! — докладывает Должиков.
— Внизу слева! Идут с набором, — уточняет Жуковец. Оборачиваюсь, вижу: идут на форсаже, оставляя за собой струи черного дыма.
— Оповестить группу! Приготовиться к бою! Маневрировать буду по вашим командам, — напоминаю стрелкам. — Все время сообщайте, где «мессеры»!
— Есть!
На высоте двух тысяч энергично разворачиваюсь к крымскому берегу. Левый ведомый Алфимов на вираже отстает метров на триста. Уменьшаю скорость, чтобы он смог нас догнать: ясно, что бой будет тяжелым, надо непременно держать строй.
— 'Мессеры' снизу справа, идут на догоне в атаку…
— Короткими очередями!
От фюзеляжей ведомых тоже прочерчиваются трассы.
— 'Мессеры' открыли огонь!
Круто отворачиваю вправо, пучки огненных пунктиров остаются в стороне. Самолет то и дело вздрагивает от очередей пулеметов. Алфимов еще не пристроился, держится метрах в ста слева сзади.
— Падает, падает гад! — ликующий крик Жуковца.
— Командир, сбили 'мессера'! — подтверждает и Должиков.
— Во! Врезался в воду, ура!
— Не расслабляться!
'Мессершмитты' с крутым разворотом взмывают вверх, чтобы зайти со стороны солнца. По всему видно: опытный враг, упорный.
— Слева сверху… Идут в атаку!
— Пятьсот, четыреста, триста… — отсчитывает дистанции Должиков.
Рокочут четыре крупнокалиберных пулемета башенных стрелков. Им вторят люковые.
Каким-то чутьем отворачиваю влево. Перед носом машины проносится сноп огня. Ложусь на крыло, снижаюсь. Ведомые — как на привязи.
— Саша, смотри! — кричит Должиков. Ведущий «мессершмитт» на момент зависает почти рядом. Стрелки трех машин упирают в него свои трассы. Фашист, задымив, по наклонной прямой устремляется вниз.
— Есть! Второй!
— Следить за остальными!
Оставшаяся пара фашистов не отказалась от боя.
Третья атака последовала сверху сзади с превышения в сто метров. Маневрируем со снижением. С дистанции двести метров гитлеровцы открывают огонь. Одна из очередей срезает руль поворота у машины Алфимова. С не полностью выпущенным шасси он тянет к берегу… Четвертая атака — сверху справа. Беспрерывно маневрирую, снижаясь к воде, стараясь ставить машину в положение, удобное стрелкам. Те дают интенсивный отпор. Ме-110 отстают, некоторое время преследуют группу на удалении, стреляя из пушек. Затем уходят на юг.
Оглядываю наш «клин». Удивительно цепко держались за мной Дарьин и Пресич. Будто заранее угадывали каждый маневр. С такими ведомыми можно с истребителями драться на равных. Что там на равных, ведь мы одержали победу! Еще и какую…
Быстро догоняем подбитую нашу машину. Она дымится, в любую минуту может взорваться в воздухе. Над Евпаторией приказываю Алфимову садиться на аэродром. Но он продолжает тянуться в хвосте группы…
В районе Джанкоя самолет Алфимова загорелся. Летчик произвел посадку в поле с невыпущенным шасси…
Вот как потом рассказал обо всем воздушный стрелок Николай Бухатченко.
— Я как раз собирался сфотографировать разрывы наших бомб, когда, оглянувшись, увидел, что
